Кто вы здесь, в Америке?(СИ)

Битва со временем продолжается на Кур-ском вокзале. Два раза объявляют прибытие электрички на Тулу и два раза через несколько минут сообщают о задержке по техническим при-чинам. Странно - ведь она идет из депо на Калан-чевке, а оттуда до Курского пять минут. И вот, с опозданием на час электропоезд вползает под навес вокзала - белый от инея, как вмерзшее в лед брев-но. Я к этому времени тоже промерз до костей на двадцатиградусном морозе в своей кожаной кур-тке. Очевидно кто-то из пассажиров взывает к ма-шинисту во внутренней связи, потому что вскоре после отправления из динамика доносится несколь-ко сварливое: - Включено, включено отопление, скоро нагреются вагоны. - "Скоро" - понятие относительное. Минут через двадцать начинаю откровенно и неудержимо стучать зубами. Все, ре-бята, шутки в сторону! Что я вам, генерал Карбы-шев, что ли? Вытаскиваю из сумки еще один сви-тер и натягиваю поверх того, что уже на мне. Пас-сажиров для позднего времени довольно много. В передней части вагона кто-то начинает петь наро-чито дурным пьяным голосом:

- А я остаюся с тобою,

Родн-а-а-я навеки земля.

Не нужен мне берег турецки-и-й

И Африка мне не нужна-а-а. -

С вокалом у исполнителя не ладится, но этот пробел восполняется душевностью испол-нения и настойчивостью. Путаясь, он забывает слова, потом вспоминает, возвращается назад, по-бедно допевает про берег турецкий и тут же, еще громче, заводит следующий шлягер - про ребят семидесятой широты. Электричка тем временем, громыхая, подходит к Подольску. Покачиваясь пьяненький мужик выходит в тамбур. Потом откатывает дверь и заглядывает в вагон.

Монгольское лицо - то ли киргиз, то ли калмык. Хмельной, доброжелательный взгляд. Широкая улыбка. На весь вагон провозглашает:

- Люди, будьте счастливы! С Новым годом вас! Люди, все будет хорошо! -

Гривна, Столбовая, Чехов - с каждой оста-новкой народу в вагоне все меньше и меньше. За окном мороз и темнота. Сумрачно и холодно в вагоне. На соседней скамейке, нахохлившись и втя-нув руки в рукава куртки, спит солдатик. Я знаю, что парнишка добирается до Орла - он спрашивал меня, можно ли туда доехать на электричках. Даль-ше группа приблатненных дебилов при тусклом освещении играет в карты. Ближе к выходу две пьяные тетки и орущий ребенок, на которого одна из них время от времени визгливо орет. Холодно. Снизу вроде что-то греет, но все равно холодно.

В первом часу ночи выхожу в Заокском. Мороз лютый, градусов тридцать с ветерком.

Уже дома, угревшись, шепчу Свете на ухо: - Знаешь, по-моему, у меня уже ностальгия по Америке.... -

Сильные морозы мешают показать детям Москву. Морозов зимой хватает и в Миннесоте. Но там твое личное участие в борьбе со стихией зак-лючается в том, чтобы добежать от двери до ма-шины или от машины до требуемого здания. Хо-дить, в общем-то, не нужно - ну, разве что появи-лось желание ощутить себя первопроходцем. Алис-ка совершенно искренне рассматривает десятими-нутную пешую прогулку по морозцу, как подвиг.

Расслабившись в Америке, Света и дети те-перь не приспособлены к безавтомобильному су-ществованию в условиях планеты Земля. Мы еще не успели дойти до Красной площади от метро "Площадь Революции", как из-под шарфов и ка-пюшонов послышались стенания. С помощью жутких угроз удается продержать любимых на Красной площади пять минут - как раз, чтобы сделать пару фотоснимков. Ныряем в метро, чтобы отогреться. Исполнившись решимости перебороть изнеженность семьи, вывожу свою бригаду из мет-ро перед самым Кремлем и покупаю билеты на по-сещение соборов. Быстрым шагом, почти бегом, посещаем Кремль. Для утешения замерзших род-ных показываю им на коллектив из пяти синих ин-дивидуумов явно иностранного облика. Горемыки облачены в свитера и курточки - без головных уборов. Странная группа дробной рысью бежит по направлению к Успенскому собору.

