Реплика в зал. Записки действующего лица
Реплика в зал. Записки действующего лица читать книгу онлайн
Даль Константинович Орлов - выпускник филологического факультета Московского университета (1957), заслуженный деятель искусств РФ (1984), член союзов писателей, кинематографистов, журналистов, театральных деятелей. Автор пьес, сценариев, статей и книг о кино и театре, вел популярную в свое время телепередачу "Кинопанорама". В спектакле по его пьесе "Ясная Поляна" впервые на русской сцене был выведен образ Льва Толстого - памятная работа Омской академической драмы и народного артиста СССР Александра Щеголева. В шестидесятые-восьмидесятые годы Даль Орлов заведовал отделом литературы и искусства в газете "Труд", был заместителем главного редактора журнала "Искусство кино", главным редактором Госкино СССР, главным редактором "Советского экрана" - в те времена самый массовый в мире журнал по искусству. Словом, автору есть, что вспомнить. Он и вспоминает - эмоционально, с выразительными деталями, с юмором. На страницах книги оживут картины недавней литературной, театральной и кинематографической жизни. Последней посвящены особо драматические страницы. Ведь они - о том периоде отечественного кино, когда оно было еще "государственным", а также о том, когда оно переставало таковым быть... Среди "действующих лиц" "Реплики в зал" - Сергей Герасимов, Никита Михалков, Луис Бунюэль, Габриэль Гарсиа Маркес, Ролан Быков, Элем Климов, Эльдар Рязанов, Вячеслав Тихонов, Роман Кармен, Иван Переверзев, Евгений Матвеев, Ирина Купченко, Андрей Тарковский, Станислав Ростоцкий, Владимир Высоцкий, Юлиан Семенов, многие другие деятели как нашей, так и зарубежной культуры.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я прилетел, с чемоданом и без языка, а меня никто не встретил. Стою в центре гигантского зала, чтобы отовсюду быть видимым, и жду. Проходит минут сорок. Наконец, подбегает взмыленный экспортфильмовец. Он тысячу раз извиняется, что опоздал, и объясняет, что занимается отправкой Янковского, с которым следует багаж Тарковского. Итальянцы обещали оплатить гигантский перевес, но не оплатили. В результате Янковского не пропускают на посадку.
Боясь потерять экспортфильмовца, бегу за ним следом, куда-то туда, где измываются над нашим народным артистом. Артист обнаруживается в конце иссякающей уже очереди, регистрация заканчивается, а рядом с ним - несколько грузовых тележек с нагроможденными коробками и тюками. Багажные небоскребы выше артиста. А он не маленький.
Бедный Янковский, еще недавно здесь, в Италии, бредший по дну необъяснимого бассейна со свечкой в руке на бесконечно длящемся плане и донесший в конце концов пламя непогасшим, несчастный Олег хватает за фалды гордо проходящего мимо красавца-аэрофлотовца в синем форменном мундире, и бормочет ему в затылок: "Вы только пропустите! Да вы у нас в театре первым человеком будете, не дальше третьего ряда, клянусь!.."
За смысл реплики ручаюсь, возможно, междометия пропустил...
То, что русский человек, изможденный, как и прочие, отечественным дефицитом, пусть и большой художник, решивший на Родину не возвращаться, накупил столько всего и переправляет с оказией, при содействии другого большого художника, который Родину не покидает, - это, в конце концов, нормально: если хочется и можно, то почему нет? Только странные мысли и о не самых возвышенных причинах того шумного невозврата возникают в голове...
Как хотите, а мне в тот момент показалось негармоничным, лишенным эмоциональной целостности соединение в одном жизненном кадре ворожбы того же "Иванова детства" или "Андрея Рублева" и тусклого навала коробок в итальянском аэропорту. Апологеты Тарковского меня, скорее всего, не поймут, даже, возможно, осудят, но я же здесь не только о нем говорю, но и немного о себе, о своем впечатлении...
В 2002 году на прилавках появилась книга Ольги Сурковой "Тарковский и я". Автору было что рассказать о знаменитом режиссере. Она двадцать лет водила с Тарковскими дружбу, была даже какое-то время членом семьи. Поток откровений, выброшенных, может быть, с "перебором", производит смешанное впечатление. С одной стороны, надо ли столь подробно "ворошить белье", с другой -несомненно проясняются, оказываются не столь однозначными причины перемещения Тарковского на Запад. Тут - теперь это очевидно - сыграли роль не одни только конфликты с властями, как всегда утверждалось, о чем и сам Тарковский говорил постоянно, а были и еще вполне земные посылы, а точнее - приземленные: например, мечтания жены Ларисы жить в европейском комфорте, в славе и при бытовом достатке. Так хотелось, но к каким гибельным последствиям это привело, теперь ни для кого не тайна.
