Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой [Т.1]

Мраморный дворец — кв. 12.

Ни уборной, ни водопровода в квартире нет. В столовой — лампочка висит над столом, в комнате АА — настольная лампочка с длинным шнуром. Эта лампа имеет 3 местопребывания: или на письменном столе, или на туалетном столике, или на ночном столике.

В Мр. Дворце электричество включают намного позже того, как стемнеет.

На окне в комнате АА — шторы серо-палевые…

В чулане — на полу кипа книг, писем, бумаг… Дрова, всякий хлам…

1. Кровать широкая двуспальная деревянная.

2. Шкаф.

3. Стол с книгами.

4. Стоящее на полу прислоненное к стене зеркало — высотой аршина…

5. Ночной столик.

6. Зеркало высокое (трюмо), стоящее между кроватью и стеной.

Между кухней и столовой деревянная перегородка не до потолка, между чуланом и передней — деревянная перегородка.

7. Маленький диванчик.

8. Полки с посудой.

9. Шкаф для кухонных принадлежностей.

10. Высокий комод, на котором фарфор.

11. Туалетный столик, на котором старинное зеркало — от прабабушки АА.

12. Высокая узенькая этажерка…

13. Остекленный шкафик для чайной посуды.

14. Бюрцо с книгами АА и пр.

Размер столовой 6 х 6 шагов, передней — 4 х 2 шага.

Н. Н. Пунин — писатель по вопросам изобразительного искусства.

"Спасибо, душенька".

"Трамуси" — трамвай.

4.01.1925

В альбоме Кардовской стихотворение, написанное рукой АА, принадлежит на самом деле Н. Г. — "Я тогда не знала, что написать, и Н. С. тут же придумал"…

Одну из своих фотографий (en face) АА как-то показывала Клюеву. "Клюев сказал про нее: графиня Октавия".

"Темное время это — Царскосельский период, потому что царсоселы — это довольно звероподобные люди, ясно, что они ничего не могут сказать. Они с ним пили, кутили, но ничего не помнят.

Так — две-три женщины да учитель, вот только кто может рассказать".

АА сказала мне, что к ней приходили Шенгели и Шервинский, приезжавшие из Москвы для устройства вечера памяти В. Брюсова.

О Н. П. Дмитриеве, который ищет "каноническую запятую" у Н. Гумилева.

АА иронически: "Скажите ему… Пусть не ищет каноническую запятую. Жалко ведь его, бедного… Н. С. запятых никогда не ставил… — Серьезней: — Хотя… Кажется, к а к и е-т о знаки он все-таки ставил, потому что я помню, как он однажды бранил меня за то, что у меня после каждой второй строки точка".

"Ну а если она нужна действительно?"

"Нет, он, кажется, говорил про те места, где можно было бы поставить запятую или точку с запятой и где у меня будто бы всегда стоит точка".

Вечер у Ахматовой. Лежит, больна, в жару. Вчера ходила смотреть наводнение, простудилась. Работаю в столовой — переписываю альбомы Кузьминых-Караваевых. Пунин наливает мне чай. Потом сижу у постели — разговариваем о Н. Г., о работе, о неудавшемся вечере памяти Брюсова, устроенном приезжавшей из Москвы комиссией. Обещает содействие — в получении писем Н. Г. к Брюсову от вдовы Брюсова. Обсуждаем возможности датировки стихотворений Н. Г. Просит зайти к Лозинскому, передать приглашение зайти к ней.

5.01.1925

Заходил к М. Л. Лозинскому в Публичную библиотеку.

9.01.1925. Пятница

В 8 вечера пришел к АА. Только сели, стук. Письмо от Лозинского: "Буду с удовольствием, в 9 часов"…

АА получила письмо от Л. В. Горнунга, из Москвы. Горнунг пишет, что собирание материалов об Н. Г. — дело жизни для него, что он будет с радостью работать со всяким, на кого АА укажет, что будет счастлив работать под протекторатом АА.

АА: "Я не знаю, как отнестись к нему. Я его совершенно не знаю. Может быть, очень хорошо будет, если он соберет все, что есть в Москве. Но почему он до сих пор ни к кому не обращался?.."

Говорит мне о Горнунге: "Он ревнует к вам… так же как и вы к нему!..".

