Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал (ЛП)

“Херня! Это не сработает”.

Но затем я взглянул на выполненные обязательства и понял, что вера может творить чудеса. Эти чуваки, которые ходят по раскаленным углям? Или парни, которые используют свои животы, чтобы ломать кирпичи (или как какой-нибудь ниндзя, владеющий мачете, разрубает арбуз полопам)? Как они все делают это?

Вера.

Для меня это вера в Бога. Вера в Иисуса Христа.

Я не хочу рисовать слишком широкой кистью. Если чему-то и научила меня реабилитация, так это тому, что каждая ситуация, каждый человек и мгновение – уникальны. Все наркоманы разные. Что работает для большинства, может не сработать для меня. (Черт, после семнадцати поездок в реабилитационный центр, это поразительно очевидно, разве нет?) Для меня работала лишь одна вещь: установление отношений с Богом. Это изменило все.

Смотрите, существует три различных типа пьющих людей: умеренный пьяница, пьяница и алкоголик. Если вы не алкоголик, учитывая достаточное основание, вы сможете вести трезвый образ жизни. Думаю, что был алкоголиком из-за кокаина. Уберите это из уравнения, и все становится по-другому. Хотя, на самом деле, все это сводится к этому: я больше не просыпаюсь утром с наркотиками и алкоголем на уме. В течение долгого времени, я не мог этого сказать. Я жил следующей бутылкой, следующей дорожкой кокаина, следующим шариком героина. Но больше этого не будет. Я не могу объяснить это, и я знаю, что не будет недостатка в критиках, которые назовут меня бредовым или еще хуже - лжецом. Мне все равно. Я знаю, как я себя чувствую. Я не хожу весь день, думая, Господи, не могу дождаться пяти часов, чтобы откупорить бутылку вина.

Жажда просто…ушла.

Говорят, что Бог посылает людей на АА, и АА посылает их обратно к Богу. Если у вас действительно состоялось духовное пробуждение, зачем это ограничивать? Мой опыт был экстраординарным. Я знаю это, и не ожидаю, что кто-то купится на это. Ты облажался семнадцать раз, ну, определенно это вызовет долю скептицизма. Дело в том, что это было великое время. Я люблю свою жизнь; я люблю то, чего достиг и создал. Я видел ошибки своего пути и то, что сделали алкоголь и наркотики со мной и моей семьей, и то, что они сделали с моей карьерой и моим телом. Алкоголь и наркотики для меня это как обоссать штаны в зимний день: хорошо лишь некоторое время... пока не начинае дуть холодный ветер. И тогда эти ощущения не так великолепны.

Но знаете что? Я также не хотел упускать опыт, который у меня был, пока результат оставался положительным: уйти от того, кто был воспитан в душной атмосфере порочной религиозности и ненавидеть Бога, а затем совершить полный круг и начать снова верить в Бога. Это было наградой и выполненной задачей, которую трудно понять, если вы сами не прошли нечто подобное. Я прошел путь от бездобного ребенка до человека, добившегося всего в жизни своими собственными силами, миллионера, сделавшего состояние своим трудом, до…того, кто теперь понимает, что не существует такого понятия, как “добившийся всего собственными силами”.

Все, что касается моих успехов, так это результат некой высшей силы. Теперь, когда я это понимаю, это похоже на то, что, я, наконец, вписываюсь в эту картину, без какой-либо необходимости прорубать края в обрамляющей ее рамке.

“Мы вернемся!”

Шон Дровер, Джеймс МакДонаф, я и Глен желают доброй ночи зрителям

Когда я вышел из Ла Хасиенда, я был убежден, что Мегадэт пришел конец. У меня не было ни сил, ни желания возрождать группу в какой-то новом виде или форме. В ней были, опять же, лишь я и Эллефсон. И честно говоря, мое внимание касалось других вещей: здоровья, семьи, духовности. Я понятия не имел, смогу ли я когда-нибудь играть на гитаре на том уровне, который бы представлял жизнеспособный вариант. Безусловно, мне было лучше, мое здоровье укреплялось с каждым днем с помощью упражнений и физиотерапии. Но играть те блистательные соло, что стали фирменным знаком Мегадэт?

Танец по грифу, сделавший меня знаменитым? Чувак, до этого было еще очень далеко.

Вместо того, чтобы отложить все и всех, пока я не пойму, чем хочу заниматься в свою оставшуюся жизнь, я позвонил Дэвиду и предложил собраться вместе. Мы встретились в Старбакс, штат Феникс. В разговоре витал дух конца, но он был совершенно дружественным. Дэвид был мне как младший брат, и даже хотя наши пути несколько разошлись в последние годы, я хотел для него что-нибудь сделать.

