Мгновение - вечность

Штрафной эскадрильи ему не миновать... Средний режим озаботил Баранова. Переглядываясь с инженером, призывая его вслушаться, командир прощупывал сомнительный диапазон, проходясь по нему снизу доверху и раз, и другой, и третий. С каждой старательной пробой Лубок взлетал и падал, ожидая от Баранова то милости, то казни, то ненавидя его, то боготворя. Перед тем как дать полный газ, командир сделал паузу. Затем плавно, с усилием перевел мотор на максимальные обороты. Пустил его "на всю защелку". Исхудавшее лицо Веньки вытянулось. Штрафная эскадрилья куда-то отошла от него, отступила, исчезла, перестала его заботить и страшить. Тридцать, сорок секунд нарастающего до рези в ушах моторного рева звучали безжалостным и оглушительным, на весь мир, презрением к нему Баранова...

"Марало!" - врезал ему командир в наступившей тишине и тяжело сошел на землю.

Гуськом, погруженные в себя, направились невольные судьи в штаб: Баранов с непокрытой головой, прихрамывая, два летчика за ним, инженер... Бой над вокзалом, гибель товарища, спазм малодушия, каждым из них пересиленный, а старшину смявший, сближали горстку усталых, пестро одетых людей, сделавших для пехоты и города все, что могли.

Адъютант встретил их новостью: завтра Хрюкин будет вручать Баранову Золотую Звезду Героя.

- Велика честь, да радости мало, - приосанился старший лейтенант. - Насчет Лубка решение будет такое: я разберусь с ним своей властью.

* * *

- Война войной, а покушать надо!

Летчики, ходившие на Сталинград днем, и новички, только что прибывшие для пополнения, ужинали в затемненной брезентами столовой. Вчерашним курсантам был подан на аэродром грузовик - знак внимания, - они ехали в поселок степью, уже охваченной заревом горевшего города; орлы, встревоженные пожаром, сидели вдоль дороги с наветренной стороны, единообразно оборотив головы на Сталинград, не замечая вздымавшей пыль полуторки...

В столовой тесно: терпеливо ожидая, когда старожилы освободят места, новички и здесь чувствовали близость сражения. В свете коптилок, чадивших на дощатых столах, выступала худоба белолобых лиц, ранние морщины, которым так податлива молодая кожа, тугая на скулах, или, напротив, от усталости и скверного питания несколько дряблая ниже линии глаз; гимнастерки, ветшавшие без долгой замены, подштопанные в прелых местах мужской рукой; темнел на подоконнике баян, потерявший днем своего хозяина; чувствительны были и гробовые паузы. Тяжело воцаряясь над столами, они могли бы озадачить и летчиков, если бы сами летчики их замечали...

Полуторку, отвозившую новичков с аэродрома, Венька пропустил, побрел восвояси пешком, один... скверно было у него на душе. Посреди дороги он остановился... Светы в поселке нет. В столовой ждут его законные - после Заплавного - сто грамм, даже с добавкой, если потрясти адъютанта... Но там же и Баранов, и Пинавт. Он долго смотрел, как по горизонту то беспокойно разгораются, то спадают огни далекого Сталинграда. Грозные силы, вздувавшие этот горн, говорили о том, как слаб перед ними пилот-скороспелка, растерявший на быстром пути от сизых донецких копров до рыжего Заволжья весь авиационный джентльменский набор, некогда неотразимый. Единственный его доспех - трофейный парабеллум-девять, память Верхне-Бузиновки. Комдив Раздаев поглядывает на его трофей косо, - не то с осуждением, не то с завистью.

Достав беспощадный к сусликам "пугач", Лубок поискал глазами мишень, вскинул руку и, скособочившись, несколько раз бабахнул в воздух...

Столовая - из двух комнатушек. За ближним к входным дверям столом и возрастом и осанкой выделялся плечистый, наголо остриженный капитан. Рассеянно и молча управляясь с гуляшом, он изредка проводил пятерней ото лба к затылку, как делают люди, привыкшие носить мягкие, спадающие на лоб волосы.

- Кто сей колодник? - спросил Венька адъютанта.

- Артист, - шепнул адъютант.

- Трагик, - вглядывался Венька в капитана, в его снизу освещенные, сильно выступавшие надбровные дуги. - Исполнитель роли Отелло...

- Соло на баяне... Он днем в пустой столовой такой концерт исполнил... у поваров вся подлива сгорела... До того здорово, до того мощно... Я сам заслушался.

- Из ансамбля, что ли?

- Из штрафной эскадрильи... Капитан Авдыш...

Штрафная... То, чего Венька страшился и ждал, не признаваясь Свете...

- Струсил, - скорее назвал причину, чем задал вопрос истребитель-физиономист. "Сейчас меня потребует, - прислушивался он к голосу Баранова в соседней комнате. - И объявит. Прилюдно"... Вот что нестерпимее всего: штрафная эскадрилья - прилюдно.

- Был наказан на двадцать штрафных вылетов. Приказ комдива Раздаева. Меру определял он, Раздаев. Посылать на аэродромы, переправы, на фотографирование результатов.

- Короче, где кусается.

- Да. Задания выполнять, а вылеты в зачет не идут.

- Нагрешил капитан, за жизнь не отмоется, - сказал Лубок жестко, как бы ничего другого от Авдыша не ожидая, а сам, следя за речью Баранова, готовился к тому, что командир вот-вот его потребует.

- Мясцо парное! По случаю конференции? Чаще бы собирали конференции!

- Что за конференция? - спросил Лубок.

- Насчет прикрытия...

- Послать бы тех орателей на "Баррикады", чтобы зря не прели. Сколько фрицев, сколько наших - все наглядно, без Лиги Наций.

- При чем конференция? Генерал из Москвы дал духа.

БАО зашевелился, организовал в степи баранту...

Кто усердно подчищал тарелку и просил добавки, кто ковырял в еде вилкой.

- ...врезал "шульц" по моему "харрикейну" - все! Раздаются прощальные слова с КП: "Молодец, Баландин, один сражался против всей Германии, награждаю тебя посмертно медалью "За боевые заслуги"..."

Вспыхнули и погасли улыбки, снова резкие тени выступили на изможденных лицах, еще заметней сухость глаз, раздражительность в адрес тех, кто не знал сегодня маеты боевого вылета.

- На задание лететь - старт пустой, по пятой норме жрать - полна коробочка, - брюзжит Венька. - Не пойму, откуда столько ртов набежало...

Капитан Авдыш на беглые застольные разговоры не отзывался - он никого здесь не знал и знать не хотел. Когда-то, за Доном, водил Авдыш Гранищева, учил уму-разуму, но сейчас - что может быть между ними общего, между капитаном-штрафником и лихим сержантом, крутящим, по дурости или от избытка сил, "бочки" на "ИЛе"? Авдыш сержанта, появившегося в поселке, не замечал. Беспокойно проходясь пятерней по мощному черепу, он прислушивался к голосам из смежной комнаты.