Летописание от Андрея (СИ)

7. Вахмистр - в царское время в казачьих войсках помощник командира сотни, из рядовых

8. Прядает - прыгает

9. "Пожалован на погоны" - выдана денежная премия за присвоение звания

10. Каптенармус - в казачьем полку младший офицер, заведующий полковым имуществом, провиантским и фуражным довольствием.

====================================================

Глава третья.

Фото: 1916 г. Андрей Быстров. Под Херсоном на отдыхе после Брусиловского прорыва.

"1914 год.

У нас с наступлением последнего года службы введен обычай у всех казаков. За три с половиною года служба надоедает, да каждый уже по дому соскучился. И каждое утро казаки, которым домой уходить, встают и шумят: "День прошел, его не повторять! Домой, домой!"

А еще каждый знал, какую станицу как дразнят и из-за чего. Нашу, Арчединскую - гусаки, Кененскую - сомы, Раздорскую - сурки, Етерскую - козлы, Сергеевскую - индюки, Островскую - собаки. И много других прозвищ. Почему так прозвали тогда знали, а сейчас я уже и не помню. Одну только помню, но название забыл. А прозвали их бугаями. Было у них: ждали в станицу архиерея. Станичный атаман приказал звонарю: "С колокольни не слазь и гляди! А как увидишь едет, так сразу звони благовест!" А звонарь увидел на дороге пыль столбом и ударил во все колокола. Атаман и все станичники двинулись к дороге на встречу с архиереем. А как подошли, оказалось это не архиерей в коляске, а простой казак гнал рысью сбежавшего из табуна бугая, которого недавно купили. Как узнали об этом в соседних станицах, так и стали этих звать бугаями. Звонарь за ошибку плетей заработал, но прозвище осталось.

Вот как зашумят - домой, домой - так и начнут станицу за станицей дразнить. Кто забрешет по-собачьи, кто закогочет [1] по-гусиному, засвистят, и по-другому зашумят, сделаются, как малые дети. И ни вахмистр, ни взводный урядник их не остановят, пока не накричатся вволю.

Но в 1914 году никто домой не пошел. 1-го июня пошел наш полк на учения, на кавалерийский сбор из города Томашов в город Замостье. Это в Польше. В нашей дивизии были 9-й, 10-й, 13-й и 15-й донские казачьи полки, 4-я и 6-я казачьи конноартиллерийские бригады и пулеметная команда.

20-го июня начались учения всей дивизии. Трубач начальника дает сигнал: "Поворот и заход левым флангом!". За ним - трубачи каждого полка, как будто приговаривают: "Левый шенкель приложи и направо поверни!" По этому сигналу левый фланг всей дивизии сразу с места в карьер идёт. Пушки колесами загремели, пыль поднялась, ничего не видно. Тут не распускай повод коня, а то может конь споткнуться и упасть. А сзади орудия гремят - ну, и задавят!

А в это время сигнал: "Стой!" Сразу подумали: "Наверное, кого-то задавили". Но санитарные линейки [2] стояли спокойно. Потом сигнал: "Всем, всем - сбор!" И поскакали все офицеры к начальнику дивизии генерал-лейтенанту Вершинину. Адъютант читает приказ: "Германия и Австро-Венгрия объявили нам войну. Срочно по зимним квартирам!"

Наш полк был в 6 верстах от границы. Приехали в город Томашов. Командир сотни есаул Гринёв, как я был каптенармус, даёт мне распоряжение выдать казакам по 50 шт. патронов, по медному котелку, шанцевый инструмент. Потом собрать по парадному мундиру с шароварами и папаху. Зашить их в наволочку и отправить по адресу казака на Дон. Мы, казаки уходящего года кое-чего уже справили к дому: одежду, обувь и большие сундучки с горбатыми крышками. И я справил тоже не хуже людей. В посылку упаковал новые сапоги, костюм-пальто, папаху и другое, что сказал есаул. Занес к знакомому еврею, заплатил за посылку и еще дал денег. Но после узнал, что еврей удрал, испугавшись за шкуру. Все казачьи сундучки и другое имущество приказали снести в одну казарму.

