Мёртвая зыбь

Увечным был, но нравом весел.

Отдал он людям опыт свой.

По жизни в лодке плыл без весел,

Считал невзгоды чепухой. А. Казанцев

Петр Григорьевич Званцев не только вел хозяйство на своей даче в поселке Лось подмосковного городка Бабушкина, посадил плодовые деревья в саду, но и был председателем уличного комитета, вроде деревенского старосты, избранный соседями за веселый приветливый нрав и житейскую мудрость “общего деда”.

На этот раз зашел к нему в конце апреля месяца в фанерную пристройку в глубине двора незнакомый человек, коренастый, как и он, с проседью в волосах и отпущенной, видимо, недавно бородке.

— Премного наслышан о вас, Петр Григорьевич, и вот решился потревожить, зайти к вам. Я недавно демобилизовался из армии, жить буду у сына на третьем проезде Луначарского. А зовут меня Сергей Петрович.

— Соседями будем. При случае обмоем такое дело. Ну, какая беда у Аники-воина приключилась? Выкладывайте, Сергей Петрович, как у попа на духу.

— С попами не знаюсь, по случаю своей партийности. Беды у меня никакой нет. А привело меня к вам ваше археологическое открытие.

— Это какое-такое открытие? — удивился Петр Григорьевич.

— А как же! Говорят, когда вы яблоню сажали и яму для нее вырыли, то наткнулись на железную дверь.

— Да, был такой грех.

— Почему грех?

— Вроде, сплоховал я, Сергей Петрович.

— Дверь под землей нашли, а говорите сплоховали. Это же сенсация! Тайный ход из Московского Кремля давно искали. Станция Тайнинская, через остановку от вас, не зря так называется. Должно быть, туда тайный ход из выходил, в тыл врагам, если они под Кремлевскими стенами стоять будут. А вдруг в подземном ходе том библиотека Ивана Грозного скрыта?

— Вот в том-то и дело, что сенсации этой жена моя Магдалина Казимировна испугалась. В доме нашем матриархат или попросту я под желанным каблуком издавна числюсь. Но, когда бывало вырывался из-под него по торговым делам, то такое откаблучивал, что на всю ярмарку слух шел. А теперь и вовсе одними домашними делами занимаюсь, ну и садом, конечно. Вот не угодно ли яблочко попробовать прошлогоднего урожая тайного сорта, — старик полез на полку и достал красное яблоко, протягивая его гостю.

— Благодарствуйте. По вкусу первый сорт. А почему тайный?

— Так это с той яблони, что над тайным ходом выросла.

— И все-то вы успеваете, Петр Григорьевич. А отсутствие пальцев на руках не затрудняет? Вы же инвалид Гражданской войны.

— Я о них давно забыл. Без них управляюсь, чтобы Магдуся моя по урокам музыки бегать могла и в школе пение преподавать. Как-никак, ее за это Орденом Ленина наградили.

— Передайте ей мое уважение и поздравление. А железная дверь?

— Магдуся сказала, чтобы я о потайном ходе и думать не смел, а то нагрянет шумный народ с экскаваторами и нам хоть с дачи съезжай. Просто здесь, говорит, должно быть, когда-то свалка была, и ненужную дверь сбросили.

— А как она лежмя или стоймя была?

— А я только до верхушки докопался. А вся она в землю ушла.

— Так и должно было бы быть!

— А я, сдуру подумал, что сундук с золотом нашел, а оно железом обернулось.

— Такое железо, Петр Григорьевич, дороже золота.

— Я и сам так подумал. И решил завещание людям оставить, чтобы после меня они из Лося в Тайнинку под землей прошли, а то и до Кремля с библиотекой Ивана Грозного добрались. Мне ведь не долго осталось.

— Почему вы так говорите, Петр Григорьевич?

— Мотор у меня сдает, — вполголоса сказал старый Званцев, прижав руку к груди. — Я Магдусе не говорю. И вы, не дай Бог, не проговоритесь.

— Будьте спокойны, — заверил Сергей Петрович, озабоченно глядя на местного патриарха.

