Четвертое измерение
Четвертое измерение читать книгу онлайн
Эта книга незаурядного человека о пути, пройденном до него миллионами, впервые опубликовало издательство «Посев» в 1973 г., после чего она быстро стала библиографической редкостью. Однако книга не забылась: ее читали, копировали, «зачитывали», не желая с ней расставаться, и поэтому осуществлено её второе издание. Тот факт, что за четыре десятилетия лет книга не забылась, сам по себе весьма примечателен. Тем более, что описанная в ней страна – СССР, с его ГУЛАГом, - вроде бы ушла в небытие. И, тем не менее, читатели читают эту книгу взахлеб, с удивлением открывая для себя страну, в которой прожили всю жизнь. Секрет неувядающей актуальности этой книги в том, что она не столько о лагерях - хотя они подробно описаны в книге – сколько о Человеке, о том, что не «бытие определяет сознание», а Человек, создающий и изменяющий навязанные ему обстоятельства силой своего Духа.Авраам Шифрин родился в Минске в 1923г. Годовалым ребенком был увезен родителями в Москву, где и прожил вплоть до ухода на фронт в 1941г. Его отец, инженер-строитель, был арестован (по доносу соседа за анекдот) в 1937г. и, как стало позднее известно, отправлен в лагеря Колымы. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество "более легкое наказание" для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала Аврааму и его старшей сестре, что ей предлагают. Вместе они решили, что на подлость – даже ради отца – идти нельзя. Эта попытка растления пробудила в подростке естественное чувство справедливости, заставила его возмутиться и навсегда превратила его в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. В июне 1941г. Авраама призвали в действующую армию и отправили на передний край фронта, в штрафной батальон, где были в основном дети таких же репрессированных. В первый бой их отправили без оружия; на вопрос, чем же воевать, им было сказано: "Ваше оружие в руках врага - отнимите его!" Естественно, мало кто уцелел там. По закону, штрафбат - до первой крови или до первой награды. Авраам был вскоре ранен (в локтевой сустав правой руки) и отправлен в тыловой госпиталь. Руку хотели ампутировать, - он не дал. Дело было поздней осенью, а к весне он руку разработал, перепилив в госпитале весь запас дров. После этого он снова был направлен на передний край и снова в штрафбат! Тут он понял, что закона нет, и власти просто стремятся физически уничтожить тех, кого они сами превратили в своих врагов. Тогда он решил, что не даст себя так легко уничтожить и, когда он был ранен вторично (на сей раз это были множественные осколочные ранения в обе ноги плюс пулевое в правое бедро), по пути в госпиталь Авраам выбросил свои документы и при опросе назвал вымышленные биографические данные: сохранив, фамилию, назвал более ранний год рождения и имя Ибрагим. Вернувшись после выздоровления на фронт, он попал в нормальную часть и стал делать нормальную фронтовую карьеру. Грамотных было немного, а у него все же был один курс юридического за плечами, так что он вскоре стал офицером, а потом попал в военную прокуратуру. Войну он закончил капитаном (при демобилизации было присвоено звание майора), многократно награжденным, дважды раненным - это было достаточным основанием для дальнейшей карьеры на "гражданке". Благодаря завязанным на фронте связям он попал после демобилизации в Краснодарский край на должность старшего следователя края по уголовным делам с подчинением 120 следователей. Ему было 22 года… Он думал, что вот теперь он отомстит за отца, но вскоре понял, что до настоящих преступников, которые обладают неограниченной властью ему не добраться, что преследует он тех несчастных маленьких людишек, которых невыносимая жизнь загнала в тупик и сделала преступниками ради куска хлеба, и что он - всего лишь палка в руках ненавистной ему власти. Поняв это, Авраам ушел из системы прокуратуры и перешел работать в систему министерства вооружения (тогда это было отдельно от министерства обороны) на должность юрисконсульта. К этому моменту он уже был в Туле, неподалеку от Москвы.Шифрин был арестован 6 июня 1953 года. Несмотря на месяц в подземном карцере с холодной грязью по щиколотку на полу, месяц, в течение которого ему не давали спать, таская на ночные допросы, Авраам ни в чем не признался. Тем не менее, его приговорили к расстрелу. Но тут ему повезло: слетел Берия, а вместе с ним Кабулов, Меркулов и прочая нечисть, и после месяца в камере смертников ему объявили о замене приговора на 25+5+5. Сидел он, в основном, в Тайшетлаге, Озерлаге, в штрафняках на Вихоревке и в Семипалатинске (он участвовал в семи попытках побега из лагеря!), последний год досиживал в Потьме. Всего он просидел в лагерях и тюрьмах 10 лет и еще 4 года в ссылке в Караганде. Он всегда смеялся: "Я везучий: в штрафбат послали на убой - не погиб; приговорили к расстрелу - не расстреляли; дали 25 лет - просидел всего десять…"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Уходить мы должны были при содействии Эльбаума. В нашей группе был Семен Кон, украинец Михаил и литовец Ян.
