Записки «трижды воскресшего»

- Жаль… - вздохнул я. - Так бы хотелось повидаться с ними, от души поблагодарить, ведь это они тогда прислали ко мне Ванюшку, а если бы не он…

- Погоди-ка, - перебила Александра Тихоновна. - Тут тебя подводит память: моего брата звали не Ванюшкой, а Лукашиком.

- Да нет, я точно знаю - Ванюшка! Помню, я еще ему сказал, мы, мол, с тобой тезки, и потом все время называл его Ванюшкой - он откликался. Почему же не сказал, что его зовут Лукашиком? Странно как-то…

Александра Тихоновна пожала плечами:

- Кто его знает?… Может, постеснялся… Он у нас тихий был.

Я хотел возразить, что мальчик не производил впечатления тихого и застенчивого, но промолчал: в конце концов сестре лучше знать, как звали ее брата… Лукашик так Лукашик…

Приближался праздник - День Победы, и райвоенком попросил нас с Владимиром Дмитриевичем посодействовать ему в военно-патриотической работе. Мы не могли ему отказать. С утра у нас состоялась встреча с работниками местной трикотажной фабрики, потом - со школьниками и учителями, а после обеда - с учащимися и преподавателями СГПТУ-6.

Делясь своими воспоминаниями о боях на ельнинской земле, я всякий раз рассказывал слушавшим меня людям об их земляке - юном патриоте, который спас мне жизнь. Рассказывая о нем, я по-прежнему называл его Ванюшкой, и лишь потом говорил, что, как оказалось, мальчика звали Лукашиком.

Кончилась встреча в профтехучилище. Ко мне подходит секретарь парторганизации училища и говорит:

- У нас работает уборщицей Матрена Васильевна Хохлова, [152] во время войны она жила в Софеевке и должна знать этот случай. Хотите с ней повидаться?

- Конечно!

Матрену Васильевну разыскали. Нескольких слов хватило, чтоб убедиться: это они с подругой собирали в лесу бруснику и встретили умирающего летчика. Подругу, как я теперь узнал, звали Прасковьей Тереховой, ее уже нет в живых…

Я заговорил с Матреной Васильевной о Лукашике. Она замахала на меня руками:

- Что ты, что ты! Какой Лукашик? Лукашик, Ванюшка сказывал, только раз с ним ходил - на тебя поглядеть… А прятал тебя Ванюшка Громаков, Иван Семенович…

- Он жив?

- Жив, жив! Приезжал летось…

- Приезжал? Откуда?

- Из Москвы. Он давно там живет.

- Так ведь и я в Москве живу!

- Вон оно что… - И Матрена Васильевна простодушно спросила: - И как это вы там не встретились?

Я невольно рассмеялся:

- Москва - город большой. Ну, ничего, теперь-то уж я разыщу моего дорогого спасителя. (Мне снова и снова хотелось - да и сейчас хочется - называть Ванюшку своим спасителем: в этих словах выражается моя беспредельная ему благодарность.)

- А чего его искать? - сказала Матрена Васильевна. - У него в Ельне друг живет - Василий Евгеньевич Хомяков, он и адрес Ивана Семеновича знает, и телефон…

Я так разволновался, что у меня случился сердечный приступ. Пришлось ехать в гостиницу и вызывать врача.

Я попросил военкома связаться с Хомяковым и узнать у него адрес и телефон Ивана Семеновича.

- Если можно, узнайте сегодня же, - попросил я. - Тогда завтра утром мы с Владимиром Дмитриевичем поедем в Москву. [153]

Вечером в гостиницу пришел сам Василий Евгеньевич:

- Я только что звонил Ивану Семеновичу, сообщил, что его разыскивает спасенный им летчик Иван Васильевич Клевцов, он сказал, что завтра же будет здесь: хочет встретиться с вами именно здесь, на ельнинской земле…

- Василий Евгеньевич, расскажите мне о нем, - попросил я.

- Да он вам сам о себе расскажет… Ведь вы завтра увидитесь.

