Исповедь (СИ)
Исповедь (СИ) читать книгу онлайн
Более жестокую и несправедливую судьбу, чем та, которая была уготована Ларисе Гениуш, трудно себе и представить. За свою не очень продолжительную жизнь эта женщина изведала все: долгое мытарство на чужбине, нищенское существование на родинеу тюрьмы и лагеря, глухую стену непризнания и подозрительности уже в наше, послесталинское время. И за что? В чем была ее божеская и человеческая вина, лишившая ее общественного положения, соответствующего ее таланту, ее гражданской честности, ее человеческому достоинству, наконец?
Ныне я могу со всей определенностью сказать, что не было за ней решительно никакой вины.
Если, конечно, не считать виной ее неизбывную любовь к родной стороне и ее трудовому народу, его многовековой культуре, низведенной сталинизмом до уровня лагерного обслуживания, к древнему его языку, над которым далеко не сегодня нависла реальная угроза исчезновения. Но сегодня мы имеем возможность хотя бы говорить о том, побуждать общественность к действию, дабы не дать ему вовсе исчезнуть. А что могла молодая белорусская женщина, в канун большой войны очутившаяся на чужой земле, в узком кругу эмигрантов, земляков, студентов, таких же, как и она, страдальцев, изнывавших в тоске по утраченной родине? Естественно, что она попыталась писать, сочинять стихи на языке своих предков. Начались публикации в белорусских эмигрантских журналах, недюжинный ее талант был замечен, и, наверное, все в ее судьбе сложилось бы более-менее благополучно, если бы не война...
Мы теперь много и правильно говорим о последствиях прошлой войны в жизни нашего народа, о нашей героической борьбе с немецким фашизмом, на которую встал весь советский народ. Но много ли мы знаем о том, в каком положении оказались наши земляки, по разным причинам очутившиеся на той стороне фронта, в различных странах оккупированной Европы. По ряду причин большинство из них не принимало сталинского большевизма на их родине, но не могло принять оно и гитлеризм. Оказавшись между молотом и наковальней, эти люди были подвергнуты труднейшим испытаниям, некоторые из них этих испытаний не выдержали. После войны положение эмигрантов усугубилось еще и тем, что вина некоторых была распространена на всех, за некоторых ответили все. В первые же годы после победы они значительно пополнили подопустевшие за войну бесчисленные лагпункты знаменитого ГУЛАГа. Началось новое испытание новыми средствами, среди которых голод, холод, непосильные работы были, может быть, не самыми худшими. Худшим, несомненно, было лишение человеческой сущности, и в итоге полное расчеловечивание, физическое и моральное.
Лариса Гениуш выдержала все, пройдя все круги фашистско-сталинского ада. Настрадалась «под самую завязку», но ни в чем не уступила палачам. Что ей дало для этого силу, видно из ее воспоминаний — это все то, чем жив человекчто для каждого должно быть дороже жизни. Это любовь к родине, верность христианским истинам, высокое чувство человеческого достоинства. И еще для Ларисы Гениуш многое значила ее поэзия. В отличие от порабощенной, полуголодной, задавленной плоти ее дух свободно витал во времени и пространстве, будучи неподвластным ни фашистским гауляйтерам, ни сталинскому наркому Цанаве, ни всей их охранительно-лагерной своре. Стихи в лагерях она сочиняла украдкой, выучивала их наизусть, делясь только с самыми близкими. Иногда, впрочем, их передавали другим — даже в соседние мужские лагеря, где изнемогавшие узники нуждались в «духовных витаминах» не меньше, нем в хлебе насущном. Надежд публиковаться даже в отдаленном будущем решительно никаких не предвиделось, да и стихи эти не предназначались для печати. Они были криком души, проклятием и молитвой.
