Реплика в зал. Записки действующего лица

В готовом фильме Тарковский так глубоко запрятал свою идею, накрутил в сценарии, а потом на экране столько словесных и изобразительных загадок, что в результате дал повод для рождения не одной, а миллиона концепций. "Спрятать" основной смысл помог, конечно, и умница Леонид Нехорошев, вовремя увидевший, где иносказание "раскрывается", а где его нужно дополнительно "прикрыть". "У меня сохранился экземпляр сценария двухсерийного фильма "Сталкер",- признается он в мемуарах, - довольно нахально - вплоть до вписывания кусков диалога - исчерканный моим карандашом".

В итоге формальности были соблюдены, среди всех необходимых подписей появилась и моя, и фильм был запущен в производство. Тарковский поехал снимать под Таллин, а я как раз в это время оказался посланным в "Советский экран", на улицу Часовая, через двор от дома, в котором жил.

Снимался новый "Сталкер", принимался и выпускался на экраны уже без меня. Я увидел фильм в готовом виде на премьере в Доме кино. Что сказать? Гений есть гений, что хотел, то и снял. Принципами не поступился. Практически все было сделано точно по сценарию, в финале, правда, девочка-мутантка, дочка Сталкера, стала взглядом передвигать стакан. В литературной записи этой сцены, помнится, не было. Теперь появилась - лишний повод поразгадывать. Если это, - вспоминая Кончаловского о Тарковском, - не очередная успешная попытка "заморочить" зрителя.

Люди с премьеры расходились сумрачные, в глаза друг другу старались не смотреть. Они наперед знали, что идут на "гениальное". Теперь скажешь "не понял" - получишься дураком, скажешь "понял" - запутаешься.

Со "Сталкером" судьба свела еще раз. И вот эта встреча получилась почти фантастической.

В январе 1981 года я оказываюсь в делегации, которая едет на международный кинофестиваль в Дели. В нашей делегации - красавица Вера Алентова, несравненный армянский талант кинорежиссер Генрих Малян, возглавляет - первый зампред Госкино СССР Николай Сычев. А во главе жюри того фестиваля был сам Григорий Чухрай, которого одна индийская газета представила тогда как "героя войны со страстью к кино".

Мы привезли с собой несколько новых фильмов, которые шли вне конкурса. Был среди них и "Сталкер". В один из последних дней давали пресс-конференцию. Алентова замечательно рассказывала про Москву, которая "слезам не верит", Малян про свой фильм "Пощечина", мне же достался вопрос о фильме "Сталкер". Я и принялся лепить, что полагалось: что это - научная фантастика, что талантливый режиссер сложно и глубоко исследовал проблему места человека в жизни, его личной ответственности перед собственной судьбой, что никакие волшебные комнаты не дадут человеку счастья, если он не будет его добиваться самостоятельно. Примерно в таком духе.

После конференции меня обступила группа молодых людей, по-индийски смуглых, черноволосых, с живыми, я бы даже сказал, сверкающими темными глазами. "Мы, - представились они, - коммунисты из Калькутты. Мы хотели бы лично с вами поговорить о фильме "Сталкер", задать несколько вопросов. Мы чего-то не понимаем... Назначьте, пожалуйста, время..."

И вот сидим в гостиничном номере, переводит Женя Бегинин, блестяще знающий английский, наш делийский экспортфильмовец.

Калькутта - это Рур Индии, самый большой город страны. Там мощная и разнообразная промышленность, общественная жизнь бурлит. Что за коммунисты сидят передо мной, не очень ясно, то ли они традиционные, так сказать, коммунисты, то ли члены параллельной компартии Индии, из тех, что ушли в левый раскол? В данном случае это значения не имело. И вот они говорят:

- Нам показалось, что "Сталкер" - сугубо антисоветский фильм. Мы правы?

Я оторопел, но вида не подал:

- Почему вы так решили?

- Ну, как же: показан Советский Союз, все в грязи, в запустении, колючая проволока, сторожевые вышки. Зона - это ЦК КПСС, а комната, где исполняются желания, - Политбюро ЦК, высший ареопаг, от которого все зависит... Там и карают и милуют. Мы поняли так ...