Потом, поразмыслив, спросил:

— А когда у вас день рождения?

— 12-го июля в Петров день. Потому и Петром назвали. 83 в прошлом году брякнуло. Дай Бог не последний.

— Ну что вы, Петр Григорьевич! Вам жить да жить! Спасибо за интереснейший рассказ. Здоровья вам и той же жизненной бодрости.

А через несколько дней прибежала к Званцевым их давняя соседка Настенька. Еще девчушкой играла она с их внучкой Светланой, теперь старшим лейтенантом, военной переводчицей в западной группе войск в Германии, впоследствии деканом Кооперативного института в соседней Перловке.

— Петр Григорьевич, из Горсовета велели после майских праздников чествовать вас в нашем клубе, — захлебываясь словами, сообщила Настенька.

— Как чествовать? — удивился старик. — 80 лет три года как прошли, а до 85-ти еще дожить надо!

— Ничего не знаю. В Горсовете так решили. Мы все радуемся!

И не дожидаясь Петрова дня, а в самое обычное майское воскресение устроили благодарные соседи скромное чествование своему “первому общественнику города Бабушкина”, как назвал Петра Григорьевича открывший собрание в местном клубе отставной полковник Сергей Петрович, надевший по этому поводу былую форму со всеми боевыми орденами.

— Петр Григорьевич, — говорил он, — душа наших улиц. И недаром его называют первым общественником города Бабушкина, носящего имя прославленного летчика. Петр Григорьевич у нас тоже прославленный, как всегда бодрый, веселый человек, улыбкой встречающий каждого соседа, идущего к нему со своими бедами или ссорами. И он, как истинный мудрец, находит не слова утешения а совет как жить, как действовать, причем всегда с юмором, который заставляет посетителя, как бы он ни расстроен был, улыбнуться и идти домой с ясным решением как поступить. Гражданская война оставила его без пальцев на обеих руках, но своей жизнью и неустанной работой по дому он не дает возможности подумать об его увечье. Его супруга, уважаемая Магдалина Казимировна, заслуженная школьная учительница музыки недавно награждена высшей наградой нашей Родины Орденом Ленина. И мы гордимся, что она живет рядом с нами. И считаем, что частичка этой высшей награды принадлежит и Петру Григорьевичу, давшему жене возможность отдать все силы любимому делу. И еще благодарны мы Петру Григорьевичу и Магдалине Казимировне за воспитание таких двух сыновей, как Виктор и Александр Петровичи, первый из которых выдающийся спортсмен, педагог физической культуры в вузах и судья Всесоюзной категории, а второй — известный писатель и изобретатель, прошедший Великую Отечественную Войну от солдата до полковника. Они сейчас сидят оба в зале и вместе с нами гордятся своим отцом. Позвольте же вручить Петру Григорьевичу, нашему непартийному большевику-ленинцу диплом общественника города Бабушкина и пожелать многих лет здоровья, бодрости и неиссякаемого, присущего ему, юмора.

Саша Званцев, сидя рядом с братом, слушал речь незнакомого полковника с мокрыми глазами. В новом свете предстал перед ними отец, как уважаемый и любимый соседями мудрый дед. И, когда попросили Сашу выступить, он едва сдерживал себя от волнения и теплого чувства благодарности к такому простому и заботливому отцу и деду, обожавшего внучку Аленушку, и наивно спрашивающего сына своего, прочитав все его книги: “А зачем ты так выдумал?”.

И с непривычным волнением вышел на эстраду Шурик Званцев:

— “Чеп, чеп. Чепуха! Это просто враки”, —

неожиданно произнес он.

— “Сено косят на печи молотками раки.“ —

Чутьем оратора он ощутил недоумение аудитории.

— “Кот намазал мелом нос, напомадил руки

И из погреба принес жареные брюки”, —

зал смеялся, а Званцев говорил дальше:

— “Крот слониху запрягал в каменные дрожки

И по комнате скакал в виде папироски.

Свинки вилками хлебали из говядины уху.

Спать пора, мои ребятки, я кончаю чепуху! “