Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

Во время короткого отдыха, когда самолеты были в небе, я часто залезал в кабину к знакомым из автомобильной роты, разговаривая с ними о жизни. У нас в семье никогда не было машины, и я очень хотел научиться водить автомобиль. Даже пару раз прокатился на грузовике по бетонке, но времени и возможности учиться не было. После демобилизации, решил я, обязательно научусь ездить на автомобиле, и у меня будет своя машина!

В нашей солдатской среде слово «тормоз» означало человека медлительного, туго соображающего, не понимающего, чтó и как нужно делать.

Так вот, одним из «тормозов» в нашей роте был Роман Ефимович из города Ульяновска. Учился он в местном педагогическом институте на филологическом факультете. Был отчислен за неуспеваемость и вскоре попал к нам в часть.

Рома был тихий увалень. По социальному положению попал к чморям, выполнял самую грязную работу, терпеливо снося побои и оскорбления.

Его круглое, постоянно сонное лицо, вечно полуоткрытый рот отражали страх, смертельную усталость и отрешенность одновременно. Казалось, он вот-вот заснёт на ходу. Ефимович как будто находился в другом месте, думал совершенно о чём-то своём.

Особенно доставалось ему от «корейцев». Лютовал «смотрящий за чморями» Паша Кунцев. Бедолагу часто «прессовали» и «разводили» на деньги и еду.

Ежемесячно, получив денежные переводы и посылки из дома, он почти всё относил в каптёрку, где тусовались «соратники» Кима.

— Фуцин, ты чё, нас кинуть хочешь?! — кричал ему в ухо Ким. — Я тебе сказал, пятьдесят рублей чтобы принес! Где филки? Пиши родакам, чтобы тебя еще подогрели филарями!

— Саша, я не могу, у меня одна мать, ей и так тяжело, — шептал он, бледный от страха.

Тут же на него набросились Залетаев, Кунцев и Павлов. Тело Ефимовича было опрокинуто на пол и слегка помято. Послышались гулкие удары ногами по телу и жалкое всхлипывание. Но пыл «бойцов» быстро остудил Ким:

— Пацаны, оставьте его. Не сейчас. Он за базар ответит. Сотку принесет. Ты понял? Сто рублей, через три дня. Иначе станешь опущенным.

У Ефимовича от страха перекосило рот.

— Я всё понял, ребята. Я всё сделаю!

Вечером Ефимович в казарме подошел ко мне, просил поговорить. Я уже готовился к отправке домой. Только об этом и думал. Начали уезжать дембеля.

— Женя, займи мне пятьдесят рублей, а то мне будет капец. Я срочно напишу домой, тебе отправят денежный перевод. Не волнуйся, всё отдам. Выручи меня! — говорил он, чуть не плача, медленно растягивая слова.

— Зачем тебе деньги?

— Я Саше Киму должен, я у него занимал.

— Ты у него занимал деньги?! — удивился я.

— Ну… я… это… Ну пожалуйста, помоги! Умоляю!

Мне вдруг стало жаль его, я отдал полтинник. Деньги он мне так и не вернул.

Залетаев, увидя, что Ефимович разговаривал со мной, подойдя ко мне, процедил:

— Ты чё, с лохами стал водиться? Гнобить их надо. Это же твари продажные. Можешь на бабло его развести, тебе как раз на дембель подогрев реальный будет.

И вот наступил долгожданный момент. Демобилизация!!! ДМБ 1987–1989 (осень). Всё было как во сне. Вечером объявили, что завтра домой. Ночью плохо спал, всё представлял, как поеду домой.

Утром пришел ротный, отдал все документы. Мой взводный так и не появился — не хотел, видать, попрощаться со мной.

Я сбросил полевую форму, оставив ее в тумбочке. Переоделся в парадку, в руках дипломат — необходимый элемент каждого дембеля. Всё. Неужели моя служба закончилась?

Меня провожали друзья, кто-то нес мой чемодан, всю дорогу о чем-то говорили. Так незаметно дошли до станции Мучная. Сюда я прибыл в июне 1988 года. Обнялся со своими товарищами. Вскоре прибыл поезд «Владивосток — Хабаровск», и я вскочил в свой вагон. На перроне стояли солдаты, что-то крича мне и махая руками. Прибыв домой, я еще долго вспоминал свою службу, вспоминал их, этот момент.

