Четвертое измерение
Четвертое измерение читать книгу онлайн
Эта книга незаурядного человека о пути, пройденном до него миллионами, впервые опубликовало издательство «Посев» в 1973 г., после чего она быстро стала библиографической редкостью. Однако книга не забылась: ее читали, копировали, «зачитывали», не желая с ней расставаться, и поэтому осуществлено её второе издание. Тот факт, что за четыре десятилетия лет книга не забылась, сам по себе весьма примечателен. Тем более, что описанная в ней страна – СССР, с его ГУЛАГом, - вроде бы ушла в небытие. И, тем не менее, читатели читают эту книгу взахлеб, с удивлением открывая для себя страну, в которой прожили всю жизнь. Секрет неувядающей актуальности этой книги в том, что она не столько о лагерях - хотя они подробно описаны в книге – сколько о Человеке, о том, что не «бытие определяет сознание», а Человек, создающий и изменяющий навязанные ему обстоятельства силой своего Духа.Авраам Шифрин родился в Минске в 1923г. Годовалым ребенком был увезен родителями в Москву, где и прожил вплоть до ухода на фронт в 1941г. Его отец, инженер-строитель, был арестован (по доносу соседа за анекдот) в 1937г. и, как стало позднее известно, отправлен в лагеря Колымы. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество "более легкое наказание" для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала Аврааму и его старшей сестре, что ей предлагают. Вместе они решили, что на подлость – даже ради отца – идти нельзя. Эта попытка растления пробудила в подростке естественное чувство справедливости, заставила его возмутиться и навсегда превратила его в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. В июне 1941г. Авраама призвали в действующую армию и отправили на передний край фронта, в штрафной батальон, где были в основном дети таких же репрессированных. В первый бой их отправили без оружия; на вопрос, чем же воевать, им было сказано: "Ваше оружие в руках врага - отнимите его!" Естественно, мало кто уцелел там. По закону, штрафбат - до первой крови или до первой награды. Авраам был вскоре ранен (в локтевой сустав правой руки) и отправлен в тыловой госпиталь. Руку хотели ампутировать, - он не дал. Дело было поздней осенью, а к весне он руку разработал, перепилив в госпитале весь запас дров. После этого он снова был направлен на передний край и снова в штрафбат! Тут он понял, что закона нет, и власти просто стремятся физически уничтожить тех, кого они сами превратили в своих врагов. Тогда он решил, что не даст себя так легко уничтожить и, когда он был ранен вторично (на сей раз это были множественные осколочные ранения в обе ноги плюс пулевое в правое бедро), по пути в госпиталь Авраам выбросил свои документы и при опросе назвал вымышленные биографические данные: сохранив, фамилию, назвал более ранний год рождения и имя Ибрагим. Вернувшись после выздоровления на фронт, он попал в нормальную часть и стал делать нормальную фронтовую карьеру. Грамотных было немного, а у него все же был один курс юридического за плечами, так что он вскоре стал офицером, а потом попал в военную прокуратуру. Войну он закончил капитаном (при демобилизации было присвоено звание майора), многократно награжденным, дважды раненным - это было достаточным основанием для дальнейшей карьеры на "гражданке". Благодаря завязанным на фронте связям он попал после демобилизации в Краснодарский край на должность старшего следователя края по уголовным делам с подчинением 120 следователей. Ему было 22 года… Он думал, что вот теперь он отомстит за отца, но вскоре понял, что до настоящих преступников, которые обладают неограниченной властью ему не добраться, что преследует он тех несчастных маленьких людишек, которых невыносимая жизнь загнала в тупик и сделала преступниками ради куска хлеба, и что он - всего лишь палка в руках ненавистной ему власти. Поняв это, Авраам ушел из системы прокуратуры и перешел работать в систему министерства вооружения (тогда это было отдельно от министерства обороны) на должность юрисконсульта. К этому моменту он уже был в Туле, неподалеку от Москвы.Шифрин был арестован 6 июня 1953 года. Несмотря на месяц в подземном карцере с холодной грязью по щиколотку на полу, месяц, в течение которого ему не давали спать, таская на ночные допросы, Авраам ни в чем не признался. Тем не менее, его приговорили к расстрелу. Но тут ему повезло: слетел Берия, а вместе с ним Кабулов, Меркулов и прочая нечисть, и после месяца в камере смертников ему объявили о замене приговора на 25+5+5. Сидел он, в основном, в Тайшетлаге, Озерлаге, в штрафняках на Вихоревке и в Семипалатинске (он участвовал в семи попытках побега из лагеря!), последний год досиживал в Потьме. Всего он просидел в лагерях и тюрьмах 10 лет и еще 4 года в ссылке в Караганде. Он всегда смеялся: "Я везучий: в штрафбат послали на убой - не погиб; приговорили к расстрелу - не расстреляли; дали 25 лет - просидел всего десять…"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
План был почти фантастическим: стена толстая, кладка старинная, в «глазок» надзиратель смотрит каждые несколько минут, вынутые кирпичи девать некуда. Но всё же нашли выход: кирпичи ломали и, встав на плечи друг другу, опускали крошки в маленькое вентиляционное отверстие. Всю работу делали днем, отвлекая часового у дверей вопросами. Как только открывался «глазок», стоящий у дверей подходил вплотную и задавал какой-либо вопрос или вступал в разговор, прося чего-либо. Знали, что вышка всего в десяти метрах от места пролома, и часовой будет стрелять почти в упор. Но всё же работали. В камере были семеро украинцев, два еврея и один немец. За месяц работы немца, украинца и еврея забрали для исполнения приговора...
