Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Доктор Нернст настолько заинтересовался этим вопросом, что просил меня зайти к нему в Институт Физических Измерений (учреждение, подобное нашей Палате Мер и Весов) для обмена мнениями об этих интересных реакциях. Я, конечно, с большой охотой исполнил желание этого выдающегося ученого, который создал целую большую школу физико-химиков, и мы провели в беседе почти два часа. Но должен сказать по правде, что мне этот разговор не дал чего-либо существенного, чтобы помогало бы приблизиться к пониманию этой группы явлений. Все, что мне сказал Нернст, я знал из его прекрасной книги «Физическая химия» и из книг Оствальда относительно гипотезы об упругости растворения металлов. Через несколько лет мне пришлось снова беседовать на эту тему с Нернстом; об этом я скажу после.

Во время моего пребывания в Берлине, я очень часто виделся с двумя моими коллегами по Академии Наук, Алексеем Николаевичем Крыловым, физико-математиком, и Федором Ипполитовичем Щербатским, редким специалистом по санскритскому языку. Мы часто проводили вечера в очень интересных беседах. А. Н. Крылов был в продолжительной командировке по заказу нефтеналивных судов, причем А. Н., как специалист по судостроению, разработал свой проект конструкции подобного типа судов. А. Н. отличался большим остроумием и метко подмечал все слабости человеческой личности. Он обладал сильным характером и не стеснялся в выражениях, если было надо выругать кого-либо за совершенное им некрасивое деяние. В особенности он не любил непременного секретаря Академии С. Ф. Ольденбурга. В письме к одному академику он писал: «Во время Ломоносова в Академии был Шумахер, а теперь у нас шахер-махер». Когда ему, спустя некоторое время, после смерти В. А. Стеклова, предлагали занять пост вице-президента Академии, то он не только наотрез отказался, но написал такое письмо непременному секретарю, что последний, долгое время не мог успокоиться. С. Ф. Ольденбург с большим возмущением прочитал его мне и долгое время не мог забыть его содержания; это письмо было бы очень полезно сохранить для истории.

Что касается другого моего коллеги, Ф. Ип., то он представлял по характеру его отношений с людьми совершенную противоположность. Это был высоко образовованный человек, совершенно европейского типа, великолепно владеющий иностранными языками. Его специальностью была культура Индии, в которой он не раз бывал, — за выдающиеся исследования в этой области он и был избран в члены Академии Наук. В Берлин он приехал из Лондона, где только что окончил чтение лекций в Британском Музее, куда был приглашен специально для этой цели с хорошей оплатой.

Я должен упомянуть здесь еще об одной встрече в Берлине, — с г. Теплиц, бывшим директором громадного содового завода в Донбассе (в Лисичанске). Этот завод принадлежал мировой фирме Сольвей и Ком., выработывавшей соду по аммиачному способу. Как ранее было указано, во время войны я привлек этот завод к работам по производству взрывчатых веществ и близко познакомился с г. Теплицом, который производил на меня впечатление очень делового и способного человека, умеющего управлять громадным предприятием. В то время в Берлине был еще один мой сотрудник по химическому комитету, Борис Петрович Сысоев, инженер-технолог, командированный заграницу для продажи соды от треста Донсода, во главе которого стоял Рухимович, игравший впоследствии большую роль в Президиуме ВСНХ. Инженеру Сысоеву было тоже поручено разузнать о возможности получения технической помощи от фирмы Сольвей. Перед моим вторым от’ездом заграницу, Рухимович и Сысоев были у меня в Президиуме, и мы вместе наметили дальнейший план развития содового производства и характер переговоров, который Сысоев должен вести с фирмой Сольвей. Б. П. Сысоев узнал, что директор Теплиц будет проездом в Берлине, и сообщил ему, что хочет увидаться с ним по делу, и прибавил, что я также нахожусь в Берлине. Тогда Теплиц (в то время он был директором всех содовых заводов в Польше) попросил Сысоева непременно устроить ему встречу со мною-.

