Адмирал Д. Н. Сенявин

27 января 1807 года произошло кровопролитное сражение между французской и русской армиями у Прей-сиш-Эйлау. Это сражение нс дало решительной победы ни одной из сторон. Надежды Наполеона на быстрый разгром России не оправдались. По и французская армия не была сокрушена. Она пополнялась новыми контингентами и упорно готовилась к новому сражению. Угроза перенесения военных действий из Восточной Пруссии и Польши в пределы Российской империи становилась все более реальной. А европейские державы не оказывали России почти никакой помощи. Англия отказывалась высадить войска в Германию или Голландию. Военный потенциал Пруссии был низведен до совершенно ничтожных размеров. Австрия не откликалась на бесконечные призывы России и не присоединялась к ней для борьбы с Наполеоном. Наконец, Швеция также уклонялась от содействия русской армии.

При таких обстоятельствах в Петербурге, естественно, смотрели на войну с Турцией как на весьма нежелательную и всемерно стремились поскорее ее закончить.

Первое предложение о заключении мира было направлено Порте немедленно после того, как она объязила России войну. А в марте 1807 года царское правительство решило вновь предложить туркам мир и направило для переговоров с ними на эскадру Сеиявина чиновника министерства иностранных дел — французского эмигранта Поццо-ди-Борго.

Чичагов отозвался о Понио «как об авантюристе, неизвестно откуда появившемся и неизвестно в чьих интересах действующем», и настаивал на том, чтобы переговоры были поручены Сеня8нну. В ответ царь написал, чго считает совершенно недопустимым резкий отзыв о человеке, которого он лично избрал. «.Мне, — читаем мы в царском письме Чичагову, — было трудно предпочесть Сеиявина... когда вы сами признаете его ниже езоего поста даже единственно в морском отношении и когда он нам дал убедительные доказательства недостатка логики».

Как известно, по вопросу о возвращении Средиземноморской эскадры и по вопросу об оставлении Котора царь вынужден был одобрить действия Сеиявина, расходившиеся с приказами из Петербурга. Не вызвано ли заявление о служебном несоответствии Дмитрия Николаевича тем, что его решения оказались более правильными, чем царские решения? И не потому ли Сенязнн был обвинен в «недостатке логики», что он решился критиковать непродуманные и неясные директивы царя? Во всяком случае несправедливый отзыв о Сенязине еще раз доказывает, что Атександр не прощал подчиненным исправления царских ошибок, что он не умел и не хотел объективно оценивать людей по их действительным качествам.

В письмах к Чичагову, которые были, конечно, написаны на изысканном французском языке, царь мотизн-рует назначение Поццо-ди-Борго недостатком способных людей в России *. Это утверждение показывает, насколько плохо царь умел ценить народ, над которым он царствовал. Чичагов также был заражен неверием в творческие силы своего народа. Его резкий протест против назначения Поццо-ди-Борго вызывался не соображениями национального престижа, а аристократическим стремлением ограничить правящую среду узким кругом старых высших дворянских фамилий. Возражая против кандидатуры Поццо-ди-Борго и отстаивая кандидатуру Сенявина, Чичагов вместе с тем исходил и из опасения, как бы посылка чиновника министерства иностранных дел не привела к ослаблению руководящей роли морского министра при решении средиземноморских дел.

Карьеризм Поццо-ди-Борго доходил до того, что он возбудил вопрос о своем собственном награждений за участие в Афонском сражении. В доиошениях царю он пытался выставить Сенявина в невыгодном свете, чтобы выпятить свою собственную роль в происходивших событиях. Но, будучи откровенным карьеристом и интриганом, Поццо-ди-Борго был все же незаурядным дипломатом.

