Its So Easy And Other Lies (ЛП)

Глава 24

Мы начали организовывать первые концерты осенью 1990-го, впервые более чем за год – целую вечность. Мы наметили дважды выступить на фестивале Rock in Rio в январе 1991. Когда я был подростком, я даже мечтать не мог, что однажды у меня появится возможность побывать в таких экзотических и далёких местах в результате музыкальной деятельности. Бэйкерсфилд – возможно, но не Бразилия. Эти концерты стали для меня своеобразным маяком – светом надежды, мерцающим на горизонте, надёжным и чётким направляющим в пути через бушующие моря.

Кроме того, этой сенью мы работали в студии над песнями к «Use Your Illusion». Когда мы с продюсером Майком Клинком написали окончательный вариант партии ударных для “Civil War”, стало ясно, что Стивен не сможет с нами играть, если не изменит свой образ жизни. Когда мы выступали с парой песен для огромной толпы на Farm Aid в апреле, он неплохо лажал. После этого, мы решили его запугать, сказав ему, что прослушиваем ударников, полагая, что он слезет с веществ, как только услышит это. Когда это не помогло, мы наняли профессионального терапевта, Боба Тиммонса, который помог Aerosmith, чтобы с ним поговорить.

Боб привёл к Стивену Слая Стоуна, который уже избавился от зависимости – Слай со Стивеном познакомились у меня дома в Эль Серрито.

- Пойми, приятель, - говорил Слай Стивену, - твоя группа заботится о тебе. Тебе нужно взять себя в руки, Стиви.

Мы со Слэшем говорили от лица всей группы во время последних дней Стивена с GN’R, но что только мы ему не сказали – ничего не менялось. Мы сказали, что собираемся записываться – без результата. В конце концов, мы предложили ему нанять адвоката. Мы хотели, таким образом, его запугать, но в итоге для нас четверых это оказалось удобным. Кончилось всё тем, что мы сказали нашему адвокату передать его адвокату, что Стивен больше не часть группы.

Многим людям казалось ироничным то, что мы выкидывали человека из такой распущенной группы за наркотики. Но дело в том, что для нас не имело значения, что человек принимает или в каком количестве – имела значение только работа в группе и способность поддерживать группу в движении, когда у нас наконец-то было что записывать и где выступать. Нам было насрать на процесс, главное - результат. Наркотики? Да пожалуйста. С таким же успехом причиной выкинуть Стивена могло быть что угодно: недостаток мотивации, тюремный срок, смерть. Для меня, как я всегда думал, смерть и только смерть могла быть причиной бросить группу (я ошибался). Для Стивена же оказалось достаточно кокаина с героином.

Это было трагично, особенно для нас со Слэшем, но нам нужно было найти Стивену замену.

Когда мы бронировались на Rock in Rio, мы думали, что у нас много времени на поиски нового ударника: как-никак, до поездки были месяцы, и нам нужно было записать много песен; мы полагали, что будет достаточно репетиций и студийной работы, чтобы новая ритм-секция стала на своё место к тем выступлениям. Но запись откладывалась и откладывалась, пока мы искали подходящего ударника. То же, что делало Стивена важной частью нашего звука, делало сложной и его замену – его чувство ритма. Мы слушали ударника за ударником, и всё начало выглядеть довольно плачевно. Мать его, это мог быть конец нашей группе, как это было с Hanoi Rocks, как это было с Led Zeppelin - для тех групп потеря ударника была концом их деятельности.

К счастью, в последний момент мы нашли Мэтта Сорума, который ранее играл в Cult. Нам надо было записать двадцать семь песен, и некоторые из них - как November Rain, Coma, и Locomotive – были очень длинными. Мэтту предстояло выучить все эти песни на репетициях и составить график их записи. В то же время, он пытался угнаться за нами со Слэшем в области выпивки. Первые двадцать четыре песни мы записали быстро. Но среди вала работы, огромного количества бухла и давления, исходящего от записи с группой, которая рассматривалась как самая большая новость в городе, Мэтт сорвался. Когда оставалось записать три песни, он исчез. Я оставлял ему сообщения, умоляя его придти и закончить последние три песни. Ответа нет. Я говорил, что куплю ему наркоты из собственного кармана. Ответа нет.

