«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

назад, надевать шлем, перчатки и браться за пулемет. Когда шли обратно, то при переходе позиции за штурвал

опять-таки садился он и сменялся только на какой-нибудь тысяче метров. Тогда мухи уже оттаивали, летали

по каюте и даже имели тенденцию приставать.

Был крайне поражен, прочтя в приказе по эскадре, что я давным-давно назначен командиром «Ильи

Муромца» 14-го. Ну что же, теперь можно и принять. А то с Панкратьевым работать стало тяжеловато. Нервы

у нас обоих порасходились. Как-то при перелете в Ягельницу Панкрат мне высказывал, что я повел корабль,

обходя дождевую тучу слева, а не справа, что, по-моему, было невозможно, так как дало бы огромный крюк и

бесцельный выход на противника. Спорили по поводу донесений, где беспощадно урезывались называемые

мною величины, несмотря на то что я сам уже их заранее несколько урезал. Между прочим, я просился в

отпуск, и таковой мне разрешен. Но пока не еду, так как наступление еще продолжается и нужно поработать.

22 августа летим с бомбами в район шоссе Завалув — Хохонюв — Яблонув — Галич. Облачно, но в

прорывы находим биваки пехоты, до четырех батальонов, обозы. Сбросили 12 бомб, частью удачно. Бросала

молодежь, особенно Гаврилов, и как дети радовались успешным попаданиям. Конечно, поливали все что

можно пулеметным огнем.

Наступление опять удачно. Южная часть линии опять подалась сильно к западу. Надо разведывать

новую линию. И вот 26-го идем в район к северу от Галича. Берем бомбы. День ясный, видно много.

Отмечаем батареи, обозы и артиллерийские резервы. Разведку веду вместе с Гавриловым. Бомбы бросает тоже

он. Я хлопнул только две. Район Сви- стельники — Бурштын — Желяборы — Галич занят, оче видно,

немцами, а не австрийцами. Это сразу заметно по обстрелу, так как кроют нас тяжелыми бризантными.

Ухитряемся снять один букет в шесть штук. Но первые три разорвались несколько раньше. Пришлось ждать

отставших. Вышло мелковато. Но другие два сняли очень близко.

Дома новости: прилетел Шаров, 4-й корабль, и Клем- бовский, «11-й». У нас в замке стало теснее и

шумнее. Наши, конечно, успели перезнакомиться с соседними госпиталями, где провели сутки. На всякий

случай полетел Гаврилов на «Сикорском-16», да перевернулся при посадке в поле.

Наступление наше окончательно приостановилось. Дальше, очевидно, в этом году не пойдут. Линию

немного подровняли, но на Свистельниках сильно обломали зубы. В Галиче уже взятый вокзал пришлось

оставить.

29-го идем снимать и чертить новую линию от Галича до Бржезан. Опять дивная по полноте и удаче

разведка, благодаря ясному дню, два раза пройденному маршруту и точному распределению работы. Вся

линия сфотографирована и нанесена на карту очень тщательно. Отметил четыре батареи, да еще ребята нашли

несколько на линии Сви- стельники — Мечицув. Видели броневой поезд. Он сверху — удивительно странное

существо. У Липиц Горней и Дольней нашли два бивака пехоты и массы обозов.

Дальше к северу были поражены странной картиной. Обычно при нашем приближении все живое

разбегается и прячется. А тут вдруг видим — масса народа роет окопы третьей линии и не только не бежит, а,

по-видимому, даже вылезла из окопов. Кучки увеличились. Побежало несколько отдельных точек. И это при

первом и при втором пролете. С грустью решили, что это, очевидно, работают наши пленные, и бедняги,

наверно, приветствовали нас, свободных. Бежали же или наиболее робкие, или конвоировавший ландштурм. К

счастью, быстро сообразив, не обстреляли их из пулемета.

Конечно, привезли пробоины. В воздухе болтались сегодня 3 ч 50 мин, но зато какая разведка! При

отсылке донесений Панкратьев стал уверять, что кроки в районе Ляс- Козакова у меня неверны. Мне

пришлось задержать отсылку и, дождавшись фотографий, доказать их несомненную точность.

