Море житейское

Что ж, давайте дожидаться его справедливого прихода.

Пушкин пишет в «Капитанской дочке»: «Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным». А так оно и есть -ветер одушевленный. «Не хотели по-хорошему использовать мои силы, так получайте по-плохому за грехи ваши. Сила у меня скопилась, девать некуда».

ГЕРЦЕН ТЕПЛО вспоминал Вятку. В «Былом и думах» о вятских знакомых: «Подснежные друзья мои». Но то до него не доходило, что зараза даже не революции, а безнравственности шла от поляков на его любимую Вятку. Отец очень хорошо помнил, как сосланные в Уржум поляки жили с прислугой, учили молодежь, особенно девушек, пить, курить, стричь волосы.

«Головы-то сильно повертывали». И вятский архиерей, отмечая молитвенность вятчан, крепкие семейные устои, говорит (по памяти): «Лишь волны ссыльных поляков мутили чистые воды вятской благонамеренности». И формирование ума Сережи Кострикова произошло с участием поляков.

Вообще несчастные люди поляки. Славяне, а католики. Вот и вся причина. Как же славянину без православия?

Но уже подтачивается и обрушивается берег славянского братства. И нет житейского счастья славянам Европы, только страх: лишь бы выжить.

НА МЫСЛЕННОЙ ТВЕРДИ, как на небе, блещут звезды страдальцев. (Откуда это? И что это - мысленная твердь?)

РАБЫ БОЖИИ - это воины Христовы, это не наемники.

У МЕТРО слепой собирает пятьдесят тысяч рублей, чтобы поехать на съезд инвалидов в Австралию.

ОБЪЯВЛЕНИЕ: «Прекрасный актер, жду приглашения. Играю только подлецов, порядочных не предлагать: не хочу вживаться в образ».

ВОТ ТОЧНЫЕ ФОРМУЛЫ власти по отношению к народу: БОЛЬШЕВИКИ: «НЕ СОГЛАСЕН - к стенке! КОММУНИСТЫ: «Не смей болтать, все равно будет по-нашему». ДЕМОКРАТЫ: «Болтай, что хочешь, все равно будет по-нашему». Такие формулы.

ЭТОТ КАНДИДАТ слишком порядочен, чтобы победить.

ПАСТОР ШУЛЛЕР в 90-м, в декабре, по ТВ: «Вы пока не умеете играть на рояле, который называется “свобода”. Мы вам подарим такой рояль, и вы научитесь».

Думаю, их рояль только для музыки душевно отсталых народов.

Замечал по писателям, долго жившим в Европе. Вернулись, все тамошнее хвалят, а сами уже сдвинутые. Это не Европа, это психушка.

Вернулась дама из Англии. Без нее и 91-й и 93-й годы. «Как, меня здесь опять начнут дрессировать? Меня раньше дрессировали так, чтоб и под одеялом не смела думать ни о чем, кроме марксизма-ленинизма, а сейчас дрессируют, чтобы верила в Бога? Но я-то уже понимаю, что к чему».

То есть открытие храмов, Тысячелетие Крещения - это дрессировка? А Европа приучила ее обходиться и без Маркса и без Бога.

«Я БРОДИЛ СРЕДИ скал, я поллитру искал. Огонек, огонек, ты помог ее мне найти» (пародия на надоевшую песню).

«Недаром, едрит твою в дышло, напитан ты был коньяком» (Яша, завсегдатай ЦДЛ).

О, СКОЛЬКО журналистов спилось на фуршетах. Они, кстати, и не шли освещать те мероприятия, на которых их не поили. Организаторы мероприятий это хорошо знали.

ДОЖИЛИ ДО термина ПДК - предельно допустимые концентрации отравы в продуктах. То есть отрава есть, но допустимая. И нормы постоянно отодвигаются. И эти ГМО.

И вообще, прекрасные слова: «вода», «воздух», «пища» слились со словами «загрязнение», «отравление», «заражение».

ГРУЗИЯ, 81-Й. Дома, даже простенькие, по миллиону. А на севере по цене дров, а то и просто брошены. И возмущаться не смей. А сколько в Грузии Героев Соцтруда - сборщиков чая. Осень, прохлада, солнце, чистый воздух. А у нас сборщики картофеля: осень, грязь, холод, тяжести. И работа стемна дотемна. И кто герой?

ГОД РУССКОГО языка, начатый барабанным боем, закончился сокращением часов на преподавание языка. Год культуры закончился сокращением числа сельских библиотек. Чем закончится год литературы, легко представить, судя по открытию. Оно убогое и по текстам и по подбору имен. Для очистки совести пять-шесть классиков, да и те из прошлого, остальные - массовка.