Последние годы своей трудной жизни Лариса Антоновна провела в низкой старой избушке под высокими деревьями в Зельвеу существовала на содержании мужа. Добрейший и интеллигентнейший доктор Гениуш, выпускник Карлова университета в Праге, до самой кончины работал дерматологом в районной больнице. Лариса Антоновна растила цветы и писала стихи, которые по-прежнему нигде не печатались. Жили бедно, пенсии им не полагалось, так как Гениуши числились людьми без гражданства. Зато каждый их шаг находился под неусыпным присмотром штатных и вольнонаемных стукачей, районного актива и литературоведов в штатском. Всякие личные контакты с внешним миром решительно пресекались, переписка перлюстрировалась. Воспоминания свои Лариса Антоновна писала тайком, тщательно хоронясь от стороннего взгляда. Хуже было с перепечаткой — стук машинки невозможно было утаить от соседей. Написанное и перепечатанное по частям передавала в разные руки с надеждой, что что-нибудь уцелеет, сохранится для будущего.
И вот теперь «Исповедь» публикуется.
Из этих созданных человеческим умом и страстью страниц читатель узнает об еще одной трудной жизни, проследит еще один путь в литературу и к человеческому достоинству. Что касается Ларисы Гениуш, то у нее эти два пути слились в один, по- существу, это был путь на Голгофу. Все пережитое на этом пути способствовало кристаллизации поэтического дара Ларисы Гениуш, к которому мы приобщаемся только теперь. Белорусские литературные журналы печатают большие подборки ее стихов, сборники их выходят в наших издательствах. И мы вынуждены констатировать, что талант такой пронзительной силы едва не прошел мимо благосклонного внимания довременного читателя. Хотя разве он первый? Литературы всех наших народов открывают ныне новые произведения некогда известных авторов, а также личности самих авторов — погибших в лагерях, расстрелянных в тюрьмах, казалось, навсегда изъятых из культурного обихода народов. Но вот они воскресают, хотя и с опозданием, доходят до человеческого сознания. И среди них волнующая «Исповедь» замечательной белорусской поэтессы Ларисы Гениуш.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Судьба была не слишком милостива к автору этого и многих других прекрасных произведений. Уже на четвертом году жизни, когда пожар первой мировой войны приблизился к Жлобовцам, она вынуждена была покинуть родную землю, которая была для нее и ее родителей «всем: колыбелью, хлебом, песней, любовью, могилой». Эта первая разлука, правда, была недолгой — как только отступили немцы, установился мир, родители вместе с детьми вернулись домой. Лариса, тогда еще не Гениуш, а Миклашевцч, «Миклашевичанка», как она сама себя называла, — пошла в школу, окончила Волковысскую гимназию. В гимназии она начала писать стихи. Влюбилась в своего же, белорусского хлопца Ивана Гениуша, который учился в Праге и приехал к родителям на каникулы. Студент-медик Иван Гениуш тоже, по словам поэтессы, увидев ее, «больше уже выпустить из дома не мог...» Молодые обвенчались, сыграли свадьбу. Иван поехал снова в Прагу, а Лариса, оставшись дома, родила сына Юрку. Пожив недолго у родителей и поставив сына на ноги, переезжает на постоянное жительство в Прагу. «Муж жил на квартире, с каким-то студентом снимал комнату, — напишет она потом. — Мы приехали в последние дни 37-го года, коллега мужа поехал к своим родителям. Пару недель мы пожили вместе, а потом муж отвез меня и своего чересчур любопытного мальчика, успевшего уже поломать ему стрелки на часах (почему же они крутились?) в Моджаны. Это был пригород Праги, и там жил дядька Василь Захарка, у которого недавно умерла его дорогая жена, и пани Мария Кречевская. Вот там он нас и оставил. Сам он жил и работал в Праге, к нам иногда приезжал, на воскресенье — обязательно».