Конвой отвлек Эльбаум: бутылка водки делает в России чудеса! Мы быстро открыли вагон, трое влезли внутрь, а Ян, как самый сильный, остался снаружи, сделал новую проволочную закрутку, поставил новую пломбу — всё это делалось в бешеном темпе! А мы тем временем пролезли в вагоне к окошку, отвинтили задвижки, открыли окно, втащили в него Яна, окончившего работу. Потом изнутри мы закрыли окно и, мокрые от напряжения и работы, замерли в темноте ночи.
Каждый из нас хорошо знал, что беглецов при обнаружении, как правило, стреляют на месте. И трупы потом лежали несколько дней напоказ у вахты лагеря. Но — если будешь об этом думать, то и делать ничего нельзя.
Мы просидели до утра. Вагон не убирали. Весь день мы были в страшном напряжении. Вагон стоял. Весь состав стоял. Потом мы услышали голоса людей, ходивших вдоль состава, и с ужасом поняли из разговоров и ругани, что при погрузке допущена путаница — уложены в вагоны не те детали домов и надо разгружать и заново загружать вагоны...
Теперь перед нами была задача: выйти из вагона незамеченными и уйти в жилую зону без подозрения со стороны конвоя. Как только стемнело, мы осторожно открыли окно, убедились, что конвоя нет у эшелона — охранять нечего, будут разгружать — и выбрались из вагона. Опять неудача!
В зону мы вернулись измученными и разбитыми физически и морально.
В следующую ночь мы пытались снова проникнуть в вагон, но на сей раз это было менее удобное место, и какой-то солдат, заметив нас, поднял тревогу. После этого были сделаны еще три неудачные попытки. Мы измотались до предела, и известие об этапе я встретил даже с облегчением.
Нас, группу человек в двадцать, перебросили на лагпункт № 038, на лесоповал. Тайна лагерных этапов — воистину тайна! Думаю, что и сама администрация подчас не знает, для чего она возит заключенных с места на место, из одного конца страны в другой.
Этот наш маленький этап на полсотню километров был пустяком. Но ведь я уже видел много раз, как идет этап (тысяча человек!) с Воркуты на Колыму, например, и в то же самое время с Колымы идут встречные этапы на Воркуту. А это 20 тысяч километров! Непрестанно идет тасовка заключенных. И кроме того, еще внутренние пертурбации: то разъединяют воров с политзаключенными, то начинают отделять воров от «сук» и прочей «шерсти» — разных воровских сект. Был период, когда соединяли мужчин и женщин. Потом разъединили. Потом начали тасовку политзаключенных; раньше подбирали лагеря по статьям: «болтуны» (это — антисоветская агитация), шпионы, религиозные. Потом начали соединять по величине срока. Потом срочно начали отделять иностранцев. Не закончили с этим, начали группировать по количеству судимостей. Сумасшедший дом... Таскают зэков, как кошка котят, когда не знает, куда лучше их спрятать.
И все эти бесчисленные этапы ведут лишь к одному: опытный старый «зэк» всегда знает новости о всех лагерях страны и обо всех событиях в стране. Пожить неделю на Горьковской или Новосибирской пересылке — значит, собрать ценную информацию со всей страны. Да и в лагере: пять-шесть тысяч человек, почти ежедневно идут письма со всех концов страны — это получше советских газет, где ничего никогда не узнаешь. Недаром в одном из анекдотов, которыми так богата несчастная Русь, рассказывается, как на военном параде в Москве обмениваются мнениями Чингисхан и Наполеон. Монгол сказал:
— Мне бы эти танки и ракеты — весь мир был бы моим!
А Наполеон ответил:
— А мне — газету «Правда», и мир никогда не узнал бы о моем поражении под Ватерлоо.
На л/п № 038 я познакомился с некоторыми новыми для меня людьми. Мое внимание привлек молодой еще, не более 22-х лет, человек с громадными синими глазами и высоким лбом. Лицо его было полно симпатии и простоты. Нас познакомили. «Евген Грицяк, — отрекомендовался он, — с Воркуты. Хотя сейчас — из Владимира, был там года два». Сказал он это так просто, как будто вернулся из обыкновенной тюрьмы. Но я-то знал, что такое Владимирский политизолятор. Правда, некоторые из ребят добивались отправки туда: там была уникальная на весь Советский Союз библиотека. В тюрьму эту свозили все конфискованные по России на обысках книги. И давали их беспрепятственно читать политзаключенным! Правда, в 1962 году это прекратилось: догадался кто-то наверху, какую глупость делают.
