Джордж Харрисон

По всей очевидности, не было таких мест, где бы Beatlesне чувствовали себя как дома. Самое странное выступление 1963 года состоялось в школе «Stowe» в Бэкингемшире, где «Twist And Shout» и прочие зажигательные номера вызвали лишь вежливые аплодисменты сидевших на стульях учеников и их учителей. Камера фотографа Дезо Хоффмана запечатлела четверых музыкантов, которые «беседовали с ребятами из «Stowe», словно постоянно общались с детьми».

За чаем музыкантам было сказано, что школьные правила настолько либеральны, что учеников с волосами до ушей не отправляют в парикмахерскую. Практически всюду в других местах школьники, отращивавшие челки а–ля Beatles,рисковали исключением, особенно в классических гимназиях, где к созданию поп–групп относились в лучшем случае с недоброжелательным нейтралитетом — хотя после отставки в 1961 году мистера Эдвардса с поста директора школы, где учился Джордж, там возник клуб, в котором осмеливались играть блюз и джаз.

Имидж Beatles —в каком они, к примеру, предстают на обложке миньона «Twist And Shout» — положил начало десятилетней борьбе между тинейджерами и представителями администрации по поводу причесок. Приходя домой из школы или с работы, молодые люди мыли шампунем волосы, аккуратно зачесанные назад во избежание преследований со стороны преподавателей или начальников, и укладывали их с помощью фенов, взятых у сестер или матерей, стараясь достигнуть максимального сходства с прической, которую носили Beatles.Что касается Джорджа, его нелюбовь к процессу стрижки восходила к детским годам, когда экономный отец неумело кромсал ему шевелюру на Аптон Грин.

Длинные волосы служили красной тряпкой не только для учителей и родителей. В 1965 году в суде Элдершота рабочий, обвинявшийся в немотивированном нападении на абсолютно незнакомого ему человека, сказал в свое оправдание: «Ну, у него же были длинные волосы, разве нет?» Даже когда длинные волосы стали относительно распространенным явлением, их обладатели все еще могли подвергнуться избиению на улице. Однако пришло время, когда они перестали привлекать излишнее внимание, и самое страшное, что им грозило, — это стать объектом насмешек. Их это не оскорбляло, они гордились собой и радовались, что наконец–то родители и учителя более не властны над ними.

Beatlesпосещали парикмахера чаще, нежели воображали их последователи. В Ливерпуле они пользовались услугами парикмахерской «Home Brothers», куда, как говорили, их привел Эпштейн. Вслед за ними сюда потянулись тинейджеры с коками и волнистыми укладками в стиле «Бобби». Столь велико было обаяние Beatles,что «Mirabelle», женский юмористический журнал, пригласил вести постоянную музыкальную рубрику парня по имени Пит Леннон (в будущем известного журналиста), главным образом из–за его фамилии. Слова из сленга мерсибита, такие как «fab», «gear», «grotty», «duff gen», часто употреблявшиеся в «Mirabelle» и других подобных изданиях, прочно вошли в лексикон юных британцев.

Еще большее влияние, чем волосы, оказывала манера Beatlesодеваться, как на сцене, так и вне ее. В скором времени магазин, расположенный сзади Кэрнэби–стрит (неподалеку от Оксфорд Сиркус), превратился в центр мужской молодежной моды, где ливерпульские стиляги приобретали «битловские» ботинки с тупыми носами, пиджаки с узкими лацканами или вообще без таковых, узкие, обтягивающие брюки, пуловеры с круглым горлом, хлопчатобумажные рубашки с пуговицами на воротнике и галстуки. Последние из вышеуказанных предметов одежды, будучи самыми дешевыми, имелись в самом широком ассортименте.

Если не считать столкновения в выходные дни на побережье морских курортов, вражда между стилягами и рокерами вовсе не была столь ожесточенной, как это представлялось в газетах. Обычно две группы концентрировались в противоположных концах кафе. Стиляги доминировали в буме бита, но Beatlesбыли рокерами в облачении стиляг. Когда они и другие ливерпульские выскочки сунули нос в лондонский шоу–бизнес, представители старой гвардии сразу обратили на них внимание. Как и Кении Линч, Джонни Кидд понял, что происходит, и впрыснул своим Piratesизрядную дозу ритм–энд–блюза. Иден Кэйн и Адам Фэйт плавно переключились с незамысловатых баллад на некий эрзац мерсибита. Их появление в сопровождении якобы бит–групп (Кэйн выступал с TTsЭрла Престона) в новой программе Би–би–си «Top Of The Pops» явилось вызовом всем этим группам, которые добились успеха только потому, что они поют с нужным акцентом и носят нужные прически. Предыдущие четыре года Адам зачесывал волосы на лоб.

