Четвертое измерение
Четвертое измерение читать книгу онлайн
Эта книга незаурядного человека о пути, пройденном до него миллионами, впервые опубликовало издательство «Посев» в 1973 г., после чего она быстро стала библиографической редкостью. Однако книга не забылась: ее читали, копировали, «зачитывали», не желая с ней расставаться, и поэтому осуществлено её второе издание. Тот факт, что за четыре десятилетия лет книга не забылась, сам по себе весьма примечателен. Тем более, что описанная в ней страна – СССР, с его ГУЛАГом, - вроде бы ушла в небытие. И, тем не менее, читатели читают эту книгу взахлеб, с удивлением открывая для себя страну, в которой прожили всю жизнь. Секрет неувядающей актуальности этой книги в том, что она не столько о лагерях - хотя они подробно описаны в книге – сколько о Человеке, о том, что не «бытие определяет сознание», а Человек, создающий и изменяющий навязанные ему обстоятельства силой своего Духа.Авраам Шифрин родился в Минске в 1923г. Годовалым ребенком был увезен родителями в Москву, где и прожил вплоть до ухода на фронт в 1941г. Его отец, инженер-строитель, был арестован (по доносу соседа за анекдот) в 1937г. и, как стало позднее известно, отправлен в лагеря Колымы. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество "более легкое наказание" для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала Аврааму и его старшей сестре, что ей предлагают. Вместе они решили, что на подлость – даже ради отца – идти нельзя. Эта попытка растления пробудила в подростке естественное чувство справедливости, заставила его возмутиться и навсегда превратила его в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. В июне 1941г. Авраама призвали в действующую армию и отправили на передний край фронта, в штрафной батальон, где были в основном дети таких же репрессированных. В первый бой их отправили без оружия; на вопрос, чем же воевать, им было сказано: "Ваше оружие в руках врага - отнимите его!" Естественно, мало кто уцелел там. По закону, штрафбат - до первой крови или до первой награды. Авраам был вскоре ранен (в локтевой сустав правой руки) и отправлен в тыловой госпиталь. Руку хотели ампутировать, - он не дал. Дело было поздней осенью, а к весне он руку разработал, перепилив в госпитале весь запас дров. После этого он снова был направлен на передний край и снова в штрафбат! Тут он понял, что закона нет, и власти просто стремятся физически уничтожить тех, кого они сами превратили в своих врагов. Тогда он решил, что не даст себя так легко уничтожить и, когда он был ранен вторично (на сей раз это были множественные осколочные ранения в обе ноги плюс пулевое в правое бедро), по пути в госпиталь Авраам выбросил свои документы и при опросе назвал вымышленные биографические данные: сохранив, фамилию, назвал более ранний год рождения и имя Ибрагим. Вернувшись после выздоровления на фронт, он попал в нормальную часть и стал делать нормальную фронтовую карьеру. Грамотных было немного, а у него все же был один курс юридического за плечами, так что он вскоре стал офицером, а потом попал в военную прокуратуру. Войну он закончил капитаном (при демобилизации было присвоено звание майора), многократно награжденным, дважды раненным - это было достаточным основанием для дальнейшей карьеры на "гражданке". Благодаря завязанным на фронте связям он попал после демобилизации в Краснодарский край на должность старшего следователя края по уголовным делам с подчинением 120 следователей. Ему было 22 года… Он думал, что вот теперь он отомстит за отца, но вскоре понял, что до настоящих преступников, которые обладают неограниченной властью ему не добраться, что преследует он тех несчастных маленьких людишек, которых невыносимая жизнь загнала в тупик и сделала преступниками ради куска хлеба, и что он - всего лишь палка в руках ненавистной ему власти. Поняв это, Авраам ушел из системы прокуратуры и перешел работать в систему министерства вооружения (тогда это было отдельно от министерства обороны) на должность юрисконсульта. К этому моменту он уже был в Туле, неподалеку от Москвы.Шифрин был арестован 6 июня 1953 года. Несмотря на месяц в подземном карцере с холодной грязью по щиколотку на полу, месяц, в течение которого ему не давали спать, таская на ночные допросы, Авраам ни в чем не признался. Тем не менее, его приговорили к расстрелу. Но тут ему повезло: слетел Берия, а вместе с ним Кабулов, Меркулов и прочая нечисть, и после месяца в камере смертников ему объявили о замене приговора на 25+5+5. Сидел он, в основном, в Тайшетлаге, Озерлаге, в штрафняках на Вихоревке и в Семипалатинске (он участвовал в семи попытках побега из лагеря!), последний год досиживал в Потьме. Всего он просидел в лагерях и тюрьмах 10 лет и еще 4 года в ссылке в Караганде. Он всегда смеялся: "Я везучий: в штрафбат послали на убой - не погиб; приговорили к расстрелу - не расстреляли; дали 25 лет - просидел всего десять…"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— А где он, этот избитый? — спросили мы. Вышел вперед невзрачный паренек.
