Энрико Карузо

День и ночь не отходили от постели больного родные и близкие: жена, дочь, сыновья Ады Джаккетти; брат Джованни, секретарь Бруно Дзирато, преданный слуга Марио Фантини, маэстро Рафаэле Пунцо, директор Метрополитен-опера Гатти- Казацца - и целая толпа важных лиц, артистов, друзей, журналистов, которые то уходили в свои редакции, то опять возвращались к дому певца, чтобы пополнить новостями специальный бюллетень.

Заменить Карузо в разгар сезона оказалось делом нелегким для дирекции театра. В некоторые оперы вводили то одного, то другого тенора, но результаты были неутешительными. Нельзя сказать, чтобы новые артисты не справлялись в опере с порученной партией. Но слишком большая разница была между Карузо и другими артистами, не говоря уже о том, что Карузо пользовался огромной популярностью, зрители его боготворили.

Некоторые газеты, по договоренности с дирекцией оперы и с согласия дирижеров, принялись на все лады хвалить новых теноров. Но все было напрасно. Болельщики, почитатели оперы, наполнявшие театр, когда шли оперы Вагнера с немецкой трупной, бойкотировали итальянские оперы с новыми тенорами. Кончилось тем, что Гатти-Казацца снял итальянские оперы с репертуара.

Может быть, с этого момента и начался упадок нью-йоркского оперного театра, кризис которого ощущался еще за несколько лет до этих событий. Выступления Беньямино Джильи, певца, наделенного превосходными вокальными данными, оказали неоценимую помощь крупнейшему американскому театру и помогли преодолеть кризис, вызванный болезнью и уходом со сцены Карузо. Джильи дебютировал в тех итальянских операх, которые любил Карузо.

Его темпераментное исполнение и отличная школа побудили Карузо рекомендовать Джильи в театр Колон в Буэнос-Айресе. Карузо послал туда следующую телеграмму:

“Направляю Вам Беньямино Джильи, замечательного юношу с твердым будущим. Он достойно заменит меня.

Преданный вам

Энрико Карузо”.

Джильи впервые дебютировал в Метрополитен-опера 26 ноября 1920 года в спектакле “Мефистофель”, данном в память Арриго Бойто, скончавшегося в Италии 10 июня 1918 года. Не рассчитывая на выступление Карузо, который был болен плевритом, дирекция предложила петь в этом спектакле Джильи. Знаменитый певец из Реканати находился тогда в Буэнос-Айресе, где заканчивал свои гастроли. Вот что он рассказывает об этом:

“Я думал сначала немного отдохнуть на пароходе по пути в Неаполь, затем провести несколько дней в Реканати и после этого отправиться в Рим, чтобы заняться устройством своего дома. Но еще в Буэнос-Айресе я получил письмо из Нью-Йорка, которое заставило меня изменить планы. Писал мне Джулио Гатти- Казацца, генеральный директор Метронолитен-опера, крупнейшего оперного театра, бывшего “царством” Карузо. Гатти-Казацца предлагал мне контракт на два с половиной месяца. Если меня это устраивает, писал он, я могу сразу же приехать в Нью-Йорк и о подробностях договориться на месте.

Я сел в Буэнос-Айресе на пароход и отправился в Нью-Йорк. Когда корабль входил в Гудзонов залив, я смотрел на необычную картину, которую представлял собой Манхэттен со своими небоскребами. Это действительно был Новый Свет… До приезда в Америку я почти ничего не знал о Метрополитен-опера. Слышал только о необыкновенной славе театра и знал, что с ним связаны имена двух итальянцев - Джулио Гатти-Казацца и Энрико Карузо. Великий неаполитанский певец был самым популярным певцом в Метрополитен с 1903 года, а энергичный феррарский инженер Гатти-Казацца - генеральным директором театра с 1908 года”.

Беньямино Джильи был в восторге от дебюта в американском театре и еще больше от сознания того, что он замещает Карузо в такой трудной партии, как партия Фауста в опере “Мефистофель”.

Джильи продолжает: “На следующее утро Гатти-Казацца продлил мой контракт на три месяца. Карузо прислал мне очень любезное поздравление… один из заголовков “Диспатча” гласил: “Тенор со странным именем встал рядом с Карузо”… “Нью-Йорк тайме”… признавала, что голос у меня “действительно прекрасный, что он весьма редко форсируется, всегда свежий, богатый красками”… Трудный экзамен был позади. Нью-Йорк признал меня”.