Больше я их не увижу, наверное. Ну, всех вместе это точно. Как сложится их судьба? Ведь мы тогда не могли и представить, что через несколько лет развалится Советский Союз и начнутся роковые девяностые годы — годы беспредела. Интересно было бы вновь встретиться.

Наш общий вагон был полон дембелей. Небольшие группки гражданских просто растворились среди нас. В атмосфере чувствовался какой-то праздник, кругом царило приподнятое настроение. Наш призыв возвращался домой спустя долгих два года. Сколько событий и всего за это время произошло!

В вагоне, как на ёлке, были развешены кители дембелей с различными украшениями и наградами. Здесь присутствовали все рода войск Советской Армии: черные погоны танкистов и связистов, голубые — летчиков и десантников, зеленые — пограничников, бордовые — внутренних войск, красные — мотострелков и т. д. Особо выделялась красивая морская форма.

Кто-то из дембелей спал, кто-то выпивал. Стук колес прерывало звяканье стаканов и разговоры про службу, долгожданную свободу и предстоящую встречу с домом.

У купе проводницы толпилась небольшая очередь жаждущих принять «огненной воды». Водка расходилась со скоростью света и по космическим же ценам.

За окном пролетали какие-то станции, поля, дома. К спиртному я был равнодушен и практически не принимал участия во всеобщей попойке. Мне было непонятно, что за кайф напиться до отключки. Хотя пару раз всё-таки пришлось выпить с назойливыми пассажирами — за «светлый дембель»!

Мои соседи — четверо танкистов, «экипаж машины боевой» — мертвецки пьяные спали. На их столике стояла початая бутылка водки, нехитрая закуска и пара грязных стаканов. На левой верхней полке, безмятежно свесив руку, похрапывал дембель танковых войск. На предплечье его красовалась голая девица в танковом шлеме с надписью «КДВО 1987–1989 осень».

Я вышел в тамбур. Двое слегка пьяненьких солдат курили, неторопливо пуская кольца дыма. Их товарищ, заметно перебравший, ухватившись двумя руками за поручни и наклонив голову, изрыгал содержимое своего желудка куда-то вниз. К ним подошел подросток лет четырнадцати.

— Чуваки, дай закурить! — прогнусавил он, лениво жуя жвачку.

Лицо ближайшего от него детины-пехотинца перекосило, как от зубной боли. С размаху он, как копьё, воткнул свою папиросу в лоб прыщавому подростку.

— Ты чё, ох…л, душара?! — прорычал он.

Дикий визг пронзил пространство. Кожа на лбу у парня начала вздуваться, как воздушный шар. Вскоре послышался истошный крик мамаши:

— Сволочи! Искалечили моего Андрюшеньку. Убийцы! Помогите! Милиция! Подонки, я вас всех посажу. Правду в газетах пишут, одни ублюдки в армии служат. Я на всё пойду, но мой сын в армию — ни ногой!

Начались долгие разборки. На какой-то станции наряд милиции силой снял с поезда трёх дембелей. Крики, шум борьбы, всё постепенно стихло. Поезд набирал скорость. Почти на каждой станции подсаживались всё новые и новые партии солдат: вся дорога Владивосток — Хабаровск усыпана воинскими частями.

В Хабаровск «дембельский» поезд прибыл утром. В железнодорожных кассах не было билетов на западное направление. Сотни дембелей штурмовали кассы. Не уехать. Около касс познакомился со своим земляком, Александром, из города Горно-Алтайска. Он служил на флоте. Решили лететь с ним вместе на самолете.

Днем бродили по Хабаровску, зашли в городской парк. Хотели покататься на колесе обозрения. Были приятно удивлены, что незнакомый нам солдат-кавказец бесплатно пропустил нас на этот аттракцион. Правда, билеты мы уже приобрели. Непонятно только, как он там оказался? Может, этот парк как-то связан с армией?

Уставшие, заглянули в местное кафе. Тогда это было одно из первых частных заведений, называлось кооперативным. В стране Советов возрождался капитализм. Громко играла музыка. В помещении было прохладно, царил полумрак, мы пили какие-то коктейли и наслаждались жизнью. Всё казалось сказочным. Настроение отличное — скоро буду дома! Даже не верилось.

Вечером взяли билеты, и огромный лайнер понес нас домой. Я не спал. Ночь. Гул моторов. Внизу ничего не видно. Мы летим. С каждой минутой я ближе к дому! Как долго ждал я этого момента. Утром были в Новосибирске.