Он снимал мою старую квартиру в Laurel Terrace на время записи, так что я поехал туда в его поисках.

- Мэтт? – позвал я, войдя в дом, - ты где, приятель?

Ответа нет.

Я походил по квартире.

В глубокой нише в спальне был чулан. Его дверь была закрыта, но я слышал, что кто-то был внутри. Я открыл дверь, заглянул внутрь и, после того как глаза привыкли к темноте, увидел Мэтта, съёжившегося в глубине чулана с пачкой кокаина и прячущегося от мира. Он посмотрел на меня невидящим взглядом. Он был не в своей тарелке и был мучим паранойей. Мне пришлось сильно накачать его водкой, чтобы вывести из кокаинового прихода.

Мэтт взял себя в руки и добил оставшиеся три песни. Но когда мы приступили к сведению, внутри меня тоже что-то сломалось. Слишком много песен. Слишком много соперничества внутри группы из-за авторства и прочего. Я видел, как разрастались трения внутри группы, между менеджерами, Видел, как известность и немного денег да славы изменили парней, с которыми я прошёл сквозь огонь и воду.

О, неужели? Так вот как мы собираемся реагировать на всё это?

Я был разочарован. Это был бардак, и я не хотел с этим ничего делать.

Мы – и были ли это до сих пор «мы»? – наконец-таки ступили на порог достижения новой цели. Альбом. Двойной альбом, если быть точнее. Но я не был больше уверен, что он олицетворял.

Для этого ли я переехал в ЛА? Разве это означает “добиться успеха”?

Я уже достиг кое-чего из того, что планировал, уезжая из Сиэтла в Калифорнию. Гораздо больше, чем планировал. Гораздо больше, чем когда-либо представлял. Но, глядя вокруг сейчас, было яснее, чем когда-либо, что всё сложилось не так, как я ожидал. Я не жил в утопической панк-коммуне с Доннером и бандой. Друзья были мертвы. Фанаты были мертвы. Мой брак был мёртв. Моя группа потеряла участника, и, кажется, то ли умирала, то ли превращалась в то, с чем я не чувствовал себя связанным.

И кое-что ещё меня пилило - Rock in Rio подползал ближе и ближе.

Кто-нибудь собирается появляться на наших выступлениях в Бразилии?

Конечно, промоутер сказал, что концерты окупятся, но это были всего лишь его слова – мы уже давно поняли, что слово промоутера не всегда было целиком наполнено уверенностью. Maracana Stadium был самым большим в мире! Фрэнк Синатра там выступал, Пол МакКартни там выступал, Поп Джон Пол II там выступал. А мы? Мы отыграли менее полудюжины концертов за последние два года, а наш один-единственный альбом вышел почти четыре года назад.

Провести два концерта? В Южной Америке? Наркоман что ли?

Я начал сильнее налегать на бутылку, что позволяло мне принимать больше кокаина, что позволяло мне больше пить, что означало больше героина… и так до той точки, после которой я, как я всегда думал, брошу пить. Даже если бы это всегда было ложью, это добавляло чувство уверенности – впереди всегда был горизонт. Потом, сразу после записи песен к Illusion, горизонт потемнел. Я потерял всякую ориентацию.

Далее, 17-го января 1991, мы сели на самолёт American Airlines в Рио. Это был один из самых долгих моих полётов. Самолёт – это металлическая труба без выходов, а я всегда страдал клаустрофобией. Когда я летал домой к семье и друзьям в Сиэтл, мне приходилось за свой счёт брать с собой попутчика. Из-за приступов паники я даже думать не мог о том, как направляюсь к аэропорту один. Я самолечился всем, чем только можно. К полёту в Рио я приготовил пакетики кокаина, чтобы втянуть в аэропорту и в вертикальном положении протащиться по самолёту. Полёт, концерты, группа. Полёт, концерты, группа. Страх. Сомнения. Валиум. Стюардесса. Водка. Пожалуйста.

Всё.

“Дамы и господа, говорит капитан.”

А?

Я посмотрел в окно. Ничего.

- Немного новостей из кабины. Я только что получил сообщение, что силы Штатов начали бомбить Ирак по операции Desert Storm. Америка вступила в войну.