Джильи продолжил традиции великих итальянских певцов (“с рыданием”, “со слезой” в голосе), которые завоевали сердца народов. Блестящий представитель итальянской школы пения, итальянского искусства и самого духа Италии был принят в великой и высокомерной, гостеприимной и щедрой Америке.

Печальное возвращение на родину

Утром 9 мая 1921 года, в грустный, дождливый день, в Неаполь прибыл, как всегда, точно по расписанию, пароход из Америки. На этот раз он привез в Италию Карузо с его семьей. Карузо с нетерпением ждали друзья и представители властей, его перевезли в отель “Трамонтано” в Сорренто. Это место на побережье Неаполитанского залива известно как климатический курорт.

У постели больного сразу же собрались врачи, они предлагали бесплатно лечить своего земляка. Медицинский факультет Неаполитанского университета прислал своих лучших ученых, чтобы спасти “великого Карузо”, столь любимого и ценимого во всем мире.

Было предпринято все. Опытные профессора, как бы соревновавшиеся в усердии и самоотречении, часто доходящем до жертв, испробовали все медицинские средства. Однако все виды лечения оказались бесполезными - болезнь была слишком запущена и продолжала быстро прогрессировать. Поэтому замечательным врачам не оставалось ничего иного, как предложить новую операцию, хотя и на нее не возлагали больших надежд.

Тогда вспомнили о римском профессоре Бастьянелли, самом крупном итальянском хирурге того времени, пользовавшемся мировой славой. Он сразу же согласился сделать операцию, предложив с помощью лучших врачей Неаполитанского университета перевезти Карузо в его римскую клинику. И вот после нескольких месяцев лечения, когда было испробовано все возможное, решили прибегнуть к крайнему, отчаянному средству - новой операции.

Утром первого августа 1921 года в надежде на последнее средство Карузо предпринял печальную поездку из Сорренто в Неаполь, откуда путь лежал на Рим. В Неаполе он остановился в гостинице “Везувио”, на улице Партеноне. Однако на следующее утро, 2 августа, при первом свете зари, среди ужаса и смятения, охвативших сопровождающих Карузо, угасла жизнь великого артиста, так и не сумевшего преодолеть путь от Неаполя до Рима.

Карузо было 48 лет. Вместе с ним умолк самый прекрасный голос оперного певца, голос уникальной красоты и несравнимого очарования, в течение многих лет глубоко волновавший сердца и чувства многих народов.

Тело великого неаполитанского певца было сразу же набальзамировано и выставлено в центральном зале отеля “Везувио”, превращенного в траурный покой.

Три дня и три ночи стекался непрерывный скорбный поток людей к праху великого итальянца, чтобы сказать последнее “прости” доброму и благородному человеку с незабываемой светлой улыбкой. Тело Карузо положили в большой хрустальный гроб, чтобы все могли хорошо видеть его.

Титта Руффо, великий товарищ Карузо по искусству, находился в это время во Фьюджи, где отдыхал после долгих гастролей в Венгрии. Вот что рассказывает он о смерти Карузо:

“Я был в палаццо делла Фонте со своими друзьями, как вдруг ко мне подошел хозяин гостиницы и сказал: “Карузо умер”. Эта зловещая новость всех опечалила. Партия в карты была прервана. Я положил карты на стол и поднялся к себе в номер. Не в силах владеть собой, я со слезами упал на кровать. Моя жена, как и я, пораженная новостью, пыталась утешить меня, тем более что я уже несколько дней чувствовал себя плохо. Последний раз, когда я навестил Карузо в гостинице “Вандербильд”, было очевидно, что скоро конец… И, несмотря на это, я не мог себе представить, что великий артист, на долю которого выпало столько лавров, артист, вызывавший восторг во всем мире, теперь только холодный труп, воспоминание. Вечером я не вышел к ужину - я не мог притронуться к еде. Владелец гостиницы делла Каза предложил мне на следующее утро ехать в Неаполь в его автомобиле. Мы прибыли в город в нестерпимую жару. Бесценный прах был выставлен в одной из зал гостиницы “Везувио”. А перед своим славным сыном шел весь Неаполь. Он отдавал дань тому, кто стал самым популярным певцом на всем земном шаре, в золотом голосе которого отражались сияние родного неба, игра моря, огонь Везувия…