Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Первый-же осмотр завода привел меня и моих помощников в очень печальное настроение. Общее впечатление было таково, что завод строился на показ, чтобы втереть очки, кому надо, и оправдать полученный аванс. Этот завод, если бы и был закончен, все равно не был бы в состоянии давать какую-либо продукцию. Можно было с уверенностью сказать, что за такую постройку завода, в особенности в военное время, руководители этой компании были бы отданы под суд и понесли бы суровую кару. Мне не пришлось побывать самому на этом заводе во время войны, а так как начальник 2-го отдела Комитета ген. Крылов докладывал мне, что постройка завода идет нормально, то я и не посылал доверенного лица для обследования этого дела. Чтобы не быть голословным, я укажу только на некоторые из замеченными нами упущений, которые могут дать доказательство, почему завод не мог давать какую-либо продукцию. Беглый подсчет количества энергии, которое могла давать силовая станция, показало, что ее недостаточно для обслуживания всех мастерских завода. Здания, — большей частью деревянные, — были выстроены без фундаментов: вместо последнего были положены деревянные лежни. Главная мастерская, где должно было производиться сжижение хлора посредством Баденских насосов, была построена и оборудована ниже всякой критики: постройка была деревянная, из плохого леса и без фундамента, без вентиляции, а силовая передача была так устроена, что если бы ее привели в действие, то она раскачала бы это негодное здание и вся мастерская рухнула бы. Само получение хлора электролитическим путем, выписанное из Швеции, представляло также очень сложную операцию, мало применяемую в промышленности и крайне не экономическую. Я думаю, что и сказанного достаточно, чтобы понять возмущение, которое я с моими помощниками испытали, когда осмотрели этот завод. Но приказания начальства надо было исполнить и сделать все возможное, чтобы оценить это промышленное предприятие насколько возможно дороже. Штольценберг с своим помощником тоже целые дни, независимо от нас высчитывали стоимость завода. Большую роль в оценке предприятия сыграла стоимость громадной площади земли, которая принадлежала заводу.

По приезде в Москву мы подали подробный рапорт в Военно-Техническое Управление, приложив к нему нашу оценку завода и финансовый расчет стоимости предприятия. Сумма была внушительная , — не помню точно, но около шести миллионов. Позднее мы узнали, что оценка сделанная Штоль-ценбергом была значительно ниже нашей, но насколько, я не могу припомнить.

После приезда из Самары, на первом-же заседании Президиума, Богданов спросил меня, как я нашел завод его любимца Шейна. Я откровенно высказал ему свое мнение, а когда после этого я встретил в том же заседании Шейна, то на его вопрос о моем мнении относительно того-же завода, я ему ответил: «не спрашивайте, а то я начну ругаться, как сапожник».

После нашей поездки в Самару, между немецкими и нашими делегатами начались очень длинные переговоры относительно условий совместной работы по приведению в порядок Самарского завода и по организации производства на нем иприта и фосгена. В этих дискуссиях я принимал участие лишь постольку, поскольку дело касалось технических вопросов. Вызванный к известному часу в кабинет Розенгольца в Авиационном Управлении, я нередко должен был просиживать часы в приемной, пока он не закончит секретные обсуждения политических и экономических вопросов с немецкими делегатами. В одно из таких посещений я сделал предложение раньше, чем заключать с немцами окончательный контракт, освидетельствовать в Германии завод Штольценберга и узнать, в каком положении находится у него производство иприта и фосгена. «Может быть, мы покупаем кота в мешке», — сказал я, так как никто не знает, каким техническим багажем владеет немецкий подрядчик Штольценберг. После обсуждения, было решено немедленно же командировать меня в Германию и в самом начале октября 1923 года я выехал в Берлин, где уже находился Штольценберг. Для присмотра за мною был командирован один коммунист (насколько я помню*, его фамилия была Подольский). Это был совершенно молодой человек, не имевший никакого отношения ни к химии, ни к технике ядовитых газов; ко мне он был прикомандирован в награду за хорошее поведение в партии и хорошую учебу. Я ровно ничего не имел против такого товарища, тем более, что он оказался покладистым и вежливым человеком, а для меня было спокойнее, так как часть ответственности за виденное ложилась на него.

В день приезда в Берлин я был вызван по телефону Штольценбергом, и он устроил мне свидание в доме его бывшей (разведенной) жены, как он об’яснил мне, — для более спокойного разговора в нейтральном месте. Здесь мы условились о времени поездки в Гамбург для осмотра его завода. Как только прилетел Подольский (он не мог выехать одновременно со мною), мы отправились в Гамбург. Штольценберг сначала повез нас на своем автомобиле на военный полигон, оборудованный во время войны военным ведомством для производства опытов с удушающими средствами и для наполнения ими снарядов. Этот полигон, названия которого я не помню, находился часах в двух-трех езды от Гамбурга и занимал громадную площадь, со всех сторон окруженную лесами. Штольценберг взял подряд уничтожить, согласно Версальского договора, все снаряды, начиненные ядовитыми газами. Он нам показал, как он производит эту операцию!. Насколько мы могли судить, операция была поставлена вполне рационально. Недалеко от полигона находилась лаборатория, оборудованная самим Штольценбергом, для различных исследований ядовитых газов, а также для изучения методов их изготовления. В этой лаборатории мы увидели способ получения иприта в маленьком масштабе, ничем не отличающийся от указанного в литературе, опыты изготовления активированного угля и др. В не очень обширной лаборатории работало несколько докторов и лаборантов. На следующий день мы отправились на завод, находившийся в окрестностях Гамбурга. Все постройки были новые, что свидетельствовало, что завод недавно начал свое существование. Мы увидали изготовление хлора, фосгена и хлористого алюминия, и нам было указано, что в очень скором времени будет построена малая установка иприта. Таким образом мы не могли судить, имеет ли Штольценберг надлежащий опыт по изготовлению иприта, хотя он уверял нас, что это производство ему было хорошо знакомо во время войны. Видеть производство и ознакомиться с ним даже детально, еще не значит уметь вести его самому, так как повторение чужого опыта не всегда дает те результаты, которые были получены самим производителем. После осмотра завода Штольценберг пригласил меня и Подольского на обед в наилучшем ресторане, и хотя мы сильно отказывались, но все-таки пришлось исполнить его просьбу. На обед приехала супруга Штольценберга (его вторая жена), оказавшаяся сестрою известного Бергиуса, использовавшего целиком мой метод высоких давлений для получения жидкого топлива из углей и смол. Мадам Штольценберг была матерью пяти детей и обладала довольно красивым лицом, но ее сильно портила непомерная толщина. Она была в курсе всех дел своего супруга и во время обеда не переставала болтать на всевозможные темы.

В это время в Гамбурге уже начались беспорядки, и каждый день можно было ожидать выступления коммунистов, а потому, покончив собирание всех необходимых сведений, мы поспешили обратно в Берлин, который тоже переживал тяжелые дни: циркулировали слухи, что после начала восстания в Гамбурге, будет об’явлена железнодорожная забастовка и повсюду начнется восстание коммунистов; ощущался большой недостаток в масле, белом хлебе, молоке, яйцах; у лавок стояли хвосты; инфляция достигла громадных размеров и за золотую марку давали биллионы бумажных, причем курс последних падал ежечасно. В магазинах расценка товаров происходила по несколько раз в день. Жизнь на иностранную валюту стоила гроши, и нахлынувшие спекулянты за бесценок скупали дома. Некоторые иностранцы, в том числе и русские, приобрели таким путем по несколько домов и стали миллионерами. При таких обстоятельствах не представляло никакого удовольствия оставаться даже лишний день в Берлине.