Мы встретились в Отель Континенталь, за завтраком, и провели в дружеской и деловой беседе 2-3 часа. Он очень жалел, что ему пришлось покинуть свое детище в России, которую он очень любил; вспоминал нашу совместную работу, о которой у него сохранилось самое лучшее воспоминание, и сообщил, что он с’умел наладить содовое производство в Польше, где заводы работают отлично. В настоящее время он едет в Брюссель, в главное правление фирмы Сольвей, для обсуждения вопроса о дальнейшем расширении дела в Польше и, конечно, расскажет директорам о встрече со мной. Он сказал мне, что еще до окончания войны в главном правлении фирмы было решено, как только окончится война, пригласить меня в члены их правления. Несомненно, Теплиц дал соответствующую характеристику о моей технической и административной деятельности в качестве главного распорядителя химической промышленности во время войны.

Мне приходилось принимать участие в деятельности особого советского учреждения, именуемого «Международная Книга», которое должно было облегчать покупку иностранных книг и журналов, как отдельным ученым, так и высшим учебным заведениям. Это учреждение было, несомненно, весьма полезно, так как за неимением валюты не было возможности покупать книги заграницей. Благодаря же этой организации можно было приобретать заграничные книги, уплачивая в Москве, в магазине «Международной Книги», на Кузнецком мосту, стоимость книги в червонных рублях, по установленному курсу. Я был назначен членом в Контрольную! Комиссию, и в течении нескольких лет принимал участие в делах этого учреждения, пока оно не было переорганизовано на других началах. Хотя это и не отнимало у меня много времени, но я несколько раз порывался освободиться от этих обязанностей, но почему-то очень настаивали на том, чтобы я оставался в этой комиссии. Дела «Международной Книги» шли очень хорошо и она давала даже хорошую прибыль.

В эту командировку, благодаря моей встречи в Берлине с полпредом в Норвегии Суриц, мне удалось побывать в Норвегии. Он достал мне визу и обещал похлопотать о получении разрешения посетить некоторые заводы. В Норвегии мне хотелось осмотреть знаменитые заводы азотной кислоты, которая получалась из воздуха окислением азота в окислы под влиянием горящей вольтовой дуги, развивающей температуру выше 2000 град. Образующиеся окислы азота, в количестве около 2—4%, поглощаются водой и превращаются в азотную кислоту, которая при обработке ее щелочами, — напр., известью, — дает кальциевую соль азотной кислоты, которую можно употреблять, как удобрительное средство. Открытие этого способа добывания азотистых соединений из азота воздуха принадлежит Биркленду и Эйде; эти заводы уже до войны 1914 года получали таким образом в большом масштабе соли азотной кислоты и крепкую азотную кислоту. Когда я приехал в Христианию (теперь Осло) и явился в управление этих заводов, то получил решительный отказ на осмотр фабриканции селитры и азотной кислоты. Другая цель моей поездки в Норвегию заключалось в осмотре вновь выстроенного громадного Минералогического Института в Осло, директором которого состоял известный минералог Гольдшмидт. Знакомство с этим ученым и осмотр Института доставил мне громадное удовлетворение; в особенности интересно было ознакомление с современными методами рентгеновского анализа для изучения состава минералов и их структуры. Я сделал заметки о всем виденном и впоследствии доложил в Академии Наук о желательности покупки аппаратов для анализа рентгеновским методом, как минералов, так и вообще всех химических соединений. Гольдшмидт показал мне работы по использованию шпатов для извлечения из них калиевых соединений. Я был поражен, с какой настойчивостью- ведутся работы в этом направлении, раз это находит себе оправдание для целей улучшения урожаев в сельском хозяйстве страны.

Осмотр Минералогического Института в Осло вполне оправдал мою поездку в Норвегию и впоследствии, когда мне пришлось защищать в советских учреждениях необходимость создания и у нас солидного Минералогического Института, то я ссылался на пример маленькой Норвегии, которая не пожалела средств на создание великолепного Института для исследования своих минеральных богатств.