Its So Easy And Other Lies (ЛП)

“Ты будешь скользить на нашей сцене”.

Это был Steel Wheels tour с цельнометаллическими декорациями.

“У меня есть несколько пар кроссовок,” сказал он. “Какой размер ты носишь?”

“Одиннадцать”, сказал я.

“Я тоже”, сказал он. “У нас должен быть одинаковый размер писек”.

Ничего себе, подумал я, Мик Джаггер говорит, что у нас один и тот же размер члена, и он собирается дать мне поносить свои кроссовки. Несмотря на его любезное предложение, тем не менее, я так и не надел их в конце концов: Мик был классным, но его запасные кроссовки, я боюсь, таковыми не были.

Когда приблизилось время начинать шоу, Эксла не было на месте, и все – мы и парни из Stones – обливались потом и были в ярости. Но он появился в последнюю минуту. Первый концерт прошел без сучка и задоринки, и я не поскользнулся на металлической сцене. Конечно, парни ловили кайф, но вокруг меня была семья и хорошие друзья, и я не обращал большого внимания на то, что происходит с этими парнями за кулисами. Я знал, что мы должны были сесть группой за стол переговоров перед шоу, чтобы все выяснить, но события сменялись слишком быстро в преддверии тех концертов.

Затем наступил второй вечер.

Перед тем как мы начали играть нашу первую песню, Эксл внезапно объявил перед 80 тысячами пришедших, что «если некоторые люди в Guns N ‘Roses не перестанут танцевать с мистером Brownstone», это будет наше последнее шоу.

Толпа стала абсолютно спокойной. Люди в зале смотрели друг на друга, они, казалось, были в недоумении, как и мы. Они действительно и понятия не имели, о чем говорил Эксл.

Я так и сжался. Я был так чертовски смущен. Я был так чертовски зол на то, что Эксл чувствовал, что может поступить так со мной. Я бы поддержал его, если бы он настолько обозлился на некоторых парней, чтобы перейти в открытую конфронтацию из-за того, что происходило – я был с ним, ситуация была скверной. Нам нужно было бы поговорить об этом дерьме наедине! Не на публике. Ни в коем случае не на публике.

Как только Эксл обнародовал свои опасения, время, когда мы были бандой – одни против всего мира – закончилось. Мы отыграли остаток шоу, но уже на половину своих возможностей в лучшем случае. Впоследствии, и на самом деле до конца нашей карьеры, мы просто разошлись в разные стороны. Этой ночью официально зазвонил колокол, возвещающий конец эры в GN’R.

Глава 22

Нам следовало устроить общее собрание группы после выступлений с the Rolling Stones. Но мы этого не сделали. Я даже так и не сказал Экслу как я был огорчён. Навалились новые дела, и когда мы не решали их, то удалялись каждый в свою отдельную жизнь.

К концу 1989 года уже невозможно было отрицать, что мой брак с Мэнди разваливался. Каким-то образом то, что мы узаконили наши отношения, привнесло в них новый уровень серьёзности, который оба мы не предвидели. До того, как мы поженились, мы никогда не ругались. Мы также не видели поводов обсуждать наши долгосрочные ожидания. Ни она, ни я не лгали и не изменяли друг-другу всё это время, но мы оба словно упали духом от того, что наша страсть почему-то угасала день ото дня. Она начала срываться на меня, а я в ответ на неё. Думаю, мы оба ненавидели себя за это, но, тем не менее, всё продолжалось в том же духе. Мы с Мэнди были слишком молоды – мне было двадцать пять в то время – наивны и заправлены водкой. Мы были идеальной парой… друзей, но никак не супругов, тем более с детьми.

Проблемы в наших отношениях стали казаться ещё реальней после того, как моя мама оценила весь их масштаб. Новых концертов на горизонте не предвиделось, а мы постоянно находились вдвоём дома на Лорел Террас, и ситуация окончательно зашла в тупик.

Стивен жил по соседству и у него была наилучшая точка для обзора наших отношений. Он знал, что мы с Мэнди уже обращались за парной психотерапией, и он видел, как сильно я страдал даже после этого. Он был тем, кто наконец поставил меня перед выбором – прямо в Рождественский Сочельник.

«Чувак, если ты не выставишь её вещи к завтрашнему дню, это сделаю я.» - сказал он мне – «И это будет отвратительно. Поверь, ты не хочешь, чтобы я это делал, а я ведь готов.»

Он был прав. Между нами всё было кончено. Я должен был это признать. И должен был действовать. В Рождественский день 1989 года я отдал Мэнди чемоданы Halliburton, которые мне подарили Aerosmith и попросил её убраться. Я был твёрд как сталь. И я оставил себе нашу собаку. Вот тебе блять и Рождество.