Лариса Гениуш если и не знала, то, конечно же, слышала от мужа, кто такие Василь Захарка и «пани Мария Кречевская». «Пани Кречевская была вдовой покойного Председателя Белорусской Народной Республики Петра Антоновича Кречевского». Да-да, Петр Антонович Кречевский — это тот самый «деятель», который не подчинился решению берлинской конференции 1925 года о самороспуске правительства БНР. Более того — он назвал эту конференцию «авантюризмом и подлогом», «предательством независимости Белоруссии» и не вернулся в БССР, как сделали другие члены правительства БНР — А. Цвикевич, В. Ластовский, А. Смолич, С. Некрашевич (все, кстати, уничтожены в годы сталинщины), а остался в Праге, где возглавил белорусскую политическую эмиграцию, существовавшую в то время за границей. После его смерти (1928 г.) место «президента» БНР занял Василь Захарка.
«Меня встретили здесь как свою, сердечно и тепло. Пани Кречевская была... пожилая интеллигентная и очень обходительная дама. Жили они с дядькой Василем в одном доме, но отдельно. Дядька был заместителем П. Кречевского, а раньше, в правительстве БНР министром финансов. Это был очень уважаемый человек с мьи:- лями только о Белоруси... Политической деятельности он никакой не вел, иногда только писал протесты против бесправия нашего народа в Лигу Наций, поддерживал эмиграцию и имел тесную связь с эмиграцией других народов — украинского, русского. Был он белорусским эсером. В Бога не верил, но позже просил его похоронить по- христиански. В Прагу пригласили их чехословаки уже из Литвы, куда сначала переехало правительство БНР. Получали они небольшую помощь от правительства, а в оккупацию от Чешского Красного Креста».
Понятно, что, оказавшись в таком окружении, и сама Лариса Гениуш подпадает под его влияние. События тех лет способствовали этому. Репрессии и жестокие национальные притеснения в Советской и Западной Белоруссии, а с Запада «маршировала размеренным, кованым шагом» и на всю Европу уже кричала: «Хайль Гитлер!» — Германия. «Как-то Прага не спала целую ночь, это тогда, когда немцы оккупировали
Австрию. Чехи чувствовали, что подобное может однажды случиться и с ними». И чехи не ошиблись — «после 15 марта 39-го года, в ветреный, заснеженный день вошли в Прагу немцы». Были переговоры Советского Союза с фашистской Германией, заключение позорного, осужденного сегодня всеми, в том числе и Советским Союзом, пакта Риббентропа-Молотова... «Потом были последние письма от наших родителей и начиналась война с Польшей». Даже освободительный поход Красной Армии в Западную Белоруссию, объединение всех белорусских земель не принесли Ларисе Гениуш ни радости, ни покоя. «Скоро написали нам, что папа мой поменял свою квартиру на худшую в Гродно, и я уже знала, что это значит. Вскоре это подтвердилось, и мы от жлобинцев получили свидетельство о том, как у стены какого-то хлева в Зельве убили 21 человека, в том числе старенького батюшку Якобсона, зельвенского ксендза... Боже мой, и кому и зачем это нужно? Если кто и ждал чего, так не этого. Печальное было воссоединение нашей земли, неблагословленное добрым делом...»