- До завтра - далеко… - Я приложил руку к груди и ощутил глухие, неровные удары сердца. - Мне сейчас, Василий Евгеньевич, вспомнилось, как Ванюшка меня провожал. Был несказанно рад, что помог мне. Я отъехал - оглянулся… Представьте себе, стоит парнишка на дороге, по которой только что отступали немцы, машет мне вслед, улыбается, а сам - оборванный, босой, изголодавшийся, претерпевший так много недетского горя… Хочется скорее узнать, как у того парнишки сложилась жизнь.

Василий Евгеньевич задумался, потом сказал:

- Ну, если в общих чертах, жизнь Ванюшки сложилась удивительно. Когда наши войска освободили Ельню, он ушел с наступающими войсками, попал на фронт, сначала на Западный, потом на Ленинградский и Прибалтийский, вступил в комсомол, был ранен. Осенью сорок четвертого года вышло постановление, касающееся мальчишек - бойцов Советской Армии, и Ванюшка был демобилизован «по несовершеннолетию». Вернулся в родную Софеевку. В кармане трофейный парабеллум, за спиной вещмешок да еще немецкая пятнистая плащ-палатка, а ведь пришел-то на пепелище… Ни отца, ни матери у парнишки, только бабушка да две тетки; Ванюшка стал их опорой. В уважение его фронтовых заслуг Ельнинский райисполком специальным разрешением выделил его семье «половину коровы», то есть один день колхозную корову доили Громаковы, а другой - соседи. По тем временам это была большая награда… [154]

Начал Ванюшка ходить в школу и принялся своими руками строить дом из железнодорожных шпал (деревенские давно уже разбирали полотно для такого строительства). И построил! Только печку ему сложил печник, а так - все сам, и, между прочим, дом этот простоял в Софеевке почти 30 лет…

После войны семья переехала в Ставропольский край, Иван кончил вечернюю школу, работал по комсомольской линии, с семнадцати лет в партии. Потом был призван в армию, а отслужив действительную, поехал в Москву и поступил учиться. Кончил два вуза: институт иностранных языков и Высшую дипломатическую школу…

Я слушал, не перебивая, затаив дыхание, но тут не сдержался:

- Ай да Ванюшка! Ну, молодец! Кто бы мог подумать?…

- Вот так!-с довольной улыбкой подтвердил Василий Евгеньевич, не скрывая гордости за своего друга. - Вот вам и Ванюшка!… Тридцать лет был на дипломатической работе в зарубежных странах, сейчас трудится в аппарате Министерства иностранных дел СССР.

- А семья у него есть?

- Да. Жена - учительница, взрослый сын…

- Порадовали вы меня своим рассказом, Василий Евгеньевич. Даже сердце стало биться ровнее.

Хомяков поднялся.

- Я пойду, а вы, Иван Васильевич, отдыхайте и скорей поправляйтесь.

- Мне к утру надо быть на ногах: завтра - большой день в моей жизни, сорок лет я ждал этого дня…

Сердце постепенно успокоилось, но заснуть я не мог. Хотелось, чтобы скорей наступило утро, чтобы скорей приехал Ванюшка, Мне никак не удавалось представить его взрослым человеком… Узнаем ли мы друг друга? Как встретимся? О чем будем говорить? Я-то уже немного знал о нем со слов его друга, а он покуда не знал обо мне ничего [155] и завтра непременно спросит: как я жил, что делал эти сорок лет?

Сорок лет - срок немалый, много разных событий в эти годы уместилось, завтра я расскажу своему спасителю о самых главных.

Самое главное в моей жизни - это участие в борьбе против фашизма. В этой поистине священной борьбе я не щадил себя и с полным правом могу сказать Ванюшке, что он не напрасно меня спас: я честно внес свой вклад в нашу Победу. Имею правительственные награды: два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского, Отечественной войны I и II степени, орден Красной Звезды, орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени; медали: «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены» и ряд других. Кроме того, я награжден правительственными наградами Чехословакии, Венгрии и Румынии.

Я расскажу про особо запомнившиеся боевые вылеты и про своих фронтовых друзей, расскажу про Парад Победы на Красной площади и про то, что после войны остался в рядах Военно-Воздушного Флота, навсегда связав с ним свою судьбу.

Мне припомнились важнейшие события мирных лет.

15 мая 1946 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР: меня удостоили высокого звания Героя Советского Союза.

6 июля в Кремле Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Шверник вручил мне Грамоту, орден Ленина и Золотую Звезду.