Я чувствовал себя совсем потерянным, и моё сердце было разбито. Думал о том, что подвёл маму и всю свою семью. Казалось, они раскусили, что я жил во лжи. Скорее жил множеством маленьких кусочков лжи, которые ты говоришь себе, чтобы казалось, что твоя жизнь лучше вписывается в идеальный образ. И тут вдруг покровы были сорваны. Для меня всё сводилось к одной простой вещи: Точь-в-точь как мой отец, - думал я, - тот, по чьим стопам я так не хотел пойти.

Я был настолько погружён в депрессию, что МакБоб, гитарный техник, тайком проник в мой дом и вынес оттуда мой пистолет. Позднее он признался, что не хотел оставлять его там, учитывая, как я вёл себя в то время. Он припрятал пистолет в гитарном кофре и отнёс на склад.

Многие из моего окружения надеялись, что когда боль вызванная распадом моего брака утихнет, я смогу понемногу начать отказываться от водки. Но вместо того чтобы завязать, я совсем расклеился. Я стал больше пить, когда семейная жизнь не задалась. А когда Мэнди ушла, я ещё и добавил к этому наркотики.

Первый раз за день я стал выпивать уже не в 4, как раньше, а где-то в час. Я также стал принимать больше кокаина, чтобы выпивать больше и дольше. Это оказалось дьявольским коктейлем для меня. Отныне я мог пить до тех пор, пока не усну – а на кокаине можно не спать по четверо суток, по крайней мере, мне удавалось. И только так я мог притормозить. Кроме этого, остановить меня мог только человек, которого я уважал – например, мой брат Мэтт – который бы сказал «Ты, блять, по-легче». Я также выяснил, что валиум и кодеин могли помочь мне уснуть, если мне наконец нужно было отоспаться после многодневного запоя. Я представлял себе эту ситуацию так, словно я просто использую современные научные способы справиться с непростым периодом, и я считал, что сокращу потребление алкоголя и наркотиков, как только сердечная боль отпустит.

Однажды в начале 1990 года в моём доме зазвонил телефон.

«Да…эээ…а Дафф дома?» - спросил голос на том конце.

«Это Дафф»

«Эээ…Привет, это Игги»

Я сразу понял, что это не розыгрыш одного из моих придурошных друзей. Это был сам Игги Поп, и он был в Лос Анджелесе, чтобы записать новый альбом. Он спросил меня, не хочу ли я поучаствовать в записи.

«Конечно!» - сказал я.

И затем, стараясь казаться более равнодушным, чем на самом деле, я добавил: «В смысле, почему бы и нет».

Вообще-то я познакомился с ним более чем годом ранее. Через два дня после окончания тура с Aerosmith в сентябре 1988, Guns выступали на чём-то типа фестиваля в Далласе, штат Техас. INXS были хэдлайнерами, а разогревали the Smithereens, Ziggy Marley, и Iggy. Мне так хотелось встретиться с ним. После шоу Игги и я оба оказались на вечеринке в гостиничном номере Майкла Хатченса, вокалиста INXS. Я чертовски нервничал от того, что находился в одной комнате с Игги, парнем, который вдохновил меня на мечту, с которой я прошёл всю жизнь – мечтой, которая во многом определила мой жизненный путь. Так что я начал ужираться. Майкл Хатченс в то время уже был популярен за счёт того, что встречался с моделями и попадал в объектив папарацци, не меньше чем за то, что исполнил “Need You Tonight,” и я думаю, что Игги чувствовал себя там не в своей тарелке так же как и я, так что присоединился ко мне. И мы нажрались вместе.

А теперь он просил меня играть с ним. Слэша тоже пригласили, и мы вошли в студию с охрененным барабанщиком Кенни Арнофф. Я пришёл туда с мыслью, что сессия звукозаписи будет просто одним большим фестивалем наркоты и бухла – идеальным способом скоротать пару недель, как мне казалось. Люди, небось, легенды будут рассказывать о том, как мы заново изобрели дебоширство. Но в первый же день, когда мы прибыли в студию Ocean Way в Голливуде, продюсер Дон Уэз предупредил нас, что Игги недавно завязал. Я словно почувствовал запах горящих тормозов, в момент, когда мои мечты о безумных днях этой сессии пошли прахом. Упс. У меня то была вполне сложившаяся зависимость от наркотиков и алкоголя, а теперь, из уважения, пришлось скрывать это во время записи альбома.