“Я ухожу” - сказал я. “И хочу передать все тебе. Я хочу, чтобы ты стал исполнительным продюсером архивов. Я хочу, чтобы ты следил за недвижимостью”.

Не думаю, что Дэвид был удивлен моим решением покинуть группу. Конечно, казалось, что он искренне ценит мою откровенность. Я думаю, он чувствовал, что это щедрое предложение. Я также считаю, что он понял именно то, что я хотел сказать. Я не давал Дэвиду разрешение добавлять новых членов группы: не давал молчаливое одобрение на гастроли и запись под брендом Мегадэт. Этого не могло произойти без моего участия. Мегадэт была моей группой, и даже хотя я больше не хотел быть ее частью, я не собирался позволить ей превратиться в то, что я никогда бы себе не позволил, то, что я бы не смог контролировать. Я просто хотел, чтобы Джуниор мог чем-то заниматься на ежедневной основе, тем, что принесет стабильный доход и другие возможности.

“Спасибо, чувак” – сказал он. “Я люблю тебя”.

“Я тоже тебя люблю”.

Мы пропустили еще по чашечке кофе и немного поговорили о старых временах.

Затем встали из—за стола, обнялись и разошлись. Я полагал, что пройдут недели, месяца, прежде чем наши пути снова пересекутся.

Но я ошибался.

Пять часов спустя я столкнулся с Дэвидом на общественной стоянке, находясь там со своим сыном, Джастисом, которому тогда было только семь лет. Я был совершенно потрясен этой встречей, и понятия не имел, что именно вызвало гнев Дэвида. Несмотря на это, его поведение было дико неуместным.

“Если ты собираешься начать собственную карьеру, тогда и я начну свою!” – кричал он, бросаясь парой нецензурных бомб и другими эпитетами в дополнение ко всему.

Поначалу я пытался урезонить его. Джастис был напуган и чувствовал себя неловко из-за напряженности встречи, и я хотел больше чем чего-либо просто разрядить обстановку и забрать его оттуда. Затем я посмотрел на Эллефсона.

“Вот и все” – спокойно сказал я, изо всех сил стараясь не следовать искушению ударить его. “Все кончено”.

Я сел в машину, повернул ключ зажигания, развернулся и уехал, оставив его в зеркале заднего вида.

9 апреля 2003 г. я играл на гитаре впервые за семнадцать месяцев. Поводом стало благотворительное шоу в местечке под названием Хайдвей Ниты в Фениксе, чтоб собрать деньги для семьи бывшего роуди Мегадэт по имени Джон Каллео. Джон также был моим личным помощником во время турне 'Youthanasia', но мы потеряли связь на многие годы.

Он был приятным и веселым парнем, который никогда не отказывался от рок-н-ролльного образа жизни; однако болезнь сердца и почек в конечном счете привели к его смерти и скорее это был вопрос продолжительного онанизма, чем каких-нибудь врожденных аномалий. Тем не менее, было трудно не любить Джона, и было невозможно не сочувствовать его жене и восьмилетней дочке, которых он оставил.

У меня был медленный и стабильный прогресс с рукой, который, как оказалось, укрепил мои связки, которым был нанесен вред годами свирепой игры на гитаре. Но теперь я чувствовал себя намного лучше. В вынужденном отпуске, каким он казался, была одна хорошая вещь, сделавшая меня более здоровым, чем я был на протяжении многих лет. Когда я был приглашен на благотворительное выступление в память о Джоне, я без колебаний принял это предложение.

Не буду отрицать небольшую долю волнения. Черт, когда ты не играл почти полтора года, ты можешь облажаться. Я не знал, чего ожидать. Не знал, как буду играть и как буду относиться к своей игре. И это был необычный концерт: серия из четырех песен в акустике в очень интимной обстановке, перед парой сотен человек (включая моего крестного отца, Элиса Купера). Сет-лист был тщательно отобран, хотя не могу сказать наверняка, сколько человек поняли то, что я хотел сказать. Я открывал свое выступление “Symphony Of Destruction”, в первую очередь, чтобы дать своим пальцам соответствующую тренировку и продемонстрировать себе и зрителям, что я способен справиться с этой задачей. Затем последовали 'Use The Man' и 'Promises', первая потому что она служила ссылко на употребление Джоном наркотиков и последующую смерть, а последняя потому что я хотел дать его жене и дочке знать, что если бы Джон и пообещал что-то, то это была бы встреча с ними в загробной жизни. Завершал я свое выступление композицией 'A Tout Le Monde'.