Опусы или опыты коловращения на двух континентах

МиГ тормозит и, клюнув носом, останав-ливается. Солдат нагибается, что-то проверяет под крылом, потом переходит на другую сторо-ну, присев, тянется рукой к стойке шасси друго-го крыла. Отходит в сторону, буднично, лениво и как бы нехотя отмахивает летчику рукой.

Истребитель медленно прокатывается мимо меня и, блеснув алюминиевым боком, по-ворачивает к взлетной.

На его месте "сушка" в нарядном камуф-ляже из желтых, коричневых и зеленых верти-кальных полос, большие темно-синие номера на носу, окантованная белым красная звезда на ки-ле - все это придает самолету праздничный вид. Вторая "сушка" тоже в камуфляжной окраске, но более скромной, в темно-зеленых и коричне-вых пятнах. На пилонах под крылом у обоих учебные бомбы.

Это "спарки", двухместный учебно-тре-нировочный вариант боевого самолета. Хорошо вижу в передней кабине летчика в кислородной маске и белом шлеме с черным забралом. Во второй кабине инструктор. Возится, пристегива-ет маску.

Инструктор во второй "сушке" поворачи-вает голову и смотрит в мою сторону. Лицо зак-рыто кислородной маской, видны только глаза. Машу ему рукой. В ответ он поднимает руку в черной перчатке.

Все три самолета выстроились друг за другом перед взлетной полосой. От работающих турбин на меня несет керосиновую гарь. Раз не выруливают, значит кто-то идет на посадку. Поднимаю голову и смотрю влево, в небо.

Ага, вот он - точка с дымным следом за ней.

Ближе, ближе. Уже видны огни посадоч-ных фар, как два глаза под фюзеляжем.

Это МиГ-25. Серого цвета красавец, сни-жаясь, на скорости проносится мимо вышки над краем полосы. Взметнулось облачко бетонной пыли.

Здоровенный истребитель несется по по-лосе, медленно опуская задранный вверх острый нос. Сзади вспыхивают два больших красно-бе-лых тормозных парашюта. Бежит все медленнее и медленнее.

Парашюты отделяются и, рванувшись вверх, падают на землю. На дальнем конце аэ-родрома еле видимый отсюда "двадцать пятый" сворачивает на рулежку.

"Двадцать первый" уже вырулил на взлетную. Трогается с места и тут же врубает форсаж.

С мощным, не соответствующим разме-рам и ободранному виду самолета грохотом, наклонив к земле нос, бежит все быстрее и быстрее. Отрывается от полосы переднее коле-со. Пош-ш-шел "мигарь"!

Так, теперь "сушки". Первый истребитель выкатывается далеко вперед. Второй сбоку от него и чуть сзади. Одновременно включают форсаж и с шелестящим упругим грохотом взле-тают.

Отвлекаюсь от полосы и делаю два быст-рых глотка из бутылки. Вытаскиваю из красной пачки "Приму", разминаю в пальцах, закури-ваю.

На рулежке уже стоит МиГ-25. Я и не видел, когда он подкатил. Пока все тот же за-мурзаный солдат пролезает под его брюхом, проверяя что-то в механизме шасси, я разгля-дываю огромные воздухозаборники, высоко поставленные скошенные вниз крылья с мощ-ными пилонами и два больших, растопыренных в стороны киля. До чего же хорош!

Сверкнув на повороте фонарем, выкаты-вается на взлетную полосу и на несколько се-кунд застывает неподвижно. Форсаж.

Клюнув носом, истребитель с обвальным грохотом трогается с места.

Это не тот рев, который бьет по ушам. Это даже не шум, а, скорее, вибрация, которую я ощущаю всем телом, пока МиГ, сначала мед-ленно, а потом все стремительнее и стремитель-нее разгоняется по полосе.

Волоча за собой дымные следы сгорев-шего керосина, резко идет вверх. Выключил форсаж и ушел в облака.

Над аэродромом повисает тишина. Слышно только жужжание стоящего неподалеку за капониром локатора.

Раза два в неделю на аэродроме ночные полеты. У меня дома слышно, как на стоянках запускают и гоняют двигатели.

Если я хорошо поддатый, то иду через кладбище смотреть. Трезвого меня на такие подвиги не тянет. Дело не в привидениях - есть особи куда опаснее. На гигантской территории кладбища идет своя, не очень-то заметная и не безопасная для одинокого путника жизнь. Там бродят стаи одичавших собак. Там можно нар-ваться на одичавших бичей. Для одиночки встреча с ними в отдаленном уголке кладбища даже днем чревата неприятностями. Однажды меня чуть не зарезали там, как раз в районе аэродрома.