В свое время Андрей Тарковский оценил талант молодой критикессы, будущего автора "Тарковский и я", именно ей предложил стать соавтором книги о киноискусстве и своей собственной работе.
А дальше так сложились звезды, что мне довелось стать одним из первых читателей их весьма объемной рукописи. Она пришла ко мне в феврале 1978 года с сопроводительным письмом от заведующего отделом кино издательства "Искусство" Сергея Асенина: " Направляем вам на рецензирование рукопись А. Тарковского и О.Сурковой "Сопоставления"...
Прочитал, понятно, с немалым интересом - Тарковский все-таки! После чего написал большое, на девяти страницах машинописного текста, заключение. Вывод мой был таким: "Сочинение А.Тарковского и О.Сурковой может стать интересной и полезной книгой. Над ней стоит еще поработать и потом ее издать. В литературном смысле она в основном написана хорошо, местами - великолепно. Наиболее сильное впечатление она производит там, где речь идет о кинематографической профессии. Здесь множество тонких наблюдений и мыслей... Думается, что недостатки рукописи вполне устранимы. Хочется пожелать авторам успеха в их работе".
Среди общих замечаний были, например, такие: точнее определиться в жанровом отношении, "пока это и интервью, и сборник статей, и монография". Если "определиться", исчезнут некоторые противоречия между тем, что содержалось в давних статьях, и тем, что заключено в сегодняшних рассуждениях. Одно замечание было чисто драматургического свойства: "Если "поток" рассуждений Тарковского в основном целеустремлен, по-своему логичен, то вторжения комментатора не всегда внутренне оправданы. Случается, что О. Суркова говорит об одном, Тарковский - о другом, не реагируя на прозвучавшую реплику, продолжает начатую им раньше мысль".
Одно-другое замечания осторожно касались общей тональности, в которой основной автор вел разговор с будущим читателем. Вот это место из заключения:
"А.Тарковский сколь интересен, столь и категоричен в своих суждениях. В конце концов, может сложиться впечатление, что именно он - истина в последней инстанции, что другие точки зрения невозможны. А они не только возможны, но они и существуют. (На проблемы монтажа, например, работы с актером, участия в фильме музыки и др.) Поэтому оговорки типа "по-моему", "мне так кажется", "не все со мною согласятся, но я считаю" и т.п. не только не убавили бы книге убедительности, но задали бы ей более достойный и верный тон.
Все обличения зрителей, не понимающих или не принимающих искусство Тарковского, столь яростны и не сдержанны, что наводят на мысль о Юпитере, который сердится... Нужно ли в такой интонации вести разговор? Думается, что вести разговор в регистре достойного спокойствия и уважения к оппоненту, который, возможно, и заблуждается, более пристало художнику...
Производит странное впечатление полное небрежение героя книги идейным и профессиональным опытом советской, отечественной кинематографии. Предметом восторгов, признания и поклонения оказываются исключительно Бергман, Бунюэль, Антониони, Феллини, Орсон Уэллс, Рене Клер и т.д., что объяснимо и не вызывало бы вопросов, если бы... "Наши" упоминаются в редких случаях, а когда упоминаются, то им чаще всего "крепко достается". Достается и Эйзенштейну, и Герасимову, и Шукшину, и Шепитько, и Михалкову-Кончаловскому. Благосклонно упоминается только Довженко, но лишь как автор "Земли". Да еще Иоселиани. Справедливо ли? Нет нужды говорить здесь о вкладе советской кинематографии в становление и развитие кино как искусства. Авторы сами это прекрасно знают. Но получается странная картина - со знаком плюс выведен только один советский режиссер - Тарковский. Я умышленно заостряю вопрос и прошу меня простить за это, но, может быть, авторы обратят внимание на такой ракурс впечатления от рукописи".
Так я писал - вполне простодушно, не претендуя на сугубо киноведческие лавры. Не уверен, что авторы воспользовались моими советами. В готовом виде я их книгу не перечитывал. Скорее всего, пренебрегли. Это их право. Судя по мемуарным источникам, они тогда работу затянули, было несколько пролонгаций, потом оба оказались за границей, и в тех условиях, понятно почему, "Искусство" так к этой книге и не вернулось.
"Спустя десять лет, - сообщает Суркова, - эта книга появилась на Западе под заглавием "Запечатленное время", переработанная и дописанная мною в соответствии с его (Тарковского - Д.О.) соображениями и пожеланиями".
Ну а дальше случился форменный скандал: в немецком издании "Запечатленного времени", той самой работе, как пишет Суркова, "с которой я нянькалась столько лет", Тарковский "спокойно оставил только свое собственное авторское право, полагая, что денег на суд с ним у меня все равно нет".
Но суд тем не менее состоялся, и Суркова его выиграла. Иначе и быть не могло, она, действительно, - соавтор. Даже я могу это подтвердить, как рецензент их первоначальной рукописи.