Три года в тылу врага

— Обожди, не спеши, — предупредил их Шелякин. — Фрицы со стороны Мясного Бора вели стрельбу?

— Стреляли.

— Ракеты пускали?

— Выпустили штук десять.

— Ну и хорошо. Значит, тревогу объявили, скоро от Новгорода прикатят сюда. Тогда и взорвете заряд. Добавьте к нему десяток шашек и соедините все вместе.

Едва забрезжил рассвет, как со стороны Новгорода показался поезд. Впереди двигалась дрезина с четырьмя платформами. На задних стояли несколько офицеров и солдаты. Они вели усиленный пулеметный огонь по опушке леса, изредка выпускали мины.

На этот раз Загуляев и Драгун не оплошали: дрезину взрывом разнесло вместе с оккупантами. Поезд остановился и дал задний ход.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На станциях Новгород, Батецкая, Торковичи, Слуцк, Мало-Сиверская, на полустанках, разъездах скопились десятки эшелонов противника. Рельсовая война ночью тридцатого августа проходила в тесной координации с действиями регулярных войск всех фронтов. Партизаны парализовали движение врага. На скопление вражеских воинских эшелонов были брошены крупные силы нашей авиации.

Полностью приостановилось движение и на остальных железнодорожных линиях. Одновременные партизанские «концерты» на магистралях вызвали переполох у оккупантов и бешеную злобу. Среди железнодорожной охраны начались аресты и расстрелы.

К разрушенному пути у разъезда Радофинникова Горка немцы согнали местное население, которое содержали где-то под охраной, подвозили специальные восстановительные части. За два дня им удалось восстановить лишь немногим более километра.

— Череа неделю восстановят, — сказал Шелякин, когда разведчики доложили о ходе работ на взорванной линии.

— Что ж, проведем «концерт» в другом месте, а поезда к Ленинграду не пустим, — вмешался в разговор комиссар отряда Иван Александрович Баринов.

Спустя сутки весь отряд уже лежал у насыпи севернее станции Финев Луг. По линии почти непрерывно разъезжала вооруженная пулеметами автодрезина, сновали усиленные патрули. После полуночи они появлялись реже.

Надвигалась гроза. Ночное небо то и дело озаряли блестящие вспышки молний, вслед за ними доносились оглушительные раскаты грома.

Часовая стрелка дважды обошла циферблат. Начал накрапывать дождь, поднялся сильный ветер, зашумел лес.

— Пора, — подал команду Шелякин и вместе с подрывниками стал забираться на насыпь.

Дождь усилился. Из небольшого и неторопливого он превратился в проливной. Это ничуть не мешало партизанам делать свое дело.

Под грохот грома начались взрывы. Огненные языки их сливались с блеском молний, озаряя опушку леса и уходящую вдаль железную дорогу. Шум ветра и дождя заглушал падение обломков на землю. Не вспыхивали, тревожные сигналы ракет над станциями и разъездами, где стояли фашистские гарнизоны. Не доносились и выстрелы.

Они загремели ранним утром, когда отряд вернулся на свою стоянку. Стрельба началась со стороны западной засады. Вскоре оттуда прибежал Рябко.

— На перекрестке дорог власовцы, человек двести, если не больше. Многие без оружия. Просят кого-нибудь на переговоры, — запыхавшись, доложил он.

— Что они делают? — спросил начальник штаба отряда Косоротов.

— Лежат в кустах и курят.

— Чего они хотят?

— Перейти к нам и воевать вместе с партизанами.

— Где они раньше были? — не унимаясь, расспрашивал Косоротов.

— А я почем знаю.

Переговоры начались на опушке. Меня, Шелякина и Баринова плотным кольцом окружили шесть представителей от власовцев. За полтора года немцы так их намуштровали, что при каждом нашем вопросе они вскакивали и щелкали каблуками.

— Да перестаньте паясничать! Сидите и рассказывайте, — не утерпел Баринов, когда все шестеро разом вскочили, чтобы объяснить, что заставило их пойти на службу к немцам.

Больше всех говорил невысокий, крепкого сложения парень лет двадцати трех. Звали его Алексей Тимошенко.