31 августа — на поезд, и еду в Крым. Больше уже ничего интересного не будет. Можно ехать со

спокойной совестью. Так для меня, а через два полета и для 2-го корабля закончился боевой 1916-й.

Для славного 2-го корабля сентябрьским полетом и вообще закончилась боевая деятельность. В этом

полете громадный осколок снаряда влепил во втулку винта. Винт уцелел, но пострадал мотор. Разрывы

посыпались градом. Корабль повернул. А бедняга Федоров, бросавший бомбы, смотрел в люк и не учел

поворота. Две последние бомбы залепил уже в нашу собственную батарею, перебив лошадей и ранив двух

солдат. Батарея сильно обиделась на такой случай, конечно, забывая, сколько раз они же, вероятно,

обстреливали свои аппараты.

К весне команда 2-го корабля окончательно распалась. Панкратьев принял должность помощника

начальника Эскадры. Я принял 14-й корабль. Гаврилов и Смирнов перешли ко мне помощником и

артиллеристом. Павлик пошел помощником к Лобову28 (по архивным данным, ГВ. Павлов перешел на 11-й

корабль помощником к Г.В. Греку. — Прим. ред.). 2-й корабль принял некто Романов29, личность странная и,

несмотря на имевшийся Георгиевский крест, к боевой жизни мало приспособленная. В Ягельнице первое

время оставался Шаров, к несчастью, разбивший свой корабль, а также Соловьев и Клембовский, выгнать

которых в полет было если и не невозможно, то весьма трудно.

ВЕСНА 1917 г., ВИННИЦА

Кругом лежит снег. Я командую 14-м кораблем. У меня есть команда, помощник, артиллерист и

прелестнейший механик, только что закончивший Московское Техническое училище студентик Сережа

Юшкевич. Молод до безобразия, но очень дельный и знающий специалист. Есть и учебный корабль, бывший

еще в Зегевольде у Шарова, сильно залетанный. Его пока что собирают, а боевого мне еще не дают. Хожу,

ничего не делаю и присматриваюсь. Сильно задрался с начальством, так как опять подал докладную записку о

неправильности винтов на «Муромце» и другую — о необходимости немедленного заказа небольшой легкой

пушки с малым зарядом и небольшой дальностью, но непременно со шрапнелью и дистанционной бри-

занткой. Рассматривал два громадных корабля типа «Е». Корабли хороши, но чудные моторы «Рено» страшно

ослаблены неудачными винтами. От этого грузоподъемность не так уж сильно возросла, отчасти из-за

возросшего потребления бензина. «Е» ушли на Румынский фронт.

Нижевский и Алехнович работают. Но корабль Алехно- зича так затрепан парадированием перед

разным начальством, что работу, по-видимому, придется прекратить. В Эскадре масса незнакомого народа, и

все чем-то заняты. Офицеров около 80 человек.

Корабли слетаются отовсюду для переделки на два «Рено» и два «Руссо-Балта». Теперь уже ругать

«Санбимы» можно. Но зато теперь царят «Рено» в 225 сил. Осмеливаюсь заявить, что «Рено» не подходят к

типу «Г», за что сразу попадаю в немилость. У меня же основания такие: «Рено» весят 25 пудов, и шасси для

них может оказаться слабовато. Если на «Рено» поставить нормальный винт, то он будет задевать за кабину.

Поэтому винт окоротили, загрузив мотор бесполезным шагом. Полезная мощность мотора получается не

более 170—180 сил, остальная уходит на создание вихря. Значит, прибавка в силе невелика, а в нагрузке,

считая бензин, — весьма значительна.

Наконец мне дают боевой, пока еще без моторов. Выбираю из трех кораблей. Какое счастье! — один

из них со старым номером! Значит, старый фюзеляж, почему-то забракованный еще в Яблонне. Но поймите

меня: ведь это же клад, ведь это добрая старая французская проволока — гарантия от плоских штопоров и

возни с ежедневной регулировкой. Перекатываю корабль в новую палатку. Обдумав все заранее, отказываюсь

от «Рено» и посему лишаюсь уже назначенных мне русско-балтийских моторов, перебранных и выверенных

моими мотористами. Получаю таковые второго сорта, не дающие полных оборотов.

Сходит снег. Начинаю полеты на учебном. Корабль отличный, два мотора хорошие, два плохие.