Теперь душа моя спокойна и мы вновь ны-ряем в метро. Нам ехать до конечной станции, "Улица академика Янгеля", где оставлена Сашкина машина. У меня не хватило смелости везти детей из Заокска два с половиной часа в холодной электричке.

В пенистом море перманентного русского бардака метро остается единственным островком, где все работает.

Спускаясь на эскалаторе, с огромным удо-вольствием читаю расклеенную по стенам рекламу. Тексты пелевинские, прямо-таки из Generation "П".

Американскую рекламу воспринимаешь, как элемент пейзажа или с раздражением. Русская хва-тает за душу - то ли возвышенно-идиотским сти-лем, которым рекламируются презервативы, то ли вселенским размахом подачи марки сигарет. А мо-жет быть копирайтеры просто веселые ребята и это образцы их согревающего юмора. Во всяком слу-чае, настроение поднимают.

На Яшку метро производит самое сильное впечатление. Он в восторге млеет от эскалаторов, от грохота вылетающего из черного провала тон-неля поезда и незабвенного: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция....". Я тоже млею - только от сладкой ностальгии по своему мос-ковскому прошлому. Если закрыть глаза, то не из-менилось ничего: тот же характерный гул мчаще-гося в тоннеле поезда, то же покачивание, те же запахи. Сейчас открою глаза, а напротив меня кто-то читает "Правду" или "Известия".

- Станция "Щербаковская". Осторожно, двери закрываются, следующая станция - "ВДНХ"! -

Что это я? Мы же на другой линии. Это бы полбеды, но ведь и станции такой давно уже нет.

Нет-нет, я просто замечтался, объявлялась станция "Ногатинская". Это совсем рядом с домом в начале Варшавского шоссе, где я жил с семьдесят девятого по восемьдесят третий. Правда, тогда эта ветка только строилась и до ближайшей станции метро нужно было добираться на троллейбусе. Больше десяти лет станции метро были миром, в котором я жил. Теперь стали воспоминанием.

Заканчивается наше сентиментальное путе-шествие. Честно говоря, хочется обратно, туда где светло и чисто. Опять Домодедово, паспортный контроль, пограничники. Таможенник спрашивает про валюту.

- Да вот, сто пятьдесят долларов. -

- Почему так мало? -

- Потому что мы живем в США, а здесь гостили -

- А где ваша декларация? -

- Я спрашивал, мне сказали, что можно не заполнять -

- Кто вам сказал? -

- Таможенник здесь же, в аэропорту, когда мы прилетели. -

- Он, наверное вас не понял. Вы знаете, что я могу сейчас конфисковать ваши деньги? -

Началось. Подспудно чего-то такого я ожи-дал все эти три недели - что кто-то будет конфис-ковывать наши паспорта, грин-карты, авиабилеты, деньги. В принципе, если уж мужчине в мятом форменном пиджаке так приспичило что-то у нас отнять, пусть удовлетворится этими долларами. Где только я буду снимать наличные с кредитной карточки до Америки? Мало ли, на что могут по-надобиться деньги в пути.

Пожимаю плечами и выжидательно смотрю на мордастого мужика. Я забыл, что нужно гово-рить в подобных ситуациях.

- Ладно, тут у вас немного, поэтому на этот раз пропускаю, - расслабленно-величественно отпускает нас таможенник.

Проходим в самолет, где у границы другого мира нас встречают улыбчивые швейцарские стю-ардессы. "Боинг" выруливает на взлетную полосу. Доберемся до гостиницы в Цюрихе, час не буду из-под душа вылезать!

Миннесота

Январь 2002

Дулус

Правильно не люблю я все-таки Дулус. Кра-сивый город, порт и все такое, но не по ду-ше он мне, хоть удавите. И я ему тоже.

Поганость его заключается во фривеях. Они идут по тоннелям и эстакадам с многочисленными крутыми поворотами и ответвлениями. Стоит за-зеваться на секунду и окажешься неведомо где.

На прошлой неделе, вернувшись домой, на-хожу на автоответчике сообщение от Ларри, судеб-ного администратора. Просит перезвонить ему. Странно как-то это. Вроде все мы обговорили, суд присяжных над Игорем, где я буду переводить, состоится в середине августа. Пока злодей гуляет под надзором и воспитывает своих многочислен-ных детей. С чего бы, собственно, Ларри мне зво-нить?