Сборник статей, воспоминаний, писем

   В Октябрьские дни Качалов писал в "Советском искусстве": "Лишь страстное искусство, глубоко впитавшее чувства народа-воина, народа-победителя, достойно советского зрителя".

   3 января 1945 года В. И. читал на вечере "Мастера искусств -- детям фронтовиков". В дни грибоедовского юбилея он был уже болен, и 12 февраля, день своего 70-летия, провел в Кремлевской больнице. Надо было изумляться его мужественному терпению. Как всегда, он писал из больницы о сестрах: "Больше всего думаю о них, и скучаю, и сокрушаюсь, и жалею их всей душой". Грипп дал осложнение на почки. Одно время Василию Ивановичу приходилось лежать почти неподвижно. Опять в нем шла борьба между утверждающей силой жизни и готовой ему изменить природой.

70-ЛЕТИЕ КАЧАЛОВА

   "В _и_с_к_у_с_с_т_в_е_ _К_а_ч_а_л_о_в_а, -- писал Н. П. Хмелев, -- _г_е_р_о_и_ч_е_с_к_и_й_ _д_у_х_ _р_у_с_с_к_о_й_ _н_а_ц_и_и". За выдающуюся деятельность в области театрального искусства правительство наградило Василия Ивановича вторым орденом Ленина. "Качалов-актер, Качалов-мыслитель, Качалов-гражданин всегда в первых рядах самого действенного искусства своего времени, -- утверждали его товарищи по сцене. -- Его творческая жизнь -- это художественная и нравственная школа для многих поколений актеров и зрителей". Отмечали, что после Октября Качалов как художник стал жестче, требовательнее, непримиримее. Он первый принес на сцену МХАТ пафос победившей революции. "В. И. принадлежит к числу тех людей,-- писал Б. Н. Ливанов,-- которым мы обязаны новым пониманием значения _а_р_т_и_с_т_и_ч_е_с_к_о_г_о_ _т_р_у_д_а. Все, что делает Качалов, всегда изумительно умно, необыкновенно благородно. Его отовсюду видно и отовсюду слышно".

   Из Баку от одного из старых зрителей, который в 1911 году юным студентом Московского университета впервые перешагнул "порог святыни русского искусства -- МХАТ", Качалов получил письмо, являющееся для нас ценным свидетельством. В подробностях вспоминая весь творческий путь Василия Ивановича, его корреспондент особенно останавливался на "эпохе умственного разброда" после поражения революции 1905 года, когда "со сцены МХТ всеобщий любимец Качалов устами изображаемых им героев звал молодежь к борьбе". "В простых и ярких образах, голосом, только одному Вам присущим, Вы с такой убедительностью говорили о ценности жизни, о вере в человека, в его высокое призвание, что мы уходили из театра завороженные. Мысль начинала бурлить. Мы задумывались над окружающим. Начинали осознавать, что безвременье было преходящим. Художественный театр со Станиславским и Качаловым стал для нас источником зарядки, и мы бодро смотрели вперед, полные неиссякаемой веры в великое будущее нашей родины и в ее замечательную культуру. Вы воплощали в себе всегда лучшие черты того русского интеллигента, который считал своим духовным отцом Белинского".

   Молодежь приветствовала Качалова в день его 70-летия с фронтов Отечественной войны. Это были горячие, то короткие, то длинные письма, то с германской, то с румынской, то с венгерской земли. "Глубокоуважаемый Василий Иванович! Поймете ли Вы мою радость фронтовика, узнавшего о награждении Вас вторым орденом Ленина? -- писал ему советский офицер из Германии. -- Мне особенно радостно знать, как моя Родина чтит своих сынов, вознесших русскую культуру и русский театр до необычайных высот". Из Венгрии поздравлял его старший лейтенант Верещинский, бывший студент Московского университета: "С Вашим именем у нас ассоциируется наша великая театральная культура, наш МХАТ". "До переднего края газеты из Москвы идут очень долго, и только вчера я узнал, что Вам исполнилось 70 лет, -- в большом, взволнованном, сердечном письме обращался к Качалову орденоносец И. В. Топычканов. -- Мне хочется сказать Вам, дорогой Василий Иванович, что люди на фронте, некогда видевшие Вас на сцене и слышавшие Вас, помнят Вас крепко и крепко любят. Часто, очень часто, лежа где-нибудь в землянке на импровизированном ложе, я вспоминаю ветхий и потрепанный, но до человеческой близости родной занавес МХАТ и Ваши умные, немного грустные глаза. Ивар Карено... В этой роли я видел Вас в последний раз. Это было 27 июня 1941 года, в канун моего ухода на войну. Я и по сие время помню, какими глазами Вы смотрели на чучело сокола, помню свежий носовой платок, неожиданно появившийся в левом кармане старого, сильно поношенного костюма, и Ваши трогательные, доводящие до слез жесты и мимику, которыми Вы пытались обратить на себя внимание жены. Такое не забывается, такое помнят всю жизнь".

