Энрико Карузо

После спектакля в сумятице и толчее кое-кому удалось пробраться к Карузо. Среди счастливцев был Никола Даспуро, который двадцать лет назад способствовал его первому выступлению в миланском театре Ла Скала. Едва увидев друг друга, они обнялись. Даспуро рассказывает: “У нас на глазах были слезы, мы не могли произнести ни слова. Собравшись с силами, я сказал:

- Успокойся, ведь ты не мальчишка.

- Мне было очень трудно, - ответил Карузо. - Мне кажется, что я не был на высоте… Мне очень горько.

- Что ты говоришь?! Ты потряс весь театр и боишься, что пел слабее, чем мог! Ты вознесся над всеми певцами, каких я только слышал раньше. Поэтому успокойся”.

Тенор Фернандо де Лючиа был в то время самым знаменитым певцом в Италии. Неаполитанцы гордились им и с восторгом слушали его. Он знал Энрико Карузо только по сообщениям и его грандиозному успеху в Америке. Когда кто-нибудь с восторгом говорил о Карузо, Фернандо де Лючиа отвечал с иронией: “Хотел бы я услышать его”.

И вот в 1917 году ему представился случай услышать Карузо в Риме в спектакле “Паяцы”. Придя в театр скептически настроенным, он ушел со спектакля в восторге и решил встретиться с Карузо, чтобы выразить с присущим неаполитанцам жаром всю глубину своего восхищения и симпатии. Возвратившись в Неаполь, он сказал: “Я слышал о том, что это великий тенор, но не подозревал, что речь идет о необыкновенном чуде”.

Между Карузо и де Лючиа зародилась сердечная дружба. Не раз один из Неаполя, а другой из Нью-Йорка посылали друг другу письма, всегда теплые и приветливые, как аромат их родной земли.

Карузо суждено было возвратиться в Неаполь, чтобы умереть, а де Лючиа петь, рыдая над его прахом.

Были и такие “ценители” Карузо, которые, желая поднять его престиж, предлагали певцу “белые контракты”, то есть такие, в которых не указывалась сумма гонорара. Но Карузо не был способен на подобный авантюризм. Он никогда не старался вырвать сумму больше той, которую должен был получить. Обычно все переговоры о его выступлении велись через секретаря Карузо Дзирато. И гонорар определялся в зависимости от формы и продолжительности выступления, сложности спектакля или концерта.

Часто случалось, что театр или учреждение не были в состоянии уплатить сумму, предложенную секретарем. Тогда организаторы обращались к артисту, прося скидки или отсрочки платежа. Положение Карузо не позволяло ему допускать ни того, ни другого, так как это нарушало основной контракт. Тогда на арену выходили две другие формы контракта: популярный и благотворительный. В первом случае гонорар сокращался более чем наполовину, Карузо хотел обязательно знать цену билетов, требуя, чтобы они были действительно общедоступными. Во втором случае он стремился знать все подробности, потому что при благотворительных выступлениях у него бывали подчас большие разочарования и неприятности. Разумеется, когда речь шла о больницах, приютах и детских учреждениях, помощь его была безвозмездной.

В настоящее время многие певцы достигли славы меньше чем за год. Что касается их благотворительной деятельности, то она почти совсем отсутствует. Видимо, помощь бедным - удел великих людей.

Ч а с т ь т р е т ь я. Предрешенность событий

События и комментарии

Феличе Ферреро, известный в то время миланский журналист, писал в “Корьере делла сера”: “Американцы утверждают, что творчество Карузо в Италии не только не было бы оценено по заслугам, но и даже не было бы понято. В Италии почти не знали Карузо. Правда, имя его было известно, известны были и его американские успехи. Но его успех и состояние родились не в Италии. Недаром в моменты грусти певец жаловался на это. Для Америки Карузо был чем-то вроде сына-любимчика - она его оценила и одарила богатством”.

В этих нескольких строках звучит упрек итальянцам.