Составила список тех, к кому нужно обратиться в Москве за воспоминаниями о Н. Г. и материалами.

Занимается датировкой стихотворений "Колчана" и "Чужого неба".

Приходит Пунин. В 10 1/2 приходит М. Лозинский: "Я избегал много лестниц, прежде чем Вас нашел!".

Не виделись очень давно. Взаимные расспросы. М. Лозинский крайне выдержан и корректен. В разговоре легок и остроумен, но больше скользит по верхам. Отвлекаемся в сторону от разговора о Гумилеве. АА несколько раз, ставя вопросы прямо, возвращает его к теме.

Читает ему составленный список: "… Таким образом я отвожу Нарбута и Ларису Рейснер. Вы согласны со мной".

М. Л.: "Нарбут? Нет, отчего?.. Я от Мандельштама слышал о нем, и то, что слышал, — почтенно. Это очень странный человек — без руки, без ноги, но это искренний человек. А вот Лариса Рейснер — это завиральный человек. Это Ноздрев в юбке. Она страшно врет, и она глупая!"

Засим М. Лозинский иллюстрирует лживость Л. Рейснер несколькими примерами.

Лозинский: "Как бы хорошо было, если б Н. С. или кто-нибудь записывал даты. Но в конце концов все живут для жизни, а не для посмертного собирания стихов. Н. С. не как Блок. Тот и день, и час, и кто с ним обедал — все записывал!"…

Говорили о Срезневских и о разных людях, которые могли бы дать воспоминания о Гумилеве (Макридин (инж.), Ахшарумова, Алексей Ник. Лавров — типограф и др.).

У Лозинского есть две картинки из Ц. С. дома Гумилевых ("Торговля невольниками" и "Кораблекрушение"). М. Лозинский. 9.1.25. (АА добавила, что они висели в ее комнате.)

М. Лозинский сообщает, что познакомился с АА у Елиз. Кузьминой-Караваевой 10 ноября 1911 года.

Николая Степановича в тот раз у Кузьминой-Караваевой не было.

О Вс. Рождественском.

Я: "Он теперь далеко не так уверенно рассказывает мне об Н. С., после того как я изобличил его в ложности его сообщений.

АА: "Да… Не так махрово говорит!"

10.01.1925

Утром ездил к Сем. Мих. Горелику (был режиссером, ставил "Гондлу" в Ростове н/Д и здесь). Горелик обещает собрать все, что у него есть. Говорит о Ревельском "Шатре" и его издателе, о Ремизове. Говорит, что оригинал добавления к "Гондле"… (дальше запись обрезана Лукницким — В. Л.)

12.01.1925

О письмах Н. Г. к А. Ахматовой.

АА рассказывала мне их историю. Письма с 1906 по 1910 Н. Г. и АА после свадьбы сожгли. Письма следующих лет вместе с различными бумагами АА постепенно складывала в имевшийся у нее сундук. Сундук постепенно наполнился ими доверху. Уезжая из Ц. С., АА оставила сундук на чердаке. Так он там и оставался. Недели за три до смерти Гумилева АА ездила в Ц. С. На чердаке сундука не оказалось, а на полу были разбросаны груды писем и бумаг. АА взяла из груды все письма к ней — те, что у нее хранятся. Больше писем она не нашла. А остальные — письма к отцу, к матери — АА по понятным соображениям не считала себя вправе брать ("Н. С. был жив, сама я — чужой человек там… Конечно, если б я поехала туда недели на три позже, я бы их взяла").

Все книги, принадлежащие А. Ахматовой, находились вместе с книгами Н. Г. у Гумилева. (Теперь они — в Пушкинском доме.) Были среди них книги А. Блока, надписанные им А. Ахматовой. (А. Блок как-то пришел к АА и все книги сразу надписал.)

На одной из книг было его стихотворение, написанное А. Ахматовой. АА рассказывает, что ей стало известно, что книга эта находится у Н. Оцупа, который снимает ее с полки и показывает своим знакомым. В числе таких знакомых был, по-видимому, и Вс. Рождественский, который после ссоры с Оцупом "с милой улыбкой говорил: — А вот вы знаете, у Оцупа ваша книжка, такая-то".