Об этой библиотеке во Владимирской тюрьме ходил по всем лагерям страны один интересный слух: будто там провела всю свою жизнь еврейская героиня Фаня Каплан, стрелявшая в Ленина. Упорно ходили слухи, что Ленин приказал ее не расстреливать, потому что она была беременна. И в тюрьме у нее родилась дочь. Теперь Каплан, якобы, умерла, а ее дочка, хоть и имеет право выходить из тюрьмы, остается там и работает библиотекарем. Я видел многих «очевидцев», даже говоривших с ней. Но недаром у юристов есть поговорка: «врет, как очевидец». Журнал «Коммунист» в 1958 году поместил воспоминания старого большевика, первого коменданта Кремля, который спокойно рассказал, уничтожив сентиментальную ложь КГБ, что Каплан в ту же ночь после выстрела судил трибунал, приговорил к смерти, и он лично расстрелял ее.
Евген оказался интересным человеком. Он юношей, почти мальчиком, попал в украинское националистическое движение и был за это арестован. На Воркуте, работая в шахте, он попал на «Центральную», где вспыхнуло в 1953 г. восстание за права человека, попираемые администрацией и законом беззакония. Остановились одна за другой все шахты громадного угольного бассейна. Выбрали повстанческий комитет и выработали ряд условий: пересмотреть дела, освободить невинных, снять номера с одежды, разрешить переписку, разрешить посылки, свидания, выдавать зарплату за работу — ведь этого всего не было.
И через неделю прилетели к ним на Воркуту Хрущев, Микоян, прокурор СССР, министр внутренних дел и целая свита каких-то генералов.
Вошли они в зону, зэков «товарищами» называют, удивляются, что так плохо живут, сулят золотые горы — немедленное «исправление допущенных ошибок» и просят: «вернитесь в шахты, стране нужен уголь. Мы все сделаем, что в наших силах». Но ничего конкретного даже не обещают.
Забастовочный комитет, состоявший из «Фан Фанычей» — советской интеллигенции — растаял: «сам» товарищ Хрущев руку жмет! И объявили о прекращении забастовки.
Вот тут-то на помост вскочил молодой, ясноглазый парень — Евген Грицяк — и убедил людей, что это неверное решение, что надо бороться до фактической победы и узаконения выдвинутых требований. Евген был выбран руководителем нового стачечного комитета и вел забастовку три месяца. Номера были сняты, ввели зарплату, разрешили свидания, переписку, посылки и обещали пересмотр дел. Победа! Но некоторые шахты отказались окончить забастовку, требуя главного: немедленного пересмотра дел. И тут-то Хрущев показал свое лицо: эти лагеря расстреляли из минометов, бомбили с воздуха, проутюжили танками — живыми не выпускали. Евгена арестовали, судили, дали еще 25 лет за «контрреволюционный саботаж» и отправили во Владимирский политизолятор. Этот человек увлекся вопросами философии и много читал в тюрьме. У нас нашлись общие темы для беседы, и скоро мы стали настоящими друзьями, так как вопросы теософии и парапсихологии, вопросы индусской философии были нам одинаково близки.
В это время в наш лагерь с этапом приехал Валентин Рикушин. Этот парень по-прежнему пытался протестовать против произвола администрации лагерей, делая это по-своему: попадая в карцер, он вскрывал себе вену и кровью писал на стене лозунги: «Долой советских палачей!», «Долой коммунистов!». Каждый раз за подобный лозунг он получал еще 25 лет. Теперь у него набралось около 200 лет тюрьмы. Представьте себе только на минутку этого юношу, борющегося во тьме карцеров, без свидетелей, без надежды, что о тебе узнают! Но борющегося, не сдающегося!
За это время Валентин посерьезнел, увлекся чтением. Тут, в зоне, он по-прежнему дружил с Геной Череповым, и вместе они приходили ко мне: говорить о поэзии. У меня к этому времени в записях собрались интересные вещи, которые в СССР достать можно было лишь с трудом: Гумилев, Саша Черный, Гиппиус, Ахматова, — тогда это всё было под запретом. Еще будучи в Омске, я встретился ненадолго в зоне с Львом — сыном Гумилева и Ахматовой — и от него тоже получил стихи его отца, великолепного поэта.
