На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Временный член нашей маленькой партии оротукский якут Петр Попов первый раз имеет дело с «нючча» — русскими и сначала побаивался нас. Скоро он распознал, что это не столь уж страшные существа, и быстро освоился. Он часто заходит в палатку «начальства», садится и смотрит вокруг широко раскрытыми глазами, добродушно ухмыляясь. Лицо у него типично якутское: жесткие черные волосы, широкие скулы, слегка приплюснутый нос, немного раскосые глаза и отсутствие растительности на подбородке.

Петр ни слова не понимает по-русски, но мы все же кое-как объясняемся: отчасти жестами, отчасти словами. Нам помогает в этом Миша Абтрахманов. Он татарин, и его язык имеет общие корни с якутским. Правда, Миша при переводе иногда несет такую несуразицу, что приходится только руками разводить. Однако они дружески беседуют, иногда похлопывают друг друга по плечу, посмеиваются и, кажется, вполне понимают друг друга.

Последний член нашей артели, весьма ленивый и неповоротливый, — но всеми любимый, — это несравненный Кут. Он только четыре месяца назад появился на свет, и у него еще очень мало жизненного опыта.

7 июня мы торжественно отпраздновали окончание строительства барака. Подобно господу богу мы завершили наше мощное строительство в шесть дней. И вот теперь на берегу Чалбыги горделиво высится красавец барак с добротной крышей, изготовленной из лиственничной коры, которая в это время года замечательно отдирается от стволов.

— Лет пятьдесят простоит, — сказал Пульман, наш главный строитель, любовно поглаживая стены. «Нас переживет», — мысленно перевел я его слова.

Согласно обычаю, барак надо было слегка обмыть. По случаю столь торжественного события намечался обильный ужин, в котором немалую роль должна была играть свежая жареная рыба — мечта наших гурманов.

Выезжая с устья Тенке, мы купили у Дмитрия Ивановича Протопопова сетку для рыбной ловли. Длиной свыше десяти метров, сплетенная из конского волоса, она прельстила нас своей легкостью и портативностью. Мы ставили ее на Чалбыге и время от времени вытаскивали одного-двух хариусов, которых помещали в садок — маленькую лужицу среди гальки около берега. Это давало возможность сохранять рыбу живой очень долгое время.

Перед торжественным празднованием нашему «главповару» Гоше было дано указание очистить садок и всю накопившуюся в нем продукцию пустить в дело. Гоша бодро направился к садку, долго возился около него при деятельном участии чрезвычайно заинтересованного Кута и наконец со скорбным видом вернулся обратно, неся жалкую добычу — одного хариуса.

Оказывается за последнее время сильно прибыла вода, которая, просочившись через гальку, превратила лужицу в солидное озерцо с яминами и коряжинами. Глубина этого озерца доходила до колен, и выловить в нем отдохнувших хариусов не представлялось никакой возможности. Пришлось ограничиться надоевшими консервами.

В чайнике развели некоторое количество «живительной влаги». Порции были небольшие — граммов по сто пятьдесят на человека. Только Пульману из уважения к его строительным талантам, возрасту и некоторому пристрастию к «огненной водице» по общему согласию была выдана двойная доза. Я произнес небольшой, но довольно корявый спич, ребята с азартом прокричали дружное «ура», и пир начался. Мы чокнулись, выпили, крякнули и принялись закусывать мясными и овощными консервами. Небольшой дозой спиртного угостили и не в меру любопытного Кута. Дали ему и мяса — Кут общий любимец, и кормят его, негодяя, на убой.

Загадочные обстоятельства

Первого июля мы должны были вернуть колхозу арендованных лошадей, оставив у себя только одного коня, нанятого у Дмитрия Ивановича. Лошади из управления ожидались не ранее начала августа, так что перед нами маячила невеселая перспектива больше месяца работать без конного транспорта. Поэтому надо было заблаговременно завезти продовольствие в центральную часть района, но высокая вода мешала осуществить это намерение.

К концу первой декады июня вода, однако, несколько спала и Чалбыга стала доступной для перехода вброд. 10 июня, дружески распростившись, мы разъехались в разные стороны. Ковяткин, Петр, Миша и я на семи конях отправились вверх по Нелькобе. Километрах в пятидесяти выше устья Чалбыги мы собирались соорудить лабаз — нашу будущую продовольственную базу.

