Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

Но она, кажется, не слышала слов своего Семеныча.. Не могла смириться с

тем, что не получает конкретных сведений о своем сыне....Или писем от

него...

181

“Похоронка” пришла осенью (в октябре) сорок третьего года... В ней

кратко сообщалось, что рядовой Г. И. Фокин “погиб в боях за нашу

социалистическую Родину...” Когда?.. Оказывается, еще в 1941- м году.

Где ? - На этот вопрос официальная бумага не отвечала. Можно было

лишь предположить, что наш старший брат погиб в первые недели (если

не дни ) войны: ведь он служил совсем рядом с советско - германской

границей.

После войны сыновья по просьбе родителей неоднократно

обращались в Москву с просьбой указать место и время гибели рядового Г.

И. Фокина, но безрезультатно.. Даже сейчас, в начале нового века, когда,

кажется, открылись многие архивы военных лет, точных сведений о

последних днях жизни старшего брата его близкие не могут получить. В

ответе на мой запрос Центральный архив МО России (ноябрь 1910 г.)

признался, что не может “указать, в какой воинской части” Г. И. Фокин

“проходил службу”, “сложная обстановка на фронтах... не позволила

точно установить судьбу некоторых военнослужащих “, “.донесение... из

воинской части не поступило, где и при каких обстоятельствах пропал без

вести сведений ... нет..”

Такой же ответ я получил и из Государственного Военного архива

(ноябрь 2015 г.): “...сведений на Фокина Г.И. не выявлено...”, “...в

картотеке по учету потерь личного состава войск...также не значится..”

В нашем доме, на одной из стен горницы, рядом с иконами и

постоянно горящей лампадой, - с 1941-го года находился большой портрет

старшего сына - брата...Его родители скончались, сестра и братья

взрослели ( и старели), а он оставался таким же молодым, каким был в том

далеком, предвоенном году. Его серые серьезные глаза вопрошающе

смотрели в обещавшее радость и счастье будущее, которое Гриня, как и

многие его сверстники, не увидел...

7

Жизнь сестры на протяжении всех военных лет состояла из

бесконечной (без “выходных дней”) работы у станка, в низком и

сумрачном цеху, по – прежнему пропитанном влажным воздухом, запахом

грязной шерсти и пылью. Смены длились почти 10 часов: то с утра - до

вечера, то с вечера - до утра.. Об отдыхе приходилось забыть: он остался

в далеком ( как казалось) мирном времени. Шура, как и другие работницы

фабрики, постоянно слышали давно знакомые слова: “Должны...Обязаны...

Надо.. Следует выполнить к определенному сроку.. Помните, что ваша

продукция необходима фронту...” Но на усталых женщин повторяемые

182

парторгом Антониной (бывшей катальщицей) каждый день фразы уже не

действовали, - они и без них прекрасно знали, как должны работать.

.Работниц, конечно, беспокоили новые, более высокие “нормы

производства”, к которым они успели уже привыкнуть. Но по -

настоящему серьезно их страшили “черные” вестницы - “похоронки”...

Долгое молчание “служивых” рождало в сердцах жен и матерей чувство

страшной, давящей на душу тревоги.. Ведь они не знали, куда “отвезли” их

родных и где сейчас находятся...Боялись думать о самом страшном...

Катальщицы не раз говорили своей подруге, что ей “здорово”

повезло: она получала от мужа ( правда, редко) небольшие “треугольники”.

Из них нельзя было узнать, где он служит, но для нашей сестры (и не

только для нее) главное заключалось в обычных словах: “...жив...,

здоров...”

..Шура приходила домой “донельзя” уставшей (“без рук и без ног...”),

пыталась помогать маме на кухне, но та, глядя на серое, усталое,

осунувшееся лицо дочери, обычно говорила: “... Хватит.. Иди отдыхать...

Займись дочерью, а то она скоро совсем отвыкнет от тебя.. Поспи вместе с

Люсей...Еще успеешь наработаться... Впереди у тебя - еще вся жизнь...”

Сестра брала на руки свою малютку, игравшую рядом с бабушкой, и

уходила в горницу, на несколько часов освобождая маму от ставших

привычными для нее “воспитательных” забот. Хозяйка дома, глядя вслед

невеселой дочери, невольно думала о том, как тяжело сейчас живется

женщинам, мужья которых служат (воюют) в армии...А таких много...

Тысячи в одном только Уральске...

...В летние месяцы отец, как и прежде, находил для дочери

“дополнительную” работу. У Шуры она вызывала неприятное чувство, но -

куда же деваться? Приходилось по - прежнему заниматься тем делом,

которое было явно “не по душе”. Два - три раза в неделю, в зависимости от

смены на фабрике.. Немного отдохнув после ночной смены, торопливо

“перекусив” и выпив чашку чая, сестра отправлялась на бахчу, ко мне... Я

все лето трудился там и жил в небольшой темной лачужке на краю

участка. Сестре нужно было выполнить несколько простых, по мнению

отца, дел: принести мне продукты (обычно - только хлеб), собрать - вместе

со мной - небольшое ведро вороняжки, выбрать две - три спелые дыни,

прополоть несколько “запущенных” картофельных рядов... И обязательно

возвратиться в город в “удобное” время, чтобы продать на базаре

популярную среди уральцев ягоду, сладкие “колхозницы” и ароматные

“бухарки”...

. 8

183

Отец, переживший на своем веку не одну войну и страшные голодные

годы, давно освоил несколько простых житейских правил. Им он старался

следовать: честно, аккуратно и своевременно выполнять с в о ю работу, не

лезть вперед (“на то есть партейные.”), но и не отставать, особенно в

выполнении бригадных и артельных договоров, заботиться о благополучии

семьи, воспитывать в детях желание не только хорошо учиться в школе (

это “правило” он признал недавно, под влиянием мамы), но и постоянно

помогать взрослым везде, где необходимо (в доме, во дворе, на бахче, в

лугах)..

Отец почти три военных года служил в мастерской ЮжУрВО. После

странной, несколько загадочной “свободной” работы в военкомате его

мобилизовали и отправили ( теперь вполне официально) на “трудовой

фронт”. Но если Степан и Илларион уехали на “каменный” Урал

(Магнитогорск, комбинат), то отцу повезло: он остался в родном городе...

Вряд ли кто может ответить на вопрос, почему так случилось: ведь

отец служил (работал?) практически дома... Может быть, необъяснимое

“стечение обстоятельств”? Возраст (более пятидесяти лет)? Хорошее

знание родного края (его поселков и хуторов, озер и рек, маров и лощин)?.

Или как один из немногих “лошадников” города, сохранивший свой

“живой транспорт”?. Да разве можно понять и объяснить действия властей

и начальства в то сложное и тяжелое время?...

В первый день службы начальник мастерской (его звали Петр

Федорович) откровенно сказал отцу: “У меня ни сена, ни овса никогда не

было и не будет... Тебе паек положен, и ты его получишь...Ну, а корм для

лошади ищи сам. Знаешь, наверное, где можно найти... Мне нужна только

твоя работа...Все... Больше об этом никогда говорить не буду...”

Что мог ответить “подчиненный”, выслушав слова нового, пока

незнакомого начальника?.. Промолчал...Лишь тяжело вздохнул: видно,

следует принять эти условия “трудармейской” службы, откровенно

высказанные ему.. Отец, конечно, предполагал, что ему придется

самостоятельно решать “проблему” кормов для Сивого, но до разговора с

начальником мастерской все же надеялся на его помощь...Теперь отец

был полностью “свободен ” и “самостоятелен” в поисках сена, фуража и