Энрико Карузо

Фильм завершается печальной сценой: герой сражен удушающим приступом кашля с кровью. Эта сцена, видимо, должна была завершить и жизнь артиста, полную трудностей и лишений. И здесь авторы фильма путают Карузо с каким-то другим тенором, может быть с Гайяре, у которого однажды в Испании лопнул от чрезмерного напряжения сосуд или связка; а может быть, с Лаблашем, с которым однажды случилось нечто подобное в той же стране.

Как уже говорилось, Энрико Карузо последний раз выступал в Метрополитен- опера с большим трудом, когда был уже серьезно болен. Недуг медленно подтачивал его здоровье и привел затем к смерти. Но он никогда не находился в том жалком состоянии, в каком его представили зрителям в фильме.

Существует и другой фильм - уже итальянский, посвященный искусству Карузо, - “Легенда об одном голосе”. Артист, исполнявший роль Карузо, имеет очень мало сходства с ним, а Марио дель Монако, дублировавший пение артиста, не передал красоты и очарования “голоса, ставшего легендой”.

Соперники

Более тридцати лет назад, сразу после кончины великого Карузо, и в Италии, и в Америке делались попытки поставить знак равенства между ним и другими тенорами. Подобной пропагандой занимались определенные круги с коммерческими, рекламными целями. Это были бесполезные и вредные сравнения. Они рождали у начинающего артиста иллюзии, приводившие к зазнайству.

Первой жертвой такой рекламы стал Альдо Онето из Генуи. Он пел в Парме, и генуэзские газеты стали возносить его как преемника Карузо. Это вселило в него такую важность, что он стал избегать даже друзей. Но через несколько лет, после потери своего красивого, многообещающего голоса, ему не оставалось ничего иного, как превратиться в театрального импресарио. Другие же певцы, подражатели Карузо, оставались до конца столь же посредственными, какими они были в самом начале. О них быстро забывали.

Затем появились ди Стефано, Марио Ланца, Марио дель Монако и, наконец, Даниэле Бариони из Феррары. Последний выступал по радио и телевидению, был превознесен как преемник Карузо. Напрасные мечтания!

Нередко то там, то здесь можно слышать о появлении нового подражателя Карузо, причем с ним сравнивают даже посредственных исполнителей песенок. В наши дни это стало манией. Хочется спросить: неужели сейчас даже в Италии - стране оперы и песен - среди великих артистов теряют чувство меры, сущности вещей, подлинный художественный вкус? Не отдают себе отчета в том, каково значение и качество некоторых исполнителей?

Возвратимся, однако, к временам Карузо. Кто же были те певцы, с которыми он честно соревновался? Каким был в то время оперный театр в Италии и Европе?

В то время, когда Карузо был начинающим певцом, в Италии существовало официально зарегистрированных в специальном артистическом альбоме 460 сопрано, 150 меццо-сопрано, 360 теноров первого класса, 200 баритонов, 150 басов, 170 дирижеров оркестра, 800 хореографов, балерин, танцоров, мимистов, 160 известных композиторов. Кроме того, оставались незарегистрированными около 900 артистов, выступавших вместе со знаменитыми певцами во всех театрах Европы и Америки. Они также жаждали славы, хотя и рассматривались как певцы второго класса. Сегодня они наверняка считались бы первокласснейшими…

В течение пяти лет, даже больше, певец из Санта Лючии должен был конкурировать со знаменитыми тенорами. Часто его ожидали разочарования, потому что и тенора, и сопрано, и баритоны, и басы того времени были настоящими художниками. Прежде чем выйти на сцену, они месяцами изучали даже самые маленькие роли со всеми нюансами, жестами и самыми, казалось бы, незначительными мизансценами. А как они следили за голосом, за каждым его оттенком!

Как уже говорилось, Карузо получил первое признание в Милане, выступая в “Сельской чести” и “Арлезианке” с такими большими артистами, как Франсей, Риччи де Пас, Пазини, Фриджотти, Аристи; а в “Федоре” - с Джеммой Беллинчони и баритоном Менотти. Потом он пел в Ла Скала и других итальянских, а также зарубежных театрах.