Перебитюк с Пульманом, Георгием и Филиппом, взяв двух лошадей, пошли вверх по Чалбыге брать пробы на золото.

Все оставшееся имущество мы сложили в бараке, двери и окна которого прочно заколотили, опасаясь посещения непрошеных гостей: во время маршрутов нам не раз и в большом количестве встречались медвежьи следы.

При расставании было твердо условлено, что 20 июня мы должны встретиться в бараке.

С трудом перебредя Чалбыгу, мы направились вверх по берегу Нелькобы. Это своеобразная, даже несколько странная река. Ее широченная трехкилометровая корытообразная долина изобилует огромными мощными наледями, среди которых причудливо извиваются многочисленные протоки, прорезающие эти массы нерастаявшего льда. Несчетное число раз приходилось нам переходить вброд эту запутанную сеть «вен» и «артерий» нелькобинского русла.

Погода стояла какая-то неустойчивая: то ярко светило солнце, то вдруг начинался холодный дождь с пронизывающим ветром, переходящий в мокрый снег. Обилие наледей на Нелькобе облегчало наш путь: река разбивалась на множество разрозненных проток и везде была проходима. Сильно задерживали наше продвижение лошади. Они были очень слабы и совсем выбились из сил после двух дней пути, за которые мы прошли не более 30 километров.

Миша с Петром вели коней. Мы с Ковяткиным шли отдельно, ведя съемку и местами беря пробы. Иногда в них были знаки золота. Большинство проб показывало повышенное содержание оловянного камня — касситерита.

14 июня мы добрались до места и начали сооружать лабаз. На высоком сухом берегу, поросшем стройными лиственницами, мы облюбовали группу из четырех близко растущих деревьев. Изготовив грубую лестницу, мы с большим трудом спилили их на пятиметровом уровне, получив четыре прочно стоящих столба. Это была самая трудная часть работы. На столбах мы сделали настил из жердей и соорудили на нем небольшой сруб, который покрыли корой. Получился маленький уютный свайный домик. В полу этого домика мы выпилили четырехугольное отверстие и изготовили лестницу, по которой только и можно было через это отверстие попасть внутрь лабаза. Затем перетащили туда наш груз, прикрыли отверстие, убрали лестницу и удостоверились, что для медведя этот лабаз недоступен, поскольку настил далеко выдавался во все стороны от столбов. Повозиться нам пришлось немало, зато лабаз получился на славу.

Проведя вокруг несколько маршрутов, мы отправились в обратную дорогу, чтобы к намеченному сроку вернуться в барак.

Первый день обратного пути был омрачен длительным дождем, и до барака мы добрались только вечером 20 июня.

К Чалбыге я подходил в полумраке белой колымской ночи. Ковяткин немного отстал в поисках более мелкого перехода через протоку Нелькобы, которую мы с Кутом Мужественно преодолели: я — вброд, по пояс, Кут — вплавь. Миша и Петр с лошадьми остались, далеко позади. Подойдя к берегу Чалбыги, я с удовлетворением увидел, что дверь барака, которую мы перед уходом заколотили гвоздями, настежь открыта. Значит, поисковый отряд уже вернулся. Перебредя Чалбыгу, я подошел к бараку и был неприятно удивлен, увидев, что возле него в беспорядке валяются брюки, телогрейка и другие части одежды. Под большой лиственницей лежали полушубок и подушка, прислоненная к корню дерева. Все это было насквозь промокшим от вчерашнего дождя.

В бараке, где перед отъездом груз и вещи были аккуратно сложены, царил настоящий хаос — все было беспорядочно разбросано.

Присмотревшись внимательнее, я увидел в углу на разостланном брезенте две прикрытые одеялом фигуры с торчащими из-под него валенками. Я со злостью сбросил одеяло в полной уверенности, что под ним лежат виновники всего этого ералаша, и буквально остолбенел, увидев, что это только две пары валенок и две подушки. Стало как-то не по себе. Что же случилось? В это время в двери барака показалась темная фигура — подошел Ковяткин, а через некоторое время подъехали Петр и Миша.