Бит–группы начали появляться в телевизионной рекламе и сериалах вроде «Z–Cars». Beatlesпригласили выступить хэдлайнерами в «Sunday Night At The London Palladium», хотя Джон и говорил, что они еще не готовы к подобному. Он первым из Beatlesвысказал свое суждение по поводу «Juke Box Jury» на Би–би–си.

Последним был Джордж, который, по словам Барри Бута, «уже считался самым углубленным в себя среди членов группы. Он был замкнутым и сдержанным».

Кроме того, Джордж больше других любил поспать. Во время третьего крупного тура группы за четыре месяца он встретил «собрата» в лице Роя Орбисона: «Мы с Джорджем часто просыпали автобус. Он уезжал без нас». Весьма польщенный тем, что ливерпульский клуб «Blue Angel» назван в честь одного из его хитов, о чем ему сообщил Джордж, Рой много беседовал с ним о музыке. Поскольку его собственный стиль уходил корнями в кантри, он был рад найти в юном Харрисоне знатока этого музыкального направления, а также любителя мотоциклов.

Подобно своим плохо принятым публикой соотечественникам Монтесу и Роу, Орбисон отправился в долгожданный британский тур с сознанием того, что будет его главной приманкой. После проверки звука в «Slough Adelphi», где открывался тур, в гардеробную к Рою зашли Леннон с Эпштейном. «Они спросили: «Кто будет закрывать шоу? Послушай, ты и так получаешь все деньги, так почему бы тебе не уступить нам?» Я не знаю, правда это или нет, что они получали меньше меня. Я знаю лишь то, что все билеты на выступления тура были проданы за один день».

Источником этой быстрой прибыли явилась «From Me To You», возглавлявшая чарты на протяжении всех пяти недель тура. Конферансье тщетно пытался утихомирить аудиторию, разразившуюся оглушительными криками, когда Джерри Марсден вручил Beatlesсеребряный диск за этот последний триумф. На горизонте уже ясно просматривалось первое вхождение во всебританский «Тор Теп».

Для Орбисона имело смысл снять с себя полномочия хэдлайнера, при условии оплаты его выступлений в соответствии с контрактом. Несмотря на это, 27–летний Рой, умудренный опытом музыкант, пользовался неизменным успехом. Его выходы всегда сопровождались неистовым ревом толпы. Он быстро проникся духом доброжелательства, присущим британской поп–музыке. «Я помню, как Пол и Джон хватали меня за руки, не пуская на сцену, куда я должен был выйти на бис. Публика скандировала: «Мы хотим Роя!», а удерживавшие меня Beatlesскандировали в ответ: «Янки, убирайтесь домой!» Мы славно тогда повеселились».

Рой отнюдь не был овцой для заклания, как Роу и Монтес. Если не считать Пресли, он пользовался наибольшей среди американских поп–звезд популярностью в Великобритании, заслужив уважение своей скромностью и музыкальной последовательностью.

С каждым выступлением в качестве хэдлайнеров в этом туре Beatlesвызывали все больший энтузиазм публики. Поначалу они показались Орбисону несколько грубоватыми. «Это был своеобразный вариант рок–н-ролла, который я играл столько времени, но он звучал свежо, энергично, и в нем чувствовалась огромная жизненная сила. Я оценил тогда их музыку в полной мере».

Оценила ее и более старшая британская публика, которая пребывала в состоянии одного из тех периодически случавшихся с ней приступов, когда она, как выразился Джордж, «внезапно становится чертовски добродетельной» в отношении неблагоразумного поведения в высших сферах. Летом 1963 года в британской прессе разразился скандал по поводу связи министра Джона Профьюмо с девушкой по вызову, которая к тому же, как выяснилось, делила ложе с сотрудником советского посольства. Потом были выявлены и другие ее высокопоставленные клиенты. Эти события повлекли за собой отставку кабинета тори. Отныне каждый, кто имел отношение к политике или аристократии, рисковал быть обвиненным в самых разных преступлениях — от коррупции до морального разложения.