   21 марта Качалову был вручен второй орден Ленина.

   В апреле В. И. читал на вечере памяти А. Я. Закушняка. К 15-летию со дня смерти Маяковского вместе с Яхонтовым он написал для "Советского искусства" небольшую статью о поэте. В июне был в Доме актера на встрече ученых с мастерами искусств.

   Всю весну шла большая работа по подготовке радиокомпозиции в двух сериях по роману Сервантеса "Дон Кихот" (постановка О. И. Пыжовой и Б. В. Бибикова, музыка Дм. Кабалевского). Сцены с участием Дон Кихота входили главным образом в первую серию, все основное звучание образа сосредоточено было здесь. "Меня давно привлекала идея воплотить образ великодушного рыцаря, странствующего мечтателя Дон Кихота, -- говорил В. И. -- Бессмертная книга Сервантеса сохранила свою свежесть и силу до наших дней. С новым значением звучат для нас слова ее героя: "Нет на свете дела более благородного, чем труд солдата. На военной службе человек достигает самого дорогого -- чести. Мы, рыцари и солдаты, помогаем слабым, караем низость, мстим за угнетенных..." Наибольшей глубины и выразительности достигал качаловский образ Дон Кихота в сцене с кукольным театром, где до конца раскрывалось столкновение героя с цинизмом окружающей его жизни: "Как? Так это были куклы?!" В этой интонации звучала и доверчивость, и обида, и утверждение своей мечты. Голос Качалова достигал здесь предела простоты и человечности.

   Как и вся страна, Качалов переживал огромный подъем в незабываемые дни победы советского народа над германским фашизмом. Всей душой художника-патриота он участвовал в ликующем общенародном торжестве.

   "Какие широкие просторы открыты для советской культуры! -- писал он. -- Мы, русские актеры, все свои силы отдадим служению нашему великому, свободному, могучему народу" {"Правда", 3 сентября 1945 г.}.

   В документальном фильме "Мастера сцены" был заснят кабинет В. И. (он работает над рукописью воспоминаний о Горьком), сцены из "Вишневого сада" и четвертый акт спектакля "На дне".

   В августе В. И. лечился в "Барвихе". В начале сезона предполагалось, что он будет играть лорда Кавершема в комедии Уайльда "Идеальный муж", но из-за непрочности здоровья он просил иметь его в виду как второго исполнителя.

   В конце сентября Качалов был введен в Художественный совет при Комитете по делам искусств. Ему приходилось прочитывать немало пьес, давать отзывы, участвовать в совещаниях.

   На своем творческом вечере в Доме актера 22 октября В. И. играл сцену из "Бориса Годунова" "Келья в Чудовом монастыре". Качаловский Пимен прозвучал как социально заостренный образ, в котором можно было проследить все этапы биографии этого страстного воина, в старости ставшего летописцем. Интерпретацию пушкинского "Пророка" многие считали вершиной качаловского мастерства. Финал стихотворения звучал ударом колокола. "Думается,-- писал рецензент,-- не было в зале человека, который не ощутил бы в этот момент особенного трепетного чувства, которое трудно и даже невозможно объяснить словами, как невозможно подчас передать словами впечатление от музыки".

   После концерта состоялось чествование Качалова (в связи с его 70-летием) театральной общественностью Москвы.