Мёртвая зыбь

— Друзья мои, — пытался я предотвратить превращение взаимных помощников в противников. — Есть ли нужда в продолжении спора?

— Есть! Есть! — яростно настаивала Соня. — Пусть знает, что во всякие “чудеса” можно верить или не верить, но их еще можно объяснить вполне научно.

— Это как же? — насмешливо поинтересовался Костя.

— Профессор Московского Государственного Университета П.И. Кобозева высказал мысль, что человеческая память двух уровней. Внешняя запечатлевается химическими реакциями нейронов мозга, а глубинная, содержит в себе фундаментальные знания, вплоть до владения языком, запечатенных на уровне элементарных частиц: электронов протонов… Такое “электронное облачко” памяти представляет основу “Я” человека и занимает исчезающе малый объем, совсем не завися от, скажем, смерти всего организма. Освобожденное от него, оно может скитаться неопределенно долго, пока не попадет в другого человека, и в определенных условиях проявит “Я” давно умершего… Вот вам суть загадочной реинкарнации. Примеров таких не счесть. Я изучала английский язык у заведующей кафедрой иностранных языков института международных отношений Варвары Михайловны Ивановой, известного экстрасенса и почетного члена многих зарубежных университетов и организаций. Наряду с другими языками, она знала и португальский, не изучая его, а помня себя в прошлой жизни… португальцем.

— Честное слово, нельзя понять когда эта переселившаяся душа говорит в шутку, а когда всерьез! — заключил со вздохом Костя. — Лучше вернемся к разговору о “куриных ножках” и представим себе паутинные мосты через пропасти… или даже морские проливы, например, через Керченский.

— Паутинные мосты, — подхватила Соня. — А почему, как вы думаете, Эйлер во время своего второго пребывания в Петербурге, будучи одним из экспертов кулибинского проекта моста через Неву, ничего не сказал об открытии своего слуги? Ведь продольный изгиб — ахиллесова пята любых мостов.

— Может быть держал слово, данное слуге, — предположил Костя, — уважая его как СЛУГУ НАУКИ.

— А что вы думаете? Кажется наш Костя на этот раз прав!

— А разве в остальном при раскрытии загадочной реликвии он был всегда неправ? — спросил я.

— Нет, прав, конечно. Это я так. Просто он всегда задевает меня, — пожаловалась Соня.

* * *

Оно конечно, Александр Македонский — герой, но зачем же стулья ломать? Н.В. Гоголь

Через несколько дней “открыватели истин” снова появились у меня.

Соня радостная, возбужденная с порога объявила:

— Я не смогла доказать теорему Эйлера! Хотя доказала новую теорему… свою!

— Это какую же? — чуть иронически спросил Костя.

— Приравняла многочлен Эйлера к величине, возведенной в степень, на единицу большую, и доказала безусловное равенство.

— Можно с этим познакомиться простому смертному? — с сомнением спросил Костя.

Соня протянула ему исписанный листок бумаги.

— Позвольте! — вскричал он, — это же на удивление просто[11]! За многочлен взялись! Да вас за это на руках надо носить!

— На руках? Ну, это еще как выйдет? — нахмурилась Соня. — Да и не за что. Я ведь знала теорему любителя математики Крылова Геннадия Ивановича из Мариуполя. Он увлекался Великой теоремой Ферма, но и как все математики мира за триста пятьдесят лет не доказал.

— Разумеется, — согласился Костя.

— Но он интуитивно увеличил степень для Z на единицу и оказался прав, что мне удалось доказать. Я окончательно убедилась в правильности старинных формул, вывод которых удалось воспроизвести. Я проверила на компьютере все возможные варианты! Этими формулами можно пользоваться!

— Если когда-нибудь кому-нибудь понадобится эта ваша теория целых чисел, — иронично заметил Костя.

— Целые числа не нужны? — возмутилась Соня. — А как же, скажите мне, вы будете считать число людей, домов, окон в них… Половинками?

— Аргументы у вас всегда безупречны. Если принимать меня за единицу, то половину отдаю вам.

— Не увиливайте! Свою часть загадочной реликвии я разгадала однозначно, а вы… вы дальше предположений так и не пошли!