— За что тебя в карцер брали? — спросили от нас.
— Да за карты, — промямлил он.
— Ты, дурак, не вздумай это сказать, когда начнется следствие. Скажи, что просил улучшить еду. Понял? — наставляли из нашей камеры.
— А сильно тебя избили? — спросил я.
— Да нет.
— Синяки есть?
— Да нет.
— Помогите сделать ему синяки, — посоветовали от нас. — Ведь видите, что мы натворили: двери повыбивали, начальство понаедет, следствие будет, сроки нам захотят добавить. Надо, чтобы были следы побоев.
— Это мы можем, — отозвалась противоположная камера.
И там начали бить этого злосчастного... Подтащили его к железным парам и начали тыкать головой. Он уже был в крови и орал диким голосом. Наконец, его отпустили и не велели мыться. Похоже было, что все камеры выломали двери: начало стихать. Через усилитель в окно коридора раздался голос майора:
— Прекратите бунт! Я вас всех постреляю!
Ему ответили диким ревом сотен глоток.
— Что вы хотите? Почему бунтуете? Тюрьма хором орала:
— Давай сюда областного прокурора! Не хотим с тобой говорить!
Наступил вечер, спустилась ночь, камеры стояли с дверьми настежь, охрана была вне тюрьмы. Кто-то поднялся на решетку окна и увидел, что за крепостной стеной толпа народа, и тюрьма оцеплена солдатами. Дело явно перерастало задуманный объем: мы рисковали попасть под трибунал и получить еще по 25 лет. Но упускать случай было нельзя, и один из наших ребят начал речь, обращенную к жителям города. Из толпы раздались голоса:
— Да ты не объясняй, за что сидите, мы сами все сидели и теперь на поселении и в ссылке!
Другие кричали:
— Молодцы! Бейте их!
Ночь мы провели почти без сна, готовые к неожиданностям. Но все было спокойно. Утром во дворе тюрьмы появилась пожарная машина, и начальник тюрьмы с рупором в руках объявил:
— Заключенные! Сдайте тюрьму!
А мы и не знали, что попали в разряд «захватчиков» тюрьмы! Выждав время, майор в сопровождении целой свиты офицеров и солдат, вошел в тюрьму, и вся эта группа пришла к нам в камеру, как к зачинщикам.
— Ну, вот, я привел вам прокурора, — объявил, входя в камеру, майор.
Рядом с ним стоял какой-то не очень внушительного вида человек в штатском, чувствовалось, что ему явно не по себе.
— Так вот вам прокурор, и можете говорить, что хотите. Кто будет говорить? — продолжал начальник тюрьмы.
— Давай, Авраам, говори! Вот у нас тут юрист есть, пусть он и скажет, — раздались голоса.
— Предъявите документы, — обратился я к человеку в штатском.
— Это еще что! — заорал майор. — Какие еще документы! Как ты смеешь у прокурора документы требовать!
— Без предъявления документов говорить мы ни с кем не будем, — ответил я, — а кроме того, я уверен, что этот человек не прокурор области, а самозванец.
Говоря, я глядел на человека в штатском и видел, что ему явно неуютно от всех этих вопросов. Сомнений не было — это не прокурор, нас хотели обмануть. Увидя растерянность самозваного прокурора, вся камера начала смеяться, и наши «гости» поспешили ретироваться. После этого появился старшина, ведающий одеждой и инвентарем и, качая головой, вынес от нас обломки длинной скамейки, которую мы разбили о дверь. Воцарилась тишина. Никто не появлялся до следующего дня. Мы сидели по камерам, не принимая еды и отвечая на все вопросы:
— Ждем областного прокурора!
На третий день в нашу камеру вошел начальник тюрьмы и рядом с ним, в форме прокуратуры, шел какой-то старший советник юстиции — типичный прокурорский работник; тут спрашивать документы было нечего.
— Ну, в чем дело? Что за бунт? Для чего меня вызвали? — резко обратился к нам прокурор.
Отвечать надо было мне, хотя попадать в главари этого дела совсем не хотелось. Но никого другого для такой серьезной беседы не было.