Открытие года русской литературы лучше назвать продолжением пропаганды русскоязычной литературы. Как будто нет в литературе ни Рубцова, ни Распутина, ни Белова. Абрамова, Лихоносова, Горбовского

не вспомнили. Одни Исаевичи да Бродские. По экрану ползут сплошь русскоязычные фамилии или псевдонимы. Русские помельче шрифтом. А, ладно. Это и от злобы к нам, и от внутреннего понимания нашего превосходства. Ну какой писатель Гранин? Смешно.

Куняев, которого не могли не пригласить - все-таки главный редактор самого тиражного толстого журнала: «Я сбежал, не вытерпел». Скворцов: «Меня так посадили, что сбежать не получилось, высидел всю мататату». Меня, слава Богу, не звали, да я бы и не пошел.

Из интереса посмотрел немного прямой эфир. Кто это, эти лица? Никого не знаю, а ведь я больше сорока лет в членах СП. Назойливо показывали какую-то тетку. Кто это? Жена: «Устинова» - «А кто она?» - «Писатель» - А что пишет?» - «Детективы». А-а, детективы, вот что. То есть она-то тетка здоровая, еще поживет, а детективы ее уже умерли, умрут и те, что еще не написаны. «Зачем ты так говоришь?» - «Это не я говорю, а история литературы».

- Я ШЕЛ ЧЕРЕЗ людный базар. Осень была на износе. Вдруг бросилось мне в глаза, что дворник метет, как косит. Разом вспомнилось: в вятских лугах я сено мечу в стога, в летнем хвойном лесу лукошко с малиной несу. И вот я, совсем мальчуган, строгаю из щепки наган. Бегу босиком по стерне, считаю круги на пне... Нам нужно совсем немного, чтоб вспомнить о многом за миг. Дороги, дороги, дороги. Мальчик, мужчина, старик.

КРЕСТНИКУ: - Не покидай отца в печали, за мя, за грешного молись. Ты вспомни, как мы сожигали дни жизни. Это была жизнь. Но жизнь земная. Жизнь у Бога еще нам надо заслужить. Пора начать нам: у порога уже не по-земному жить.

- Среди тревог, среди покоя, необъяснимо нелегка меня хватает за живое по морю синему тоска. Внезапно вспомню: прилив - отлив. Залив уходит, шумит пролив. Забытой пластинки забитый мотив: настанет прилив и вернется залив. Забытой картинки избитый сюжет: отливы -приливы, но там меня нет.

ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ спросил меня (мы сидели в буфете ЦДЛ): «Ты когда-нибудь купал женщину в шампанском?» - «Нет». - «А чего? С гонорара, если тираж массовый, можно. Всего-то на ванну ящика три. - Поэт помолчал: - Вообще-то это что-то страшное: голову замочит - волосы мыть, косметика потечет. И шампанское после нее неохота пить». - «Оставь пару бутылок, все не выливай». - «Шик не тот. Тут, брат, туфелькой надо из ванны черпать». Еще помолчал: «А сколько гусарили! Эта же процедура после того как разгорячатся, то есть все потные, туфля с ноги грязная, у! А дураки поэтам подражают - думают, поэзия. - Юра поднял глаза. - Все обезьяны: и поэты и читатели... и бабы».

ВЕСЬ УЧАСТОК уже был без снега. Уже и кормушку убрал. Но оказалось - рано. Снег зарядил еще на четыре дня. Такой чистый, нежный, что не утерпел и еще в нем повалялся. Специально баню топил. Полная луна. Еще и комета такая огромная стояла, что ждали все чего-то плохого. А я любовался: и ее Бог послал.

Утром в воскресенье причастился. Проповедь о монашестве. Прежний испуг от нашествия мира в лукавствиях мыслей. И прежняя молитва: «Господи, если ум мой уклоняется в лукавствие мира, то сердце мое да не отойдет от Тебя».

Птичкам голодно - опять подвесил кормушку, обильно насыпал - выщелкали, даже не видел когда.

Да, вернулась на немножко зима. Еще, значит, не нагляделся на снег под луной, на деревья в куржаке. Давно не обмерзала борода. Давно не плакал тающими на ресницах тонкими льдинками.

Я ПИЛ МАССАНДРУ на мансарде, быв визави с мадамой Сандрой, забыв про мужа Александра. А он имел ручную панду. Он приобрел ее приватно, стажером был когда в Уганде. Держал ее он за ротондой. Вот взял ее он на цугундер, вдобавок прихватил эспандер. Так что ж, выходит - мне кирдык? Попасть на острый панды клык? Ведь эта панда зверо-вата, привыкла жрать с утра до ночи. Я не ее электората. И мне предстать пред панды очи? За что же эти мне напасти - во цвете лет исчезнуть в пасти? И за кого? За эту Сандру? Хотя она и красовата, но черезмерно полновата и неприлично толстовата, и как-то очень мешковата, к тому же даже глуповата. Да, вот я вляпался, ребята. Уж не писать мне палиндромы, не любоваться палисандром, не управлять машиной хондой, и не бывать мне в гастрономе, где только днем купил массандру.