Из 360 теноров первого класса только 44 считались знаменитыми: Джакомо Арно, Аугусто Бальдоне, Эрнесто Колли, Луиджи Корацца, Франческо Дадда, Эмилио де Марки, Ион Димитреску, Энрико Джаннини, Фьорелло Жиро, Эван Горга, Рафаэле Грани, Луиджи Инноченти, Карло Ланфреди, Акилле Матассини, Джузеппе Русситано, Америго Стампанони, Иво Дзаккари, Пьетро Дзени, Альфредо Дзонги, Джузеппе Эмар, Алессандро Бончи, Джузеппе Боргатти, Энрико Кастальди, Фернандо де Лючиа, Джованни Дзенателло, Руджеро Демария, Ян де Решке, Эжен Дюро, Умберто Франческони, Эудженио Галли, Антонио Гамбарделла, Франсиско Гранадос, Риккардо ла Роза, Родольфо Лонгоне, Риккардо Лоре, Анджело Мазини, Массимо Массими, Карло Монти, Джерардо Перес, Джероламо Пиккалуга, Руджеро Рандаччо, Луиджи Розати, Франческо Таманьо, Владимиро Вассилли, Ичильо Каллейа.

Этот список я мог бы продолжить, перечисляя знаменитых баритонов, во главе которых стоял прославленный Титта Руффо.

У каждого из артистов была своя театральная история. Каждый из них обладал сценическим обаянием, каждый считался мастером в своем репертуаре, был окружен толпой поклонников. Театры строили свои сезоны на именах знаменитых певцов - того или иного сопрано, тенора или баритона. Это была плеяда прекрасных артистов, наводнивших все театры мира.

А как требовательны были журналисты того времени! Огонь критики направлялся против того или другого артиста. И горе тому, кто сфальшивит, ошибется или потеряет чувство меры. На другой же день на него обрушивалась армия безжалостных и жестоких журналистов.

Критик Ф. Ламберти предупреждал: “Нередко срываются певцы и с хорошим верхним регистром. Подбадриваемые одобрительными аплодисментами, они позволяют себе расточать безмерную щедрость там, где композитор требует экономии музыкальных красок. Это одна из причин и потери голоса, и упадка искусства пения вообще”. Ему вторит Э. Эшман-Дюмур: “Потеря чувства меры создает на сцене карикатуру. Будьте естественными и правдивыми. Только так вы заставите трепетать сердца”.

“Без экспрессии не было бы больших певцов. Но экспрессия должна быть неподдельной, без паясничества, она - душа артиста”, - пишет Ф. Ж. Фетис.

И наконец, авторитетный критик Энрико делле Седие говорит: “Певец, который заботится только о том, чтобы пропеть ноты, никогда не поймет мыслей композитора и поэта. Он не сможет придать фразе необходимую выразительность, если он не изучил и не вскрыл посредством глубокого анализа ее внутреннего смысла”.

В наши дни было бы иллюзией искать подобных артистов. Мы переживаем все растущий упадок оперного искусства. Артисты разучились даже подражать. Исканий в этой области мало, стремление к настоящему мастерству ослабло. Может быть, и сегодня могли бы быть серьезные артисты. Но быстрый успех и большие заработки превалируют над искусством. Слава и богатство сильнее скромности и стремления учиться.

Несомненно, у великого Карузо будет еще много подражателей. Их поддержит пропаганда нового искусства, заинтересованная в новых именах, которым она даст славу. Может быть, родится новый Вагнер, Верди или Пуччини, когда вернется славная эпоха театра и итальянской песни со своими Сальваторе ди Джакомо, Франческо Паоло Тости, Либеро Бовио, Джованни Капурро, Николой Валентс, Эдоардо Скарфольо, Эрнесто де Куртисом, Марио Коста, Эвемеро Нарделла, Энрико де Лева, Эмануэле Нутиле, Габриэле д’Аннунцио; может быть, тогда появятся новые великие артисты, подобные тем, которыми гордится история итальянского театра. Но будет ли другой Карузо?

Еще и еще раз хочется напомнить всем любителям безответственной рекламы, чтобы, провозглашая имя нового подражателя великого певца, они каждый раз вспоминали бы о нем и воздерживались бы от нелепых сравнений.

Техническая уверенность, вдохновение, глубокое проникновение в образ - таков был стиль Карузо. В течение всей своей творческой жизни он непрерывным трудом утверждал силу и авторитет своей личности, а вместе с тем день ото дня крепло его великое дарование, обезоружившее самую враждебную критику, заставившее ее выражать удивление и восхищение. Но больше всего привлекали в Карузо простота, искренность и порядочность. Артист глубоко чувствовал поэзию, слово, он пел во всю мощь своих эмоций: плакал, молился, мечтал, восставал против несправедливости; голос его звучал то звонко и повелительно, то задумчиво и мечтательно. Вот в чем секрет его необыкновенного успеха, заключавшийся еще и в обладании чувством меры, красоты и искренности. Радость, муки, страсть героев, даже те чувства, которые только подразумевались или были едва намечены композитором, Карузо делал выпуклыми, сверкающими, как драгоценные жемчужины. Все это вызывало чувство удовлетворения, сердечной благодарности, которые не забывались долго после того, как переставал звучать его волшебный голос и пустел театр.