— Вызывали вас мы. А бунта нет. Есть вынужденное сопротивление: нас бьют, сажают в карцер, морят голодом, спим мы, как скотина, на голых досках. А когда мы потребовали пригласить вас сюда, то вот этот майор привел нам какого-то самозванца и выдал его за прокурора области.
— Это как так? Кого сюда вместо меня приводили? Когда? — прокурор зло глядел на майора.
Гроза явно меняла курс и шла на начальника тюрьмы. Он до того растерялся, что вызывал сейчас уже не злобу, а жалость.
— Я не знаю... — мямлил он.
Прокурор прекрасно видел, что я ему не соврал, и обрушился на майора:
— Я вам покажу, как водить сюда кого-то вместо меня! Заключенные имеют право видеть прокурора! Сами вызвали осложнение, а теперь кричите про бунт!
И обратившись к нам, заявил:
— Все незаконные действия будут устранены. Все вам положенное будете получать. Обещаю.
И вся группа ушла.
В тот же день началось небывалое: нам принесли новенькие матрацы и даже простыни; потом явился повар и спросил, что мы хотим кушать на обед!
Надзиратели ходили тихо и говорили шепотом, очевидно, видя в этом проявление требуемой нами вежливости.
И не было никаких репрессий в связи с бунтом и выломанными дверьми.
Положение в нашей тюрьме изменилось в корне, режим был сломан. Но нас ждала все же одна приятная неожиданность: сменили майора. На его место пришел какой-то капитан, очень неглупый человек. Поняв, что с политзаключенными лучше не ссориться, он ввел много обновлений: разрешил дольше гулять, не ограничивая переписку.
А на Новый год вообще случилось нечто неправдоподобное: нам устроили елку! Из города ссыльные принесли подарки — еду. И наш новый начальник тюрьмы открыл камеры и устроил общий ужин! Мы не могли надивится и ничего не понимали: такого еще не было в истории советских тюрем. Ведь это специзолятор, мы с номерами, мы нарушители лагерного режима. В чем же дело? Тогда мы еще не знали, что это связано было с возобновившимися во всей стране бунтами в лагерях политзаключенных и переполохом кагебешников, столкнувшихся с такой неожиданностью.
Глава XVI
Вдруг отказали ноги. Встал утром — и не могу ходить: болят мышцы, сделаю пять шагов — и сажусь. Ничего не могу понять. И тюремный врач тоже не знает, в чем дело. Попросил я о встрече с одним из кремлевских врачей, сидевшим с 1952 года: ту группу, которую объявили «отравителями», освободили (за исключением тех, кто уже умер...), а он остался сидеть. Мне разрешили встречу, привели в санчасть. Этого пожилого еврея, высокого худого человека с умным и очень добрым лицом, я раньше не видел, и фамилии его не знал. Осмотр занял пять минут.
— У вас облитерирующий эндартериит, — сказал он коротко.
— А как это понять без латыни?
— Артерии ваши почему-то спазматически сжались. Кровь не доходит до тканей. Причины врачам неизвестны. Может быть, это следствие ранений, курения или нервного потрясения. Вы были дважды ранены, курите, а насчет нервов — и не спрашиваю. Болезнь опасная, кончается часто гангреной и ампутацией.
В камеру я ушел в подавленном настроении. Врач посоветовал мне не курить и не охлаждать ноги. Первое было легко, так как я, видя унижения товарищей из-за махорки, которую доставать было очень трудно, курить уже перестал. Но не охлаждать ноги... А как же работа, тайга, этапы? И как быть с мечтой о побеге, о свободе?
Зима шла на спад. До конца срока в специзоляторе нам с Витей было еще далеко. Но нас вызвали на этап. И в этапной камере были почти все, кто присутствовал «делегатами» на знаменитом «профсоюзном собрании» у начальника семипалатинской тюрьмы после голодовки. Перед выездом нам зачитали постановление о досрочной отправке в лагерь «в связи с хорошей дисциплиной, показанной в тюрьме». Значит, послушался все-таки моего делового совета наш капитан в Семипалатинске.
Поездка до Новосибирска прошла неспокойно: конвой был груб, а мы избалованы слабым режимом. Началась ругань, стычки, конвой прекратил пускать людей в уборную. Какой-то заключенный в виде протеста помочился через решетку в коридор, где стоит конвой, его попытались вытащить из камеры, а он не давался, так как понимал, что его хотят избить. И тут кто-то подал команду: «Качай вагон!»
