Сборник статей, воспоминаний, писем

   -- Садитесь. Рад служить.

   На столике гостеприимно разложены папиросы различных названий. Над столом -- репродукция серовской Ермоловой, над диваном -- в траурной раме портрет Станиславского с надписью. С трогательными надписями портреты М. И. Бабаковой, Б. В. Щукина, Р. Н. Симонова -- за стеклами библиотечного шкафа. На столе у окна портрет недавно умершего друга С. М. Зарудного работы художника Г. С. Верейского. На стенах развешаны великолепно выполненные карикатуры Б. Н. Ливанова. У окна под пальмой портрет Ф. И. Шаляпина. На этажерках много фарфоровых статуэток, преимущественно птиц и животных, особенно много собак всех пород -- борзые, легавые, овчарки. В. И. -- страстный любитель собак. Над постелью в левом углу портрет качаловского добермана маслом -- работа худ. Делла-вос-Кардовской".

   13 апреля в "Московском большевике" были опубликованы документы из архива Трепова 1904 года. Там было сказано: "Артист Художественного театра В. И. Качалов является личностью политически неблагонадежною".

   Всю весну Качалов работал много, как всегда. Был бодр, подвижен, в творческом подъеме. Часто ездил за город на машине -- подышать чистым воздухом.

   "Ваша душа такова,-- писал один из зрителей,-- что в каждом, кто к ней прикоснется, просыпается все, что есть в нем лучшего. За Вашу удивительную душу и за то, что Вы не устаете отдавать ее людям, великое Вам спасибо".

ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

   Летом 1941 года Качалов собирался отдыхать на Николиной горе. Война застала его в "Соснах". Он с большим интересом кончал читать вторую часть романа Эренбурга "Падение Парижа". В первые же дни войны ушел добровольцем на фронт сын Качалова -- Вадим. "Настроение у меня крепкое, -- писал В. И. -- Чувствую, что я нужен и могу еще быть поддержкой и опорой".

   27 июня состоялся исключительный по насыщенности спектакль "У врат царства", оказавшийся в исполнении Качалова и в этот момент глубоко волнующим. Он играл, как никогда. Когда Качалов -- Карено говорил Элине в четвертом акте, что "у самых врат царства новой жизни разразится война...", весь зрительный зал ответил ему бурной овацией, выразившей огромный патриотический порыв. "...То, что я не ощутил своих 66 лет,-- признавался Качалов, -- об этом и мне приятно вспомнить".

   Все эти недели Василий Иванович был сосредоточен на одном: кому-нибудь помочь, кого-нибудь поддержать, кому-то быть полезным. Ему казалось, что он даже окреп. "Настроение у меня ничего себе, довольно крепкое, подтянутое, вроде как перед ответственным выступлением, -- писал он из "Сосен". -- ...Ощущаю большое желание жить -- терпеливо, с мужественным самообладанием -- без всяких "парусов" и "упоений в бою..."

   Партия и правительство и в эти тяжелые дни проявили большую заботу о выдающихся деятелях советского искусства. 9 августа "старики" МХАТ и Малого театра были эвакуированы в Нальчик. В. И. убедил себя, что он здоров и бодр.

   В Нальчике Качалов систематически выступал в концертах для бойцов в госпиталях и воинских частях. Вл. И. Немирович-Данченко предложил начать готовить для Москвы пьесу Шекспира "Антоний и Клеопатра" -- с Тарасовой (или Степановой) и с Антонием -- Качаловым. В. И. согласился не для того, чтобы когда-нибудь играть, а как партнер для репетиций. Собирались готовить (а потом и репетировали) "На всякого мудреца...", играть собирались "На дне", "У врат царства". Затянувшийся грипп с бронхитом перешел у Качалова в тяжелое воспаление легких. Он попал в больницу. "Стараюсь жить и даже работать",-- писал он после выздоровления.