Есть и другие, более прозаические опас-ности. На кладбище ведут две дороги. Самая близкая от моего дома проходит мимо трам-вайного кольца. Там, за темным зданием депо часто прячется милицейская машина.

Менты подкарауливают поздних под-гулявших пассажиров - так сказать, легкий спо-соб выполнить план по отлову. Естественно, что фигура человека, направляющегося на кладбище в одиннадцать часов вечера вызывает у них про-фессиональное любопытство. А мне и свернуть некуда чуть ли не целых пол-километра.

Однажды меня догнали на патрульной машине, остановили и обыскали. Кроме начатой бутылки "Кавказа" и сигарет ничего в карманах не обнаружили. Я честно пояснил, куда и зачем направляюсь. Само-собой, менты приняли меня за долбанутого. Спросили, где живу.

- Да вон он, мой дом, на Толбухина. От-сюда видно. -

Смотрят друг на друга, пожимают пле-чами. На грабителя могил вроде не похож. Но, с другой стороны, какой идиот полезет на кладби-ще ночью?

Тут же такое дело…. Если я просто ал-каш, значит их клиент, и нужно кидать меня в луноход, сдавать, рапортовать - иными словами, тогда я желанное пополнение и палочка в отче-те. А вот если я сумасшедший, то им же столько возни будет.... Решают не рисковать....

- Уе ....й отсюда, пока цел, алкаш долбаный. -

С готовностью следую дружескому со-вету.

Обычно, все же, я без приключений пре-одолеваю последние очаги цивилизации и до-бираюсь до аллеи, где можно свернуть в лаби-ринт кладбищенских дорожек. Маршрут знаю наизусть.

Я вообще часто брожу по кладбищу ча-сами. Если нужно спокойно выпить или хочется просто так побродить, то лучше места нет.

У меня есть свои заветные уголки и из-любленные тропки. Знаю наизусть все памят-ники, все фотографии, фамилии и эпитафии на своем маршруте.

Ступаю мягко и бесшумно. Знаю, что здесь и ночью есть живые существа, встреча с которыми мне совсем ни к чему.

Все ближе и ближе до насыпи. Для меня она как граница Зоны для сталкера. Там уже без-опасно, там люди меня не достанут.

Останавливаюсь перед последней дорож-кой, всматриваюсь в темноту аллей. Быстро про-хожу мимо последних жестяных пирамидок и поднимаюсь на насыпь. Чуть спускаюсь на об-ратном склоне, чтобы меня не было видно со стороны кладбища.

Сажусь рядом с кустом на свое излюб-ленное место. Поднял меховой воротник куртки. Достаю угревшуюся за пазухой бутылку, делаю длинный глоток. Бутылку ставлю рядом, чуть вдавив донышко в землю, чтобы не опрокину-лась. Закуриваю, пряча огонек сигареты в ку-лаке. Я на месте, можно расслабиться.

Слева включается посадочный прожек-тор. Из темноты в его свет с мягким свистом вы-ныривает истребитель. Низко проносится над обозначающими начало полосы огнями.

Касается земли, подпрыгивает, касается вновь. Катится. Прожектор гаснет.

Жду, прислушиваясь к отдаленным рас-катам турбин.

Думаю. Напеваю про себя, потягивая из горлышка вино.

Мне здесь уютно.

Вон от стоянки навстречу мне катятся ог-ни. По их расположению определяю - "сушка". С приглушенным свистом темный силуэт про-катывает мимо и, обдав меня керосиновой гарью, поворачивает на взлетную. С минуту сто-ит, как бы в раздумье.

Неожиданно (это почему-то всегда не-ожиданно) включает форсаж. За "сушкой" бьет-ся многометровый горизонтальный сноп белого пламени.

В тяжком грохоте струя огня гонит ист-ребитель вперед. Огонь уходит в небо и где-то там резко обрывается вместе с грохотом, когда летчик выключает форсаж.

Сижу, пока не замерзаю.

Бутылка допита. Пора возвращаться.

Опять я в паутине аллей и тропинок. Справа и слева темные памятники, кресты, жес-тяные звезды, ветки деревьев, какие-то неясные тени. Очень неприятное ощущение. Время от времени невольно оглядываюсь.