Каждый раз работу прекращали: боялись, что товарищ не выдержит и предаст, надеясь на помилование. Но никто не был подлецом. Когда дошли до последнего слоя кирпичей, то решили выбить его одним ударом. Оторвав доску пола, сделали из нее таран и вывалили кирпичи: тут же вставили доску в пролом, закрепив ее конец под балкой пола, и первый кинулся через смертельную пропасть! Сделано это было всё в сумерках и первые два прыгали еще даже без выстрелов. Но потом застучал пулемет. И всё же прыгали... Трое были убиты, остальные ушли. Михаил после этого еще три года воевал в партизанских отрядах и вновь был арестован, когда временно смертная казнь была отменена. Этот крепко сбитый, спокойный человек внушал чувство уважения и доверия. После одного из разговоров мы побеседовали с ним наедине и решили, что будем пробовать бежать вместе.
Неожиданно нас стали вызывать в Комиссию вместе с иностранцами. Часть из нашей группы освободили, но и Мише, и мне отказали. Процедура была упрощена до крайности, вызов продолжался не более двух минут. А зона пустела... Осталось нас не больше двух десятков человек. Уехал Сантер. Я дал ему адрес мамы в Москве и уже получил письмо о том, что они познакомились. Вечерами мы лежали с Анри вдвоем в секции барака и допоздна говорили: ведь он ехал во Францию, а оттуда — в Израиль...
В этот период я получил от Виктора из Москвы чудесный подарок: статью Евтеева-Вольского о Хатхе-Йоге.
Дни эти совпали с отъездом Анри. Наступил уже вечер, мы легли спать, долго говорили, лежа рядом, и начали дремать. «Кто здесь Хевюрцов? — раздался хриплый голос в дверях барака. — Выходи на вахту с вещами!» Анри Гевюрц быстро собрал свои несложные вещи, надел прекрасный костюм, присланный отцом из Швейцарии, сверху — замшевую куртку, и в этом виде, больше подходящем для хорошего отеля, чем для лагерной зоны в Сибири, пошел к вахте. Я довел его до двери, где стоял советский офицер конвоя в грязной шинели и кирзовых сапогах. Его взгляд на Анри, полный зависти и ненависти, я никогда не забуду: тут стояли два мира — «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Последнее, как я тогда думал, быстрое объятие, поцелуй, и Анри исчез в проеме вахты. Еще разлука. Сколько их впереди?
А через несколько дней нас, оставшихся, вернули этапом на ДОК. Приближалась осень — лето в Сибири короткое — вечера были холодными, краснела листва в тайге, в холодном небе сверкал Марс, налитый кровью. На душе было очень невесело.
Глава ХХIII
В эти дни мы узнали о Синайской кампании в Израиле. Невозможно передать, какой гордостью и радостью наполнились души наши. Это была хорошая гордость, гордость за тех новых Маккавеев, которые выросли в чудесной стране, куда мы так стремились. Прежде всего бросалось в глаза, что нееврейская часть лагерной публики встретила эту новость одобрительным недоумением:
— Вот это евреи! — говорили интеллигентные люди;
— Ну и жиды! — восклицали юдофобы. Интересно и то, что солдаты и офицеры охраны ничем не отличались в этом вопросе от наших зэков: они также с удивленным одобрением говорили о победе израильтян.
