...Имя сей звезде Чернобыль

Но вот интересная закономерность: все участвовавшие в обмане народа пошли на повышение. Из района — в область, из области — в Минск. Ну, а из республиканской столицы, конечно, куда — в Москву, если надо, то прямо в Политбюро. Может, и не все за эти дела, но народу не прикажешь думать, как кому удобнее.

Как-то спросил у академика Андрея Ивановича Воробьева: можно определить первоисточник Большой Лжи о Чернобыле? Согласились, что источников было много. Каждое ведомство, которое оказалось не на высоте (а кто на высоте?), было заинтересовано в этой лжи: малая авария — и их вина малая, а если это катастрофа, значит; и вина их большая. И как это бывает: пряча одни преступления, сотворили новые, еще большие: разве не преступление против человечности вот это — сознательное сокрытие от сотен тысяч людей правды о том, что жить на тех землях нельзя.

Еше Сталиным отрегулированные партийно-государственные структуры, избавленные от контроля снизу, сформированные в целях перманентной войны с народом, действовали и на этот раз как им и положено.

В полувоенной униформе партначальников сталинских времен был немалый смысл: это внешнее выражение сути и предназначения партии «нового типа», созданной для захвата власти, существующей для бе удержания и укрепления, а поэтому изначально военизированной. Именно эта изначальная, ленинская суть и форма партии сослужила Сталину главную службу, как в расправе с самой партией (почти военная дисциплина и психология по рукам и ногам вязала его оппонентов-противников), так и в войне со всем народом, в которой диктатор опирался на слепую готовность партии подчиниться и выполнить любую волю верхов. Любой ценой. (Тот самый «демократический централизм», с которым не захотели расстаться на XVIII съезде.)

Пронизывающие все и вся закостеневшие структуры сработали в ситуации с Чернобылем по нормам всех прежних деяний партаппарата. Разве не связана была, например, коллективизация, и ею вызванный голод с такой же секретностью и Большой Ложью на весь мир? Да и когда не лгали? Когда рухнули все наши фронты, а народу Сталин сообщал, что в Германии вот-вот кончится бензин и начнется революция?

Лги, а не то положишь партбилет! — вот первая заповедь аппарата. А это — что погоны потерять.

Вся наблюдавшаяся картина Большой Лжи и все наши малорезультативные попытки проломить или обойти стену (вплоть до конца 1988 г.) — всё это так и просилось прямо в роман-антиутопию. Но как теперь чаще всего происходит, энергия уходила, тратилась на всё новые и новые попытки прямого, непосредственного действия, не до романов было. Но фабула выстроилась вот такая.

Мир расколот по-прежнему: «Лучше быть мертвыми, чем красными» (или, наоборот, «не красными»). Нацелены на города, страны, континенты ядерные арсеналы, вот-вот случится срыв — психики или техники.

А у нас еще один Чернобыль, да нет, целая адская цепочка (по «графику Легасова»). Мир, конечно, зафиксировал бешеное повышение радиационного фона, но МАГАТЭ и подобные организации на Западе, как и в истории с первым Чернобылем, блюдут авторитет атомной энергетики и помогают нам врать. Ну, а в наших «зонах», как и во времена первого Чернобыля: «никакой паники», положение лучше, чем когда-либо прежде, именно там строим дома отдыха, культурные центры, фабрики по переработке пищевых продуктов, пашем, сеем, убираем — ну, всё, как в Белоруссии в 1986–1989 гг. Специалисты из Минздрава, Госкомгидромета, Института биофизики, членкоры и академики заверяют народ, что есть и пить можно все (только руки мыть), главное, не поддаваться радиофобии. Население благополучно вымирает (тем более что добровольцев-«ликвидаторов» очень мало: все помнят, как отблагодарили их за первый Чернобыль), а в газетах — подвиги, победы.

Противная сторона заподозрила неладное. Отчего обезлюдели города? Не засовывают ли население в бомбоубежища, не готовят ли ядерное нападение? Не выдержали нервишки — ударили из всех шахт. И убили, отравили все страны, все континенты и себя тоже.