   Из Нальчика группа старейших актеров-москвичей переехала в Тбилиси. В. И. опять выступал в частях Красной Армии. 18 января 1942 года сердечно и радостно встретила москвичей столица Советской Армении -- Ереван. Под ослепительными лучами юпитеров сверкали на транспарантах слова: "Привет замечательным мастерам искусства русского народа от цветущей Армении!" В течение целой недели артисты выступали перед ереванскими зрителями с двумя концертными программами. В Баку была встреча с бойцами и командирами Красной Армии и бакинскими рабочими-стахановцами. "Проникновенные слова рабочих-нефтяников, -- писал В. И. в "Вечерней Москве", -- были нам так же дороги, как приветствия фронтовиков". Бойцам Красной Армии Качалов с особенным подъемом читал "Жди меня" К. Симонова и "Три кубка" Н. Тихонова. 25 марта 1942 года в "Вечерней Москве" была напечатана статья Качалова "Миссия советского актера".

   В конце апреля группа актеров-москвичей с участием Качалова дала более десяти концертов в Сухуми, Сочи и Гагре.

   В Тбилиси ждала телеграмма из Комитета по делам искусств -- предложение ехать в Саратов, где играл в это время Художественный театр, через Москву. "Москва нам снится каждую ночь",-- еще из Нальчика писал Качалов словами "трех сестер". В первых числах сентября для небольшой группы "стариков" был организован спокойный и удобный перелет из Тбилиси в Москву. "Хотя мы летели чудесно, -- это очень большое наслаждение, -- уже из Москвы писал В. И., -- но после перелета вот уже целую неделю чувствую себя плохо: поднялось кровяное давление (больше 200, чего у меня никогда не бывало), и это отражается на самочувствии, -- очень нервничаю, очень ослабел". Его томила утрата уверенности в своих силах, непрочность здоровья. А работать привык, работать хотелось. Выступал в частях Красной Армии, читал по радио. 7 ноября весь театр был уже в Москве. Сезон открыли "Фронтом" Корнейчука. В. И. играл во "Врагах". Угнетало его трагическое умирание М. П. Лилиной: ей ампутировали ногу выше колена (саркома), угрожала ампутация руки. Операцию и весь предшествующий период она перенесла с необычайной стойкостью. "Очень она все-таки вся необыкновенная, чудесная,-- писал В. И. -- Поражает и умиляет всех мужеством, терпением и мудростью".

   В театре было решено ставить "Лес" с Качаловым -- Несчастливцевым. В декабре состоялся творческий вечер Качалова в ЦДРИ (монологи Брута и Антония, монолог из "Прометея", сцена из "Гамлета", стихи Пушкина, Блока, Тихонова, Симонова). Некоторые из качаловских работ в эти недели были записаны на пленку. Неуверенность в здоровье при неизменной потребности творчески жить и работать была для Василия Ивановича мучительна. В январе 1943 года он опять попал в Кремлевскую больницу; в феврале, в дни 25-летия Красной Армии, много выступал в частях Московского гарнизона. Он пытался всячески устоять, удержаться в жизни, закалить себя. Ему было 68 лет.

   20 марта в "Правде" было опубликовано постановление Совнаркома о присуждении Качалову "за многолетние выдающиеся достижения в области искусства" Сталинской премии первой степени.

   В горьковские дни он выступил на вечере в Доме актера. 12 апреля на своем творческом вечере в ВТО В. И. читал Шекспира: "Гамлет", "Юлий Цезарь", "Ричард III", сонеты и балладу "Джон -- Ячменное зерно" Багрицкого (по мотивам Бёрнса). "Умное и блестящее мастерство Качалова торжествовало в разносторонней передаче шекспировских характеров",-- писал рецензент. 21 апреля в Доме актера состоялся интересно задуманный вечер на тему: "Актеры романтического театра" (В. И. Качалов и Ю. М. Юрьев). Юрьев читал в своей обычной приподнятой манере монолог Арбенина из "Маскарада". После его выступления простой, интимный качаловский Гамлет прозвучал так, как будто исполнители были людьми разных эпох. Вряд ли правильно было объединять актера-реалиста Качалова и представителя старого романтического театра Юрьева общим понятием "актера-романтика".