В плен они попали осенью сорок первого, когда немцы прорвали оборону около озера Селигер, между деревень Свапуща и Бельково. Кокандиры и комиссар погибли еще в бою. В первый же день немцы изолировали всех коммунистов. Потом началась жизнь в лагерях, голодная и холодная. За малейшую провинность — побои, карцер. За попытку к побегу — расстрел. Потом появились вербовщики. Предлагали золотые горы, хорошее питание.

Голод, избиения доканали пленных. Сначала они охраняли мост в Толмачево у Луги. В июне перебросили под Новгород охранять железную дорогу.

— После вашего налета немцы расстреляли всех патрулей, — рассказывал Тимошенко, — а они были все из нашей роты. Тогда-то мы и узнали, что где-то близко есть партизаны, и пошли вас искать.

— Кто командовал ротами? — спросили мы.

— Немецкие офицеры.

— Где они?

— Вчера были живы. Ночью их отправили в иной мир, — ответил власовец. Потом добавил: — Нас хотели послать в деревни, чтобы угонять население в Германию.

— Это начнется двадцатого сентября? Сначала вывезут людей из деревни Замежье, Пустое Рыдно, потом из Волкино? — переспросил Шелякин.

— Откуда вы все знаете? — удивился Тимошенко.

— Сила коммунистов, сила партизан — в связи с народом.

— Фашисты пытались лишить ее нас, оторвать от народа. Мы поняли это слишком поздно. Но ошибку свою исправим кровью, — в один голос заявили бывшие военнопленные.

— Как это намерены делать?

— Не позволим угнать население в Германию.

— До дня угона еще полмесяца, да и партизаны сами это сделают. У нас свои планы, и население наши планы знает.

Тимошенко опустил глаза и замолчал, потом встряхнул головой и внес другое предложение:

— На Тешво-Натыльском болоте стоят бараки. Сейчас туда сгоняют парней и девушек. Готовят к угону в Германию. Может, позволите их освободить?

— Сколько там молодежи и охраны?

— Охрана небольшая. А пригнали человек сто пятьдесят-двести.

— Справитесь с охраной?

— Сумеем.

— Сколько вас пришло с оружием?

— Человек шестьдесят, остальные побросали его в лесу.

— Забирайте вооруженных и идите освобождать молодежь. Остальные пусть найдут свое оружие. Без него в партизаны мы не принимаем.

Тимошенко тут же собрал шестьдесят человек с оружием и ушел за сорок километров на Тесово-Нетыльское болото. Вернулся он через трое суток — вместе с двумястами освобожденными от угона молодыми ребятами и девчатами. Вдобавок принесли с собой два пулемета, винтовки, гранаты и много патронов. Сутками раньше пришли и те, кто ушел собирать и доставать себе оружие.

В последующих боях они дрались, не щадя себя. Свой позор смывали кровью.

Рано утром мы покинули стоянку. Нас было пятеро — Павел Заручко, Михаил Пестов, Василий Алабушин, Семен Тарасевич и я. Путь наш лежал в деревню Пустое Рыдно, где мы должны были встретиться с нашими связными — Зоей Калининой и Иваном Васильевым, чтобы начать подготовку к эвакуации населения в леса.

Приближалась осень, начались утренние заморозки. Пожелтевшие березы от малейшего дуновения ветерка обильно роняли на землю золотые листья. Точно охваченные огнем, стояли осины.

Мы шли не спеша, изредка перебрасываясь малозначительными фразами, по еле заметной в траве узенькой тропинке, которая петляла между деревьями, то теряясь, то снова появляясь. Она должна была вывести на проселочную дорогу. По ней, минуя шоссе, мы подошли к самой деревне.

Немцы уже оповестили старост о предстоящей эвакуации населения. Они заранее разослали сначала повестки молодежи о явке на сборные пункты, а затем намеревались угнать остальное население. И население действительно готовилось к отъезду, но только не в Германию.

Партизаны заранее выбрали места, где можно было укрыть людей от карателей. Теперь предстояло уточнить время и пути перехода населения в потаенные места.

Жилое Рыдно казалось вымершим. Не слышалось мычания коров, блеяния овец, лая собак. Лишь изредка мелькнет одинокая фигура в чьем-либо дворе, стукнет калитка, и снова воцаряется тишина.