- Нельзя же столь прямолинейно трактовать художественное произведение! Тем более, сделанное в фантастическом жанре. - Я сопротивлялся, поняв между тем, что этим ребятам палец в рот не клади.

- Фантастика фантастикой, но мы же понимаем, - продолжали меня доставать молодые индусы. - Кто такой Сталкер? В Комнату ему заходить запрещено. Он партийный функционер среднего звена. Завлекает интеллигентов обещанием благ, которые можно получить в Зоне, водит туда профессоров и писателей, обольщает идеологией Комнаты. И этим живет.

Тут мне почему-то вспомнился А.Камшалов, заведующий сектором кино в ЦК. В трактовке калькуттской молодежи - такие, как он, - именно сталкеры.

- Нет, дорогие мои, это фильм-путешествие, причем путешествие в пространстве человеческой души, - продолжал я гнуть свое, то есть официальное. Но они наседали:

- Или гайки, которые разбрасывает Сталкер, обходя опасные места, - это же Зона показывает им, где не следует отклоняться. От основной линии. У вас, в СССР даже выражение есть: "закручивать гайки". Помните, Профессор объясняет: "Настоящий Сталкер - это не профессия. Это в каком-то смысле призвание".

Потом ребята напомнили про стену из книг в халупе Сталкера - он интеллектуал! Много читает, служба требует... Режиссер уложил его в лужу, а в параллель пустил собаку - метафора униженности и собачьей верности.

Словом, они разбрасывали гайки своих толкований, гайки взрывались, а я уворачивался. Мои тезисы, мне казалось, тоже были стройными.

Препирались довольно долго. Каждый остался при своем . Я - с тезисом о том, что народный артист РСФСР Тарковский создал новое произведение, достойное его недюжинного таланта, они - с неразвеянной своей озабоченностью за судьбу Советской власти, которая выпустила фильм, подрывающий ее самою. Просто, как два пальца...

Но когда я сегодня читаю -

"Эстетика "остранения" - странного в обыкновенном - нашла в "Сталкере" самое последовательное воплощение, будучи почти без остатка доверена контрапункту изображения и звука, создающего пространство фантастического",

или более того -

"Благодаря тому, что в центре картины оказался если не рыцарь веры, то рыцарь самопожертвования: жертвования в себе тщеславно-плотским во имя тайны в себе. Той тайны, которая на самом деле есть тайна Зоны, на внешнем плане манифестируемая тайной каждой травинки, куста или трубы, а на внутреннем - неслышимой музыкой и невидимым свеченьем этического эроса",

когда я читаю подобное, не в силах продраться сквозь словеса, по мнению авторов подсказанных впечатлениями от "Сталкера", я почему-то вспоминаю молодых людей из перенаселенной, жаркой, далекой Калькутты. У них там, наверное, существуют свои мифы, но они не заморочены нашими. Поэтому их суждение о выдающемся советском фильме, конечно же, можно посчитать примитивным - оно же основывалось только на том, что им показали, а они увидели. Без заморочек. Пытались и мне втолковать. Но не тут-то было...

Заключительный эпизод на тему "Тарковский и я" относится к периоду, когда приближалось 50-летие Андрея Арсеньевича. Уже года четыре я был главным редактором журнала "Советский экран".

"А что, если отметить юбилей?" - спросил я сам себя.

Тарковский в это время уже прочно осел за границей, возвращаться не собирался, имя его в советской печати называть перестали. Если опубликую соответствующий материал, рассуждал я, то рискую вызвать гнев начальства. Это с одной стороны. Но с другой, как журналист и руководитель издания, я отлично понимал, какой грандиозный интерес вызовет у читателей такое выступление. Я прикидывал: надо рискнуть, может быть, накопленного авторитета хватит, чтобы не быть уволенным сразу. Пусть творчество Тарковского - не то единственное, что бы я взял с собой на необитаемый остров, но в данном случае это к делу не относится. Все вокруг давно считают, что он великий режиссер, и не к лицу кинематографическому журналу пройти мимо такого события... Журналист во мне победил.