— Ну это как сказать! — многозначительно произнес Костя и принялся выкладывать из портфеля его содержимое: дощечку с четырьмя недосверленными до конца отверстиями и выступающими из них металлическими втулками, четыре ярких серебристых очень тоненьких стерженька.

На глазах у нас с Соней он собрал из этих деталей изящную, но весьма ненадежную на вид табуреточку.

Мы в полном молчании рассматривали это изделие, когда в комнату важно с видом хозяина вошел мой вальяжный кот Асурбанипал. Как всегда, не интересуясь ничьим мнением о своих действиях, не обращая внимание на присутствующих и считая себя важнее всех, он вспрыгнул на приглянувшееся ему новое сидение, и преспокойно улегся на нем отдохнуть.

Соня всплеснула руками:

— Какая прелесть! Табуретка на паучьих ножках! Они не прогнулись даже под тяжестью кота. Как раз для Асурбанипала!

— А мы сейчас проверим, может она и не только для кота, — сказал Костя и неожиданно для нас схватил Соню на руки, собираясь вместе с ней опуститься на свое сооруженьице.

Соня отчаянно болтала ногами и успела крикнуть:

— Сейчас же отпустите меня! Александр Македонский был великим полководцем, но зачем же табуретки ломать?

— Надо же воздать за новую теорему, — говорил Костя, не слушая.

Я не успел вымолвить ни слова, а Костя с Соней на руках уже восседал на своей табуретке, а рассерженный и обиженный кот стоял рядом на полу, возмущенно выгнув спину.

И тут произошло невероятное, как, впрочем, все, в чем бывал замешен мой драгоценный Асурбанипал. Кот с непостижимой ловкостью и быстротой вскочил на стол и стал яростно рвать когтями лежавшую там мою бесценную реликвию. За столетия старая бумага стала такой хрупкой, что при этом не просто рвалась, а превращалась в труху.

Я не успел остановить кота, испуганный за своих друзей и уверенный, что они сейчас они забарахтаются на полу, рядом со сломанной табуреткой. Но Костино изделие вопреки всем законам прочности продолжало стоять на своих куриных ножках.

Когда я обернулся к столу, то реликвии на нем уже не было, а негодный кот продолжал рвать теперь уже мои рукописи.

Освободившись из Костиных объятий, Соня первая подбежала к столу с криком:

— Эйлер!

Но, кроме тетради с ее выводом старых формул не осталось ничего. Мне едва удалось спасти рукопись начала этого рассказа, столкнув нашего разъяренного хищника со стола.

Асурбанипал важно покинул кабинет, победно подняв, как флагшток, свой прямой хвост, торжествуя и отнюдь не раскаиваясь в содеянном.

Соня старалась сгладить утрату, положив на стол свою тетрадку с выводами и показав мне на необыкновенную табуретку, осторожно пошутила:

— Здесь чудеса, русалка формулами бредит, сам Леший на табуреточке сидит… А кот ученый науко-сказки в клочья рвет!..

— Да нет здесь никаких чудес! — с самым серьезным видом возразил Костя.

— Как? Разве эти куриные ножки не баба-Яга подарила от своей избушки, переходя на оседлость? — спросила Соня.

— Да нет! Все совершенно реально. Ножки — резиновые трубки.

— Ну вот еще! — усомнилась Соня. — Они же серебристые.

— А я их стальной аморфной лентой обмотал.

— Ага, как солдатскими обмотками?

— Не насмехайтесь! Эта лента особая, если хотите, действительно, волшебная!

— Неужели и правда от бабы-Яги?

— Я ее в лаборатории изготовил. Направил струю жидкого металла прямо во вращающиеся обжимные валки. Они охлаждались. Сталь лентой застывала в них, не успевая кристаллизоваться.

— И что же?

— При растяжении металл рвется по граням кристаллов, а не между вошедшими в кристаллы молекулами. И вот, если эти молекулы не успели превратиться в кристаллы, то разъединить их куда труднее. Я обмотал полученной таким образом лентой резиновую трубку. Давление в наполняющей ее жидкости распирает резину, но лента туго стягивает и не дает порваться. Жидкость же передаст приложенное сверху усилие к основанию… — и никакого продольного изгиба!