Сегодня, спустя много времени, мы видим вещи такими, какими они были на самом деле. Действительно, Америка с ее возможностями и богатством смогла дать Карузо славу и деньги. Но неоспоримо и то, что талант певца, его личность сформировались на родине, в Италии, среди итальянского народа. Так же неоспоримо и то, что школа пения Карузо - старая и славная итальянская вокальная школа. Она-то и сделала из него певца, указала ему путь в искусстве. Она, если так можно выразиться, вручила его американцам уже знаменитым. Поэтому безапелляционное заявление о том, что Америка сделала Карузо знаменитостью, звучит абсурдно. Но американцам посчастливилось больше, чем другим: в течение почти семнадцати лет они слушали голос великого Энрико Карузо.

Италия - страна оперного искусства - дала миру многое. Что ни говорите, а Америка в долгу у Гульельмо Верджине, который открыл Карузо; у обаятельного импресарио маэстро Франческо Дзукки; у Николы Даспуро и Эдоардо Сондзоньо; у дирижеров Винченцо Ломбарди, Дзуккани и Тосканини; у композиторов Джордано, Чилеа, Масканьи, Леонкавалло, разделявших с Карузо его триумф; у всех музыкантов, критиков и друзей Карузо, которые с такой любовью поддерживали его на артистическом пути.

После многих лет борьбы, разочарований (обычных в жизни любого артиста) настоящей стартовой площадкой Карузо стал Милан. Когда молодой неаполитанец приехал в Америку, ему оставалось учиться уже не многому. Нужно ли напоминать, что его дебют в Метрополитен-опера (в “Риголетто”) состоялся 23 ноября 1903 года, то есть после того, как Карузо уже восемь лет пел в Италии. Строгая итальянская критика, несколько лет терзавшая певца, уже дала ему высокую оценку. Может быть, суровая критика и не была уж так некстати, если она заставила его встряхнуться и уйти с головой в учебу. Благодаря ей и своему таланту он за короткое время сумел превзойти певцов своего времени и самого себя.

Действительно, в Америке он получал такие гонорары, как нигде. Наши театры, в том числе Ла Скала, не могли бы в то время предложить ему больше двух-трех тысяч лир за выступление. В Америке же первоначальный вечерний гонорар Карузо составлял пять тысяч лир, затем десять, а позже, при Гатти-Казацца, последовательно десять, двадцать, двадцать пять и так до огромной суммы - пятьдесят тысяч лир, что в наше время составляет почти пятнадцать миллионов лир. Какой же итальянский театр был в состоянии заплатить такую сумму великому артисту?..

Его выступления в Италии - после триумфов в Америке - были благотворительными. Кое-кто поговаривал о том, что, став гражданином Америки, Карузо забыл Италию. Это вымысел. Где бы ни находился Карузо, он всегда нес в своем сердце острую тоску по родной земле. Ни один концерт не проходил без исполнения итальянских песен. Среди них: “Запрещенные мелодии”, “Вернись”, “Дорогой идеал”, “Вернись в Сорренто”, “Прощание в Неаполе”, “Санта Лючия”, “О мое солнце”, “Святая ночь”. Они помогали ему повсюду - в Мексике, России. С ними он чувствовал себя ближе к Италии, к Санта Лючии, к своей молодости.

Как истинный художник, Карузо никогда не был доволен самим собой. Не раз он говорил об этом друзьям после своих блистательных выступлений. Но это было лишь его субъективное мнение - те же, кто слышали это от Карузо, никогда не могли согласиться с ним.

4 августа 1921 года в газете “Трибуна” появилась статья, озаглавленная “Последнее выступление Карузо с Джени Садеро”. Джени Садеро, известнейшая певица, рассказывает:

“Карузо говорил о самом себе: “Я, Энрико Карузо, никогда не бываю доволен самим собой. Мне кажется, я еще не достиг технического совершенства. Вчера вечером вы видели меня здесь, на этой террасе. Граммофон проигрывал мои пластинки. Я слушал их и делал критические замечания тенору Карузо”.

Я сажусь за пианино. Играю, пою… Передо мной плывут песни моей родины. Когда очередь доходит до Неаполя, умолкаю.

- Эту песню, комендаторе, - говорю я Карузо, - вам я спеть не могу!..

- Но мне хотелось бы ее услышать…

Я начинаю петь “Микельамма”. Карузо встает воспламененный и, сев за пианино, поет сам “Микельамма” mezza voce (вполголоса)! Но какое mezza voce! Он объяснил мне свою интерпретацию: свои акценты, каденции, дыхание. Это были находки тончайшего вкуса.