Мое второе письмо о чернобыльских делах М. С. Горбачеву (напечатано как статья в «Новом мире»: «Честное слово, больше не взорвется, или Мнение неспециалиста») имело более прямые и заметные результаты. Но и время было уже другое — 1988 год, начало марта. Но как же у нас всё трудно дается, даже при прямой поддержке и заинтересованности Первого лица в государстве!

А что, если это нарушение самой природы Системы, запатентованной самым кровавым в истории правителем: она не приемлет на месте Первого человека в государстве никого с добрыми, человечными намерениями, не кровопийцу, не жестокосердого? Вон как конвульсивно Система эта пыталась от него избавиться, отторгнуть — на последних партийных съездах.

Трудно самим себе признаться, от какого мира мы уходим, во что нас превратила Система. В газете «Совершенно секретно» напечатан отрывок из книги [«Последняя война» английского лорда, писателя] Николаса Бетелла о судьбе казаков, воевавших на стороне немцев и переданных англичанами Сталину (1990 г. № 6). Вся трагедия в том, что казаки не одни, а с семьями, при них дети, а значит, и их передают в руки Сталина. А какие руки у «лучшего друга детей», знали хорошо. Отец стреляет, убивает жену и детишек — только бы не это. Мать бросается с моста с ребенком — лучше на дно, чем к Сталину.

В работе Бетелла присутствует и та правда, что казаки, служившие у немцев, вели себя в Югославии, куда их послали бороться с партизанами, как жестокие каратели, на их совести немало убитых, сожженных заживо мирных жителей, чьих-то матерей, детей. Об этих частях жуткая память и у наших людей, действовали они и в Белоруссии.

Так что: по делам вору мука? Да, по делам, пока это касается самих карателей, даже если у них была «русская идея», «казацкая идея», украинская или белорусская: если ты палач, замучил ребенка, ты теряешь право называться борцом за идею. Ты всего лишь маленький Сталин, возненавидевший «большого». Яблоко, которое недалеко падает от яблони.

Когда мы собирали материал для книги о Хатынях — «Я из огненной деревни», — бывшие жертвы карательных акций всё спрашивали у нас и как бы у самих себя: «Ну, ладно, чужеземцы, но как могли свои так измываться над своими?!» Ну, а до войны не измывались над своими — вот там, тогда и научились. Ну, а кто был наш вождь и учитель — известно. И как раз по детям самый специалист был: умел расколоть самого твердокаменного ленинца, заставляя объявить себя шпионом и подонком — и именно через детишек. Арестованные понимали, в чьих руках оказались дети, в каких руках.

Ладно, он. Но мы-то, мы! Как легко (не сразу, но старания учителей пошли впрок) люди соглашались, что, если человека отделить от остальных словцом «элемент», «кулак», «враг народа», «вредитель», с ним можно делать что угодно. Главное, что мы чистые. Пока, конечно, очередь до тебя не дошла, но человек этого знать не хочет.

Раз человек — винтик, его не так уж сложно приспособить к другому механизму, ну а смазка новая, нацистская: «бей жидов», «бей коммунистов», «сталинских бандитов»!

А иногда идеологическую смазку бессовестно смешивали, я сам слышал, как полицай орал на крестьян: «Кулацкое семя!»

Мне всегда казалась исполненной страшного смысла судьба двух деревень на Полесье, где жестокий механизм перемалывания народа сработал особенно наглядно. Недалеко от Березины эти деревни, обе назывались Ковчицы («первые» и «вторые»). Одну из деревень называли еще Ковчицы-еврейские. Со времен «оседлости» там действительно жили евреи вперемешку, конечно, с белорусами. У нас в отряде был мальчик Рубин (имя забыл), он рассказывал, что когда евреев стали убивать в Бобруйске, в Паричах (это по соседству) на улице его остановил сосед, он увидел в руках у мальчика коньки (кузнецу нес в ремонт) и сказал:

— Отдай коньки моему Кольке (Колька был друг того мальчика), тебя все равно убьют.

Заплакал, побежал домой. А когда приехали, пришли убивать (и этот сосед, уже с полицейской винтовкой), Рубины спрятались на чердаке у другого соседа и слышали разговор внизу;