Вскоре наша дивизия в полном составе выступила к границе. Наши пограничники все поуехали, оставили границу открытой. Наш полк шел в авангарде. Разведчики донесли, что в лесу полк пехоты противника. В то время у нас пехоты не было. Наш полк спешился. Один казак берет двух коней и в укрытое место, а пешие после артиллерийской подготовки идут в бой. Вскоре стали появляться у нас убитые и раненые. Потом с флангов показались еще два наши полка в конном строю. Австрийцы начали в порядке отступать. Нам коноводы подали коней. И сразу команда: "Пики к бою, шашки вон! С богом, в атаку ма-а-арш! Ура!" И мы тоже закричали "ура!" и поскакали на австрийцев. Противник не выдержал атаки и побежал. В то время в июне месяце были уже на полях из снопов ржи крестцы [3]. Австрийцы начали кое-кто в них прятаться. Но если кто в плен не сдавался, пика и шашка доставала всюду. Взято было в плен 500 человек, и на поле тоже оставили много убитых. Раненых подобрали на повозки. У нас потери были малые. Взяли военные трофеи и назад в город Томашов с песней : "Веселись, храбры казаки, честью-славою своей!". Было приказано варить не по 3/4 фунта на каждого казака, а по целому фунту, из взятых у австрийцев быков.

Но нам недолго было веселиться. Разъезды на другой день донесли, что противник - около корпуса - идет на нас. Мы с ним вступили в бой, но тут стал приказ - отходить. Сами пожгли склады и цейхгаузы [4] с нашими казачьими сундучками с горбатыми крышками. Отошли до Замостья, на 20 верст к главным нашим силам, где пехота уже рыла окопы. Здесь все войска были регулярные. Приняли двадцатисуточный бой. А нас, казаков, определили в летучий отряд - от города Щебрешень до города Гребешов, на стоверстное расстояние. А коней кормить некогда и нечем. От быстрой езды и частых боёв стали они худеть и становиться. Тогда приказали всё из сум[5] выбросить, кроме патронов. А еще через две-три недели, без смены белья завелась вошь. Мы как от вшей избавлялись? Снимешь с себя кальсоны и рубаху, и под седло их. Вши конского поту боятся и осыпаются, как горох. А то на ночь, как привал, зарываешь одежу в землю. Тоже помогало, но всё равно не надолго. Появился тиф. В боях у реки Вислы и при переправе были у нас большие потери. Много было вырыто глубоких ям, куда складывали убитых прямо без гробов. Попы каждую яму кадили кадилом. За всю войну я не видал столько убитых солдат и казаков.

Немец через реку Вислу мосты пожег. Нашей дивизии приказали идти вплавь на конях. Вода в октябре стала холодная. Под снарядами [6] переплыли и стали преследовать неприятеля к городу Краков. Здесь нам пришлось хватить голода. Трое суток ничего не ели, обозы отстали. В одном месте нашли еврейский сад и поели яблок. После заболели брюшным тифом. И я тоже заболел. Тогда нас, тяжело раненых и больных отгрузили в город Минск. Там я болел, пока не вылечился. Врачи, спасибо им, когда было тяжело, ободряли: "Казак, не поддавайся! До 13 дней осталось немного!" И я выдержал. Но пришлось снова учиться ходить. После, в 1915 году, в марте месяце меня отправили в слабосильную команду [7]. А через месяц - на фронт. Но в городе Холмск [8] воинский начальник не знал, где наша часть. И я тоже за 5 месяцев не знал. И меня отправили в распоряжение окружного атамана в запасную сотню, которая стояла в слободе Михайловка, что в 15 верстах от хутора Черемуховского. Я попросил отпуск и на 5 дней домой приехал.

Дома в своей семье через пять лет было хорошо снова оказаться. Только коровы у нас уже не было - упала [9] корова. А другую отец не покупает, бережет деньги. Жена брата Ермолая, который с турками воевал, и моя жена тоже ругаются - хлеб, сено продаем, а он деньги в сундук складает. А мы с дитём без молока. Я пошел к отцу в горницу. Сидит, библию читает. Я ему пересказал слова женщин. Отвечает: "Деньги есть - 1500 рублей. Но не хочу расходовать. Нету на ваших баб надежи. Вы на войне, всё может быть, а то случится и побьют вас!" А я ему говорю, что хлеба у вас много, а молока нет. Наконец я отца убедил - купил корову с телком за 16 пудов пшеницы. А деньги после в революцию пропали, отменили их.