И хоть Лариса Гениуш с сыном переехали в Прагу, на квартиру, которую снял муж, покой так и не пришел к ней. Наоборот — охватила тревога: и за отца, который был в тюрьме, и за мать, которую вывезли вместе с детьми в Казахстан... «Дядька Василь» и «пани Мария Кречевская» не забывали бывшую свою квартирантку Ларису — заезжали, встречались. Появились и новые знакомые — Ермаченко, Русак, Бокач, Калоша... Словом, Лариса Гениуш постепенно и сама втягивается в политическую деятельность. «Президент» БНР В. Захарка предлагает ей стать его секретарем, и она не отказывается от этого... В своей автобиографической книге Лариса Гениуш об этом почему-то умалчивает — не упоминает. Ее внимание направлено на самую мрачную фигуру всей белорусской эмиграции в Праге Ермаченко, которого она «невзлюбила» с первого дня их знакомства и который так «никогда и не вызвал» у нее «симпатии» и «доверия». «Его все боялись», — пишет она. Почему? Не только потому, что у него было темное прошлое, что он, будучи богатым, «не проявлял никакого милосердия к бедным своим соотечественникам», но и потому что он был неискренний человек, политикан. «Как можно выступать от имени народа, не открыв душу всем нашим бедам и интересам? Я, деревенская девушка, никак не могла этого понять... Интересы моего народа — моя святыня, я кровью могла заплатить за его лучшее завтра, но я хочу, чтобы у всех тут были чистые сердца и руки!» Да, Лариса Гениуш не ошибалась, у Ермаченко действительно были нечистые сердце и руки. И дальнейшая жизнь это подтвердила. Он втянул всю белорусскую пражскую эмиграцию в такое болотоу. из которого никто не вышел чистым. Даже сама Лариса Гениуш и ее муж Иван...
Тем временем события не стояли на месте — гитлеровская Германия поспешно, предательски, подло готовилась к нападению на СССР. Этому было подчинено все. Бралось на вооружение все, что только было можно взять. Не были забыты и эмигранты, тем более что многие из них искали путей сближения с гитлеровцами. Осенью 1939 г. в Данциге состоялась конференция белорусских эмигрантских центров ряда капиталистических стран. Принимали в ней участие и представители пражской эмиграции — тот же Василь Захарка, к примеру. Эта конференция проходила под руководством представителя Министерства иностранных дел Германии Менде. На конференции было создано так называемое «Белорусское бюро доверия» при Министерстве внутренних дел Германии, а при нем — «Белорусский комитет самопомощи». Его филиал был образован и в Праге. Руководителем его был избран Ермаченко, секретарем Бокач, а ее, Ларису Гениушизбрали казначеем... «Никакой политикой мы в комитете не занимались, да и не могли заниматься. Только дурак может утверждать, что немцы могли позволить кому-то какую-то политику. Все сводилось к тесным, определенным рамкам самопомощи Комитет никакой деятельности не вел, а небольшую сумму членских взносов я просто отдавала под расписку Бокачу, потому что ему действительно не на что было жить», — пишет Лариса Гениуш. Так это или нет? Конечно, Лариса Гениуш могла всего и не знать, потому что многое делалось за ее спиной, в глубокой тайне, секретности. Да и не обязаны были ей, казначею, докладывать, кто и что в те дни и ночи делал. Факты, однако, свидетельствуют об обратном —* Пражский комитет самопомощи действовал чрезвычайно активно. Еще до его организации тот самый «очень уважаемый человек с мыслями только о Белоруссии» — «дядька Василь» — Василь Захарка как председатель правительства БНР обратился с «меморандумом» к Гитлеру, $ котором выразил ему и его политике полную поддержку, и просил, чтобы «его величество Гитлер» не забывал, что есть белорусыу которые согласны честно ему служить и оказывать всяческую помощь. Усердие В. Захарки было замечено в Берлине, и его попросили написать специальный докладу где изложить сведения, интересовавшие гитлеровцев — политическая, экономическая и социальная ситуация в Белоруссии, состояние ее дорог, настроение людей и т. д. С этим докладом Василь Захарка вместе с Ермаченко ездили в Берлину где были приняты в министерстве иностранных дел. Тот же Бокач, которому Лариса Гениуш «отдавала под расписку» «небольшую сумму членских взносов», «потому что ему действительно не на что было жить», срочно готовил по заданию рейха «Учебник немецкого языка для белорусов» (он вышел в 1941 г. в издательстве Бернард и Грэфе, Берлин). Не сидели сложа руки и остальные члены Пражского комитета самопомощи — Русак, Витушка, Калоша, Дылевский, Шах, Сак, Юшко, Ивашка....
