Повесть о ясном Стахоре

А царевича сховали, родные дядьки на Литву увезли. Не схотели род Иоанов пресечь, о чем в далеком Риме было загадано. Но о сем умолчим. Царевич ли, сирота ли кровь свою на злодейские руки излил, упокой господи душу его! Аминь".

В тот день Савва чинил перильца на звоннице княжеской церкви, а Стахор стоял возле крыльца и смотрел, как царевич играет в орехи с сиротой, сыном покойного священника из дальнего прихода. Невесть откуда появились какие-то незнакомые люди и ножи вынули.

Стахор крикнул:

- Тата! Тата, царевича убивают!

Чернобородый злодей бросился на Стахора, за горло схватил. Быть бы смерти другой, да отец подоспел.

Спасая сына, Савва ударил топором человека, занесшего нож над Стахором. Все это видел дьяк Битяговский, он даже крикнул Савве:

- Бей его! Бей, злодеев держи!

Но Савва не мог удержать злодеев. Он застыл, охваченный ужасом совершенного. Перед ним был им зарубленный человек, им пролитая горячая человеческая кровь... Только когда загудел набат, когда сбежалась дворня и убийцы были схвачены и растерзаны, когда Афанасий Нагой невесть зачем указал на Битяговского и толпа смяла его, Савва очнулся.

Кто знает, что за человек попал ему под топор? Один Битяговский видел, да теперь не скажет и он.

Во дворе хватали каждого, на кого только было указано. Своим судом на месте судили, а тут Савва, чужой, пришлый, в руке топор, и рубаха кровью обрызгана... Не оправдаешься. Вспомнил Савва, что было записано в судебнике великокняжеском:

"Смерда в сведки не брать, суда с ним не иметь и веры ему не давать".

Бежал Савва с сыном из Углича. Бежал в день, когда родилась на Руси одна из ее самых мрачных загадок, оставшаяся неразгаданной ни тогда, ни спустя сотни лет.

Как погиб Дмитрий-царевич?

Сам ли, в припадке дурной болезни напоролся на нож, как объясняли в своем донесении царю проводившие следствие в Угличе бояре из Москвы? Или был зарезан подосланными Годуновым убийцами, как позднее утверждали те же бояре?

Да и был ли убит царевич в тот день?

Понадобились долгие годы, новые смерти и новая жизнь, прежде чем смог сын Саввы и Марии Митковичей сказать свое правдивое слово о царевиче Дмитрии.

А пока в Угличе, по приказу царева правителя, наибольшего боярина Годунова, шло следствие. Казнили виноватых и правых. Казнили за то, что не уберегли царевича, за то, что не помогали ловить злодеев, и за то, что... ловили злодеев по указке царицы и ее братьев.

Пытали свидетелей. Отрезали им языки, рвали ноздри и уши и не выдержавших пытки свозили в ямы, на берег Волги.

Мать-царицу силой постригли в монахини, заточили в глухом монастыре на Выксе, близ Череповца. Отправили в отдаленную ссылку все семейство Нагих и многих угличских обывателей.

Потянулись на север, в Тобольск и Пелым, вереницы меченных боярским клеймом. Шли голодные, измученные, хлестал их дождь, бил степной ветер, подгоняли верховые боярские стражники. Шли вслед за телегой, на которой везли первого ссыльного с отрезанным ухом и вырванным языком. Он был выслан на вечное немое поселение в Тобольск за то, что первый возвестил о горе России, о том, что надо бы утаить... На телеге лежал колокол Спасской церкви. Ухо его было отрезано, и на то место приклепана цепь, а на цепи пономарь. Капли буйного дождя падали на гладкую медь безъязыкого колокола, он тихо звенел под их ударами, покачиваясь на ухабах и дергая цепь. Пономарь плелся вслед, поддерживая руками железный, сдирающий кожу ошейник, подставив дождю голый, вытянутый огурцом череп, молился и плакал. Молился своему богу, чтобы дал силы дойти до Тобольска и умилостивил бы тамошнего протопопа, коему велено "держать пономаря у колокола, яко пса на чепи, ести давать не жирно, только бы не помер". Падали с неба тяжелые дождевые капли, и колокол отзванивал последний путь Огурца, не захотевшего открыть людям правду об убийстве на царском крыльце, рассказать о том, что было ведомо ему и еще немногим, которых теперь уже не было.

В другой край России уходили от Углича еще два свидетеля. Стахор и Савва Митковичи.

КАК СТАХОР НА РОДНУЮ ЗЕМЛЮ СТУПИЛ

Долог путь, и есть время многое вспомнить...

...Шел сюда Савва, надежда была: братья кругом. Люди веры одной, одного языка. Царь справедливый, всех русских отец и защитник.

А пришел, вместо панов, - бояр, жестоких да хитрых, понасмотрелся. Еще пока жил царь Иван, бояре шуметь побаивались, сами не раз на дыбе стонали. Умер Иван, почали бородатые на черном люде свою месть править. Посполитые на Руси мало чем меньше за королевских терпели.

Были они и впрямь как братья. Куском хлеба с Саввой делились, сына его чужие женщины принимали к себе, как своего кровного. Близким был и обычай, и горе людское, и тайный шепот о воле.

С низовья в Углич приносил волжский ветер разные слухи. Манил на широкие речные просторы, на казацкие струги. Да, томилась душа по родному Полесью. Думал: окрепнет Стахор, к тому часу и законный срок розыска беглого кончится. По литовскому статуту, через семь лет беглый к пану более не возвращался. Мог сам выбирать нового господаря. Стало, вернется он с сыном домой не "отчинником", а человеком свободным, "похожим"*.

______________

* Отчинник - крепостной, числящийся за паном. Похожий - имеющий право переходить от одного пана к другому, свободный крестьянин.

От весны до весны все откладывал возвращение на родину. И вот... дождался. Пришлось бежать не оглядываясь. Стахор не отставал от отца. Рядом шел. Немного, казалось бы, накопили сил - хлопцу восемь лет жизни, а не всякий взрослый мог с ним управиться.

Видно, в том причина была, что "от многих матерей испил малый Стах, от того вырос хлопцем, что не было ему ровни за многие годы".

Правду о нем записал чернец Иннокентий.

Ни слез, ни жалоб не слыхал Савва от сына. Только иногда, в минуты злого ненастья, поднимал мальчик к отцу свои большие, с зеленым блеском глаза и тихо спрашивал:

- Мы домой идем, тата?

Дома не было. На всей земле не было дома у Саввы и сына его. Были им кровлей густые деревья, ель да сосна, мягкой постелью мох лесной, а покрывалом армячишко худой.

Шли долго. Путь начинали по исходу дневных часов. Стороной обходили города и большие селения. В глухих хуторах находили приют. Где могли, трудом своим помогали убогим крестьянам. Покормят за это, от дождя и ветра, а то и от стражников уберегут - и на том спасибо.