Инструкция Поццо-ди-Борго, подписанная царем 7 марта, излагала мирные предложения, с которыми он должен был обратиться к Порте. Первый пункт этой инструкции предусматривал восстановление прежних русско-турецких конвенций и договоров. Далее царь выразил согласие прекратить оккупацию Молдавии и Вала-хин. Он требовал только оставления русских гарнизонов в крепостях Хотин и Бендеры, непосредственно прикрывавших днестровскую границу и польский плацдарм войны с Наполеоном. Речь должна была идти об удержании этих крепостей только на время войны с Францией и лишь в качестве предохранительной меры на случай проникновения французских войск в балканские владения Порты. При этом Поццо-ди-Борго было разрешено отказаться и от этого требования, если турки дадут твердые заверения в том, что не пропустят французские войска через свою территорию и подкрепят эти заверения такой гарантией, как изгнание из своей страны посла Себасти-ани и других французов.

Поццо-ди-Борго предписывалось договориться с турками о совместных мерах, направленных к изгнанию французов из Далмации. При этом от турок не требовали

военной помощи. Они должны были только пропустить в Далмацию русские поиска.

При переговорах с Портом посланник должен был также позаботиться о сербах и добиться для них права выбирать себе князя (с последующим утверждением его султаном) ².

Поццо-ди-Борго прибыл к Тенсдосу 12 мая, через два дня после Дарданелльского сражения и за пять дней до свержения султана Селима III. 13 мая Сенявин послал к капудан-паше пленного турка с извещением о прибытии царского посланника и с просьбой пропустить в этой связи в Константинополь парламентера, который бы договорился о времени и месте мирных переговоров. Несмотря на то, что вслед за первым письмом Сенявин направил капудан-паше второе и третье, ответ был получен только 28 мая. Капудан-паша известил Дмитрия Николаевича о вступлении на престол Мустафы IV и добавил, что новый султан «настолько занят», что к нему может быть направлен только парламентер с личным письмом царя³. В тот же день Сенявин в четвертый раз послал парламентера, снабженного письмами от Буд-берга к великому визирю и от Поццо-ди-Борго к рейс-эфеиди ⁸⁷.

Сенявин и Поццо-ди-Борго всячески стремились широко разгласить среди турок известие о мирных предложениях России и о готовности ее, несмотря на дарданелльскую победу, освободить Константинополь от тягостен блокады. Таким образом, они рассчитывали возбудить население столицы против продолжения войны и оказать давление па турецкое правительство.

Наоборот, Порта опасалась распространения известий о мирных предложениях России. Письма Будберга и Поццо-ди-Борго были поэтому приняты капудан-пашой со всяческим соблюдением тайны. Русского же парламентера в Константинополь не пропустили, чтобы его появление не взбудоражило население и не вызвало недовольство Себастиани.

В своем письме к рейс-эфенди Поццо-ди-Борго напоминал о помощи, которая была оказана Турции Рос-сиен, когда Бонапарт напал на Египет, и о пользе, кото* рую турки извлекли из союза с Россией. Далее Поццо-дн-Борго указал па неудачи французов в текущей войне с Россией и на лживость французских обещаний помочь Порте войсками и флотом. Турецкое правительство должно знать, продолжал царский посланник, что французская армия в Далмации не превышает 8000 человек, она не имеет обеспеченных морских коммуникаций и находится под постоянной угрозой атаки. Война с Россией, которая навязана была Порте французами,-поставила под угрозу турецкую столицу, а между тем обещанная французами помощь является сплошной фикцией. Если же под видом помощи французы действительно ввели бы свои войска в оттоманские владения, Порта была бы доведена до предела несчастий и погибла бы.

Когда Поццо-ди-Борго писал это письмо, он не знал еще, как повлияет майский переворот в Турции на ее внешнюю политику. А поскольку свергнутые соратники Селима были врагами России, он выражал некоторые надежды на то, что новое правительство будет настроено враждебно по отношению к Франции. В первые дни после переворота такого же мнения придерживался и Себа-стиани. Однако очень скоро выяснилось, что новое правительство Турции не намерено менять курса внешней политики. 2 июня оно вручило Себастианн ноту, в которой было заявлено, что Турция будет продолжать войну с Россией и не заключит отдельного от Франции мира.