Думаю, что разгадка этой реакции, не совсем понятной для психологии Запада, проста: в России испокон веков привыкли уважать силу кулака. Отсюда и уважение к тем, кто смог хорошо ударить. Даже если этот удар по тебе.
А наши евреи в зоне имели, конечно, полсотни оттенков мнений: по числу человек. Но мнения эти разделялись все же на две основные группы: одобрение и порицание.
Одобрение мне нравилось со всеми оттенками. Но порицание Израиля исходило лишь из трусости: как бы чего не вышло... А вдруг на Израиль наложат санкции? А вдруг Америка отвернется от Израиля? А вдруг это до конца обозлит арабов? Противна была эта психология рабов, еще бредущих по пустыне и обреченных своей трусостью на вымирание в пустыне — наша Тора недаром дала этот символический образ, не стареющий в веках. Лишь тот выйдет из пустыни в страну обета, кто выйдет из духовной пустыни внутреннего рабства!
Но Марс висел красным шариком над горизонтом, пророча войну. И события в Израиле переплелись с напряжением Будапешта: советские танки кромсали несчастную страну. А весь цивилизованный мир предал беззащитных. Пятно этого позора навеки будет лежать на тех, кто не понимает, что нельзя потакать бандитам, даже если они создали не просто шайку, а правительство, и грабят не дома, а целые государства.
С бессильной болью мы наблюдали из нашей клетки, опутанной колючей проволокой, за ужасом, творившимся в Венгрии. Эльбаум слушал иностранное радио, и мы знали все подробности. Эльбаум был освобожден Комиссией и остался как вольнонаемный работать на ДОКе. Мы знали, что даже советские войска не выдерживали ужаса расправы и переходили на сторону повстанцев Венгрии, хотевших лишь свободы своей страны. А Запад смотрел и молчанием санкционировал беспрецедентный факт открытых массовых убийств.
Наше напряжение в эти дни дошло до апогея: мы верили, что Запад, США вступятся за безоружных героев Будапешта.
И как горько нам было видеть холодное предательство политиканов! Думаю, что их еще ждет какая-то историческая расплата за это равнодушие. Характерно, что не прошло и года, еще не сгнили трупы венгерцев, раздавленных танками, а люди типа Рокуэла Кента, Сартра, Рассела уже целовались с Хрущевым... Как же недальновидны эти «сливки западной цивилизации», претендующие на роль духовных руководителей человечества!
Я вспоминаю, как тяжело умирал советский генерал Герой Советского Союза Гуревич. Когда он еще был в сознании, он горько, прошептал: «Ведь я этим мерзавцам всю жизнь честно служил...»
До самого часа смерти не хотел этот человек признаться, что вся его жизнь — ошибка. Но вот сказал всё же.
Настанет еще день раскаяния и для тех, кто попустительствует бандитам, правящим сегодня в России. Но боюсь, что это будет запоздалое раскаяние.
Я пишу об этом потому, что это не только мои мысли: так думали тогда и думают сейчас в России все люди, вышедшие из духовного рабства — в лагерях и вне лагерей. Но мои друзья еще мучаются в СССР, и я обязан сказать эти горькие слова недальновидным политикам Запада.
Огромная трагедия и героизм Венгрии вызвали у всех нас громадный подъем, а после того, как пожар был залит кровью, мы впали в состояние депрессии. На душе было скверно. Как будто ты сам в чем-то виноват.
А лагерные будни текли сами по себе: ежеутренний развод на работу, норма, пайка хлеба, письма из дома…
Из этого состояния нас вывела сирена тревоги: побег! Да еще какой!
Из соседней зоны десять человек ушли в тайгу, закидав конвой на лесоповале самодельными гранатами — тол привезли из шахт Колымы, — забрав оружие и перестреляв офицеров.
Стало стыдно: чего мы-то ждем? И наша маленькая группа начала деятельную подготовку к побегу с вагоном. С громадным трудом мы достали специальные закрутки для дверей, отлили из свинца пломбу — форму я сохранил! — заготовили одежду, документы, еду. Всё это легко пишется, а где достать одежду, еду?.. Как сделать документы?.. Скучно сейчас описывать эти подробности; тогда же на это тратилось столько энергии, что можно было бы паровоз вокруг земного шара протолкать.
