Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал (ЛП)
Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал (ЛП) читать книгу онлайн
Бывший гитарист Metallica и основатель Megadeth, Дейв Мастейн впервые рассказывает о своей жизни в рок-н-ролле, наконец повествуя о внутренней истории двух самых влиятельных хэви-метал групп в мире. В настоящей книге, впервые за все время, Дейв Мастейн рассказывает историю двух крупнейших метал-групп в истории, истории, которая будет рассказана о жизни группы изнутри. Пионер движения трэш-метал, Metallica достигла международной известности в 1980-х, продав более 90 миллионов пластинок по всему миру, что делает их наиболее успешной трэш-метал группой вообще. И Megadeth, вторая наиболее успешная трэш-метал группа в мире, продали более 20 миллионов альбомов по всему миру, включая шесть следующих друг за другом платиновых альбомов. Но несмотря на их огромный совместный успех, между Дейвом и Metallica сложились плохие отношения. В апреле 1983 года, отчасти из-за пристрастия к алкоголю и отчасти из-за личностных конфликтов с основателями Хэтфилдом и Ульрихом, он был уволен и бесцеремонно высажен на станции Грейхаунд в Рочестере, штат Нью-Йорк, с обратным билетом до Лос-Анджелеса. Теперь, он наконец расскажет свою версию событий. Начиная с ранних, сумасшедших деньков с Metallica, до его разрыва с группой и управления Megadeth, Дейв видел и испытал все это. И теперь он рассказывает все это в поразительно откровенной, провокационной автобиографии.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Когда я прибыл в отель, Ларс познакомил меня с консультантом и сказал: “Эй, чувак, не против, что мы снимем это на пленку? Потому что это будет часть того фильма, над которым мы работаем”.
Я не глуп. Может быть, немного мазохист. Но не глуп. Я сразу понял, что попал в засаду. Тем не менее, я подумал, что может быть что-то ценное в том, чтобы принять участие в этом проекте. Моим единственным условием было то, что мне будет предоставлено право утверждать любые сцены, в которых я принимаю участие: если мне не нравится фильм или моя роль в нем, значит, продюсеры не буду использовать эти съемки о моей встрече с Ларсом.
Затем мы провели интервью, и оно было действительно откровенным и искренним.
Я постарался быть абсолютно откровенным, в результате чего мы оба заплакали и поделились чувствами, которые никогда не выражали открыто. Я говорил больше, чем Ларс. Я сбросил с себя груз ответственности за все те вещи, которые хотел сказать: сожаление о том, как вел себя в месяцы до своего увольнения (“Я…облажася”); гнев по поводу предательства; печаль об этом долгом путешествии домой. Я хотел, чтобы он понял, что даже спустя все эти годы, я по-прежнему чувствовал боль - ощутимую и неизбежную.
Интервью длилось около получаса. Мы с Ларсом попрощались и поехали домой.
Прошлое некоторое время, прежде чем я задумался об этом снова. Затем, когда я увидел эту съемку, вместе с образцами материалов, появлявшимися до и после сцены со мной – и решил, что больше не хочу быть частью этого документального фильма, не только потому, что мне не нравится то, как была отредактирована сцена с моим участием.
Безусловно, контекст имеет решающее значение, но то, что я увидел впоследствии, имело ложный и манипулятивный налет. Было утверждение Ларса, которое я должен был пересмотреть – что мое появление в документальном фильме на самом деле поможет моей карьере. Мне это казалось циничным и неверным. Я не хотел иметь ничего общего с этим фильмом.
В конце концов, несмотря на то, что я так никогда и не согласился с этим, мой разговор с Ларсом стал ключевой сценой в документальном фильме, получившим название 'Some Kind Of Monster'. Я никогда не видел полностью весь фильм, от начала до конца, и у меня нет никакого желания смотреть его сейчас. Я признаю, что с течением времени, в сочетании с позитивными отзывами от людей, которых я уважаю, у меня появится желание пересмотреть свое участие в этом документальном фильме в более выгодном свете.
К концу 2001-го Мегадэт стали больше чем когда-либо моей группой, хотя не сказал бы, что право на самоуправление было освобождающим или приятным. Это было время огромного потока и стресса, а не свободы. Марти Фридман, разочаровавшийся в хэви-метал, как и в образе жизни, так и в музыке – покинул группу в середине гастролей 2000-го года. Пришедший ему на замену Эл Питрелли был профессиональным музыкантом и достойным человеком, который, тем не менее, никогда особо не вписывался в состав. Эл быстро обнаружил, что предпочитает тихую анонимность и низкие ожидания от своего предыдущего выступления с Trans-Siberian Orchestra, че славу и давление, наступившие с выступлением в составе в Мегадэт. И Джимми ДеГрассо вскоре принес шаблонный багаж в виде девушки, которая думала, что знает как управлять группой, и не стесняясь выражала свое мнение.
Это была не особенно коллегиальная атмосфера. После расставания с Кэпитол Рекордс в 2000-ом, мы подписали контракт с новый лейблом – Сэнкчьюэри Рекордс.
Почти каждое слово и нота на 'The World Needs A Hero' (выпущенном в 2001-ом) была написана мной, и этот факт удовлетворил лейбл, но никоим образом не улучшил дух товарищества среди членов группы. Это был состав, которому было не суждено долго жить. И он не прожил.
Осенью 2001-го, я был госпитализирован после обнаружения камня в почках. Во время прохождения лечения, мне предписали обезболивающие. Для большинства людей это не такая большая проблема. Ты принимаешь несколько таблеток, чтобы пройти через кошмар выхода камня, а затем возвращаешься домой и продолжаешь жить. Для меня это было чрезвычайно проблематично. Введение опиатов было схоже с переводом стрелки; после несколько лет трезвого образа жизни, у меня случился рецидив.
Спуск был стремительным и унизительным. Я еженедельно посещал собрания АА, и именно во время одного из этих собраний, я познакомился с сущностью покупки обезболивающих через Интернет. Как я уже сказал, в то время у меня не было реальной физической потребности в болеутоляющих, лишь сильное желание вернуть кайф, который я испытывал во время госпитализации, который хотя и не быль таким мощным, как тот, что возникал в результате курения героина, он определенно был способен сделать меня весьма обдолбанным. Это приходило и уходило в течение пары месяцев в конце 2001-го. Я временно отбился от нашестия демонов, лишь для того, чтобы затем позволить им вновь вернуть над собой контроль. Группа страдала, мой брак страдал, моя семья страдала. Наконец, когда очередной год подошел к концу, я решил очиститься; я больше не мог так жить. Управлять Мегадэт было достаточно сложно, когда я был на ногах. А с колен я вообще не мог этого сделать. Хотя, на самом деле, у меня не было генерального плана. Я лишь знал, что снова и снова позволял себе стать наркоманом, и терпеть не мог себя за это. Я лишь хотел, чтобы ушла боль.
Вот как я оказался в Ханте, штат Техас, в центре лечения под названием Ла Хасиенда, заснув в кресле и проснувшись со сжатым лучевым нервом, травмой настолько чертовски отвратительной, что я просто отказывался в это верить. Гораздо хуже, чем сама травма, был прогноз: я никогда не восстановлю полноценную ловкость и ощущения. Я никогда не буду играть на гитаре – по меньшей мере не так, как играл в прошлом. И когда доктор сказал мне эти слова – когда он посмотрел мне в глаза и сказал: “Не думаю, что вы сможете на это рассчитывать” – простая, разрушительная мысль промелькнула у меня в мозгу.Я разрушен.
Какой бы была моя жизнь без музыки? Музыка была для меня всем. В творческом, духовном, эмоциональном и в буквальном смысле – музыка кормила меня. Она помогала мне жить.
Я бы хотел иметь возможность сказать, что принял эти новости с мужеством и надеждой, но какой смысл лгать? Реальность такова: моя жизнь превратилась в веревку, рвущуюся перед моим взором. Когда я сидел в кабинете хирурга-отропеда, больше всего я чувствовал страх. Я знал боль и печаль; знал одиночество и поражение. Чтобы пройти через все это я мог всегда рассчитывать на свою способность исполнять музыку. Я знал, что был очень хорошим гитаристом, и никто не мог этого отнять у меня.
До настоящего момента.
Я импульсивно уехал из Ла Хасиенда, планируя вернуться домой и накуриться так, насколько это возможно. А затем я совершил ошибку. Я позволил наркотикам говорить вместо меня со своей женой. Было что-то, чего я раньше никогда не делал. Ох, конечно, я ходил под кайфом по дому, и временами я был весьма неприятен, но никогда не позволял наркотикам полностью взять контроль над своей личностью во время общения с человеком, которого люблю больше всего. Обезболивающие, в сочетании со страхом и неуверенностью, вызвали необычайно подлую речь.
“Моя рука мертва” – сказал я Пэм по телефону. “Я больше не могу играть”.
“Все будет хорошо” – сказала она в обычной поддерживающей манере. “Мы обратимся к лучшим врачам. У тебя будет лучшее обслуживание. Ты сможешь это сделать”.
Эти слова не помогали. Я не хотел, чтобы это помогало. Я лишь хотел найти, куда излить свою враждебность и жалость к себе.
“Ты не понимаешь. Ты не слушаешь меня. Моя рука мертва, моя жизнь закончена”.
Я посмотрел на нее – человека, меньше всего заслуживавшего мою желчь, а потом сорвался.
“Я ненавижу свою жизнь. Ненавижу работу. Ненавижу свою группу. Ненавижу своих детей. Ненавижу тебя. Хочу повеситься прямо сейчас”.
Реакцией Пэм была смесь паники и самосохранения. Материнские инстинкты в подобных случаях как этот – что дети гораздо важнее, чем обдолбанный муж. Она поговорила с близкими друзей из церкви, и они предложили ей обратиться к христианскому консультанту в Тусоне. Этот парень дал Пэм суровый совет, и следующее, что она сделала это получила судебный запрет и подала на юридический раздел имущества. Справедливости ради стоит сказать, что в свете этих действий я был не особенно очарован христианской общиной. На самом деле люди, к которым обратилась Пэм, были лживыми экстремистами, выставлявшими христиан в дурном свете. Даже консультант зашел настолько далеко, что предложил ей запретить мне встречаться со своими детьми без присутствия представителя церкви. Я ненавидел этого человека за то, что он дал Пэм такой ханжеский совет. И я был не особо рад тому, что моя жена прислушалась к нему.