Все золото Колымы

Юрий Ребров

Все золото Колымы

Детективные повести

ВСЕ ЗОЛОТО КОЛЫМЫ

(Желтый мираж)

1. О крупных семейных неприятностях Виктора Комарова и странном телефонном звонке

Сегодня я впервые в жизни проехал свою остановку. Какое отношение это событие имеет к истории, о которой пойдет речь? Конечно, но всем законам жанра следовало бы начать с какого-нибудь кошмарного убийства, загадочного происшествия или, на худой конец, с вызова дежурной бригады на место преступления. Но что поделать, если для меня уход Нади сравним разве что со стихийным бедствием. Я был безнадежно влюблен в нее с седьмого класса и всегда находился, так сказать, в ее ближайшем окружении. «Свиту» она меняла каждый год, а я оставался. Как уверяли меня друзья, я вполне обоснованно мог выставить свою кандидатуру для занесения в Книгу рекордов Гиннесса.

И вот, мы учились тогда уже на четвертом курсе Плехановского, Надя, наконец, решила, что из меня можно сделать человека. По ее теории сделать из мужчины человека может только женщина. Представьте мое состояние, когда однажды вечером (я только что включил телевизор: передавали второй тайм матча киевского «Динамо» со «Спартаком») ко мне явилась Надя. Она критически осмотрела скромную однокомнатную квартиру, словно впервые попала сюда, заехав на минуточку из Версальского дворца. Потом поставила на пол огромный чемодан, улыбнулась и сразила меня, как это умела делать на всем свете только она одна:

— Так, значит, здесь мы и будем жить?

Если мне не изменяет память, первое слово я выдавил из себя только через полчаса...

Никогда не подозревал, что можно быть таким неприлично счастливым человеком. И не существовало на свете подвига, который оказался бы мне не под силу.

Финансовый кризис не оставлял в покое нашу крохотную ячейку общества, и я вместе со своим лучшим другом Вовкой Киселевым как проклятый разгружал вагоны с астраханскими арбузами и прочими скоропортящимися дарами щедрого юга. Осенью и зимой мы специализировались на складах картофеля. Иногда перепадала «чистая работа», и тогда мы бежали на «Мосфильм» сниматься за пятерку в массовках. За время своей недолгой жизни в искусстве мы были и лихими гусарами, и колхозниками, и даже участниками похоронной процессии без ярко выраженной индивидуальности. В перерывах между трудами праведными мы ликвидировали «хвосты» в институте и, как ни странно, ухитрялись получать стипендию. Поживи такой жизнью прославленный Геракл, и ни один из его знаменитых подвигов не состоялся бы. Но я выжил. Выжил, потому что рядом было хрупкое синеглазое существо, которого не должна, не имела права касаться всяческая проза жизни. Что же до Вовки, то почему выжил он — загадка природы.

Через год после свадьбы мы приобрели телевизор (между прочим, с финской трубкой!) и подумывали о холодильнике. Надя оказалась чудесной хозяйкой и изобретала сотни изысканных яств из обыкновенной картошки. К тому же у нас не уходило ни копейки на ее туалеты: она ухитрялась, используя как базу три скромных платьица еще школьных времен, создавать элегантнейшие наряды и менять их чуть ли не каждый день. Моя тесная комнатка трансформировалась в благоустроенное жилище солидного человека. Мои рубашки перестали страдать от хронического недостатка пуговиц, а сам я начал щеголять в подбитых кроличьим мехом домашних туфлях и стеганом болгарском халате.

«Мужчина должен думать лишь о своем деле!» — этот лозунг Надя твердо и неуклонно претворяла в жизнь. Правда, разгрузка арбузов и съемка в кино были, мягко говоря, не совсем моим делом, но даже в железной логике жены могут быть какие-то пробелы! Тем более, что свои погрузоразгрузочные упражнения я держал в страшной тайне. В перспективном плане превращения меня в человека Надя предусмотрела все до мелочей. Главное, что требовалось от меня, — послушание, послушание и еще раз послушание.

Кроме радостей, случаются и неприятности — это мне было давно известно, но нашу семью они осторожно, как говорится, на цыпочках обходили стороной. И я уже начал всерьез подумывать, что так может продолжаться всю жизнь, но...

Но тут вмешалось провидение в лице Вовки Киселева. Дружили мы еще с детского сада, вместе шагали из класса в класс, в один день получили аттестаты, поступили в один и тот же институт на один и тот же факультет. Кто-то пошутил, что мы — это три мушкетера после сокращения штатов. Завидев нас, однокурсники принимались напевать:

Наши отношения удивляли знакомых и убедительно подтверждали старинное правило, что противоположности сходятся. Меня вполне устраивала моя биография и проложенный Надей фарватер, которым надлежало неукоснительно следовать: институт, аспирантура, защита кандидатской, первый ребенок (желательно девочка), солидная (с элементами открытия) монография, защита докторской диссертации, второй ребенок... Немного пугала перспектива годам к сорока обзавестись брюшком, одышкой и первым инфарктом, но туристические семейные маршруты по родному краю, намеченные женой, должны были сокрушить последствия гиподинамии.

Что касается Вовки, то он был неисправимым искателем приключений. Еще в пятом классе, начитавшись Конан Дойля, он уговорил меня вырабатывать наблюдательность. Каждый день мы сообщали друг другу обо всех изменениях, замеченных на улице, в школе и даже в бижутерии нашего классного руководителя. Это было самым трудным: Нина Николаевна ежедневно меняла свои серьги, броши, кольца и прочие украшения. В конце концов мы добились своего, и привычка все замечать стала автоматической.

Шли годы. Томики Конан Дойля сменились книжками Сименона, аккуратно переплетенными, вырезанными из журналов творениями Агаты Кристи, Чейза, Жапризо и многих других. В жизни моего друга имелось лишь одно огорчение — приближался день посвящения в сан инженера-экономиста.

И когда неизбежное должно было уже произойти, Его Величество Случай пришел Вовке на помощь. Из надежного источника ему стало известно, что московская милиция нуждается в смелых, находчивых и бесстрашных людях, иными словами, в нас. И что все люди, обладающие вышеотмеченными качествами, то есть мы, должны явиться в райком комсомола.

— Пошли! — безапелляционно заявил смелый, находчивый и бесстрашный человек Владимир Киселев.

Конечно, я мог бы послать его к черту. Скорей всего именно так и надо было поступить. Но еще в школе мы поклялись идти одной дорогой. Да и в Плехановский Вовка пошел в свое время, вняв моим уговорам. Так что по всему выходило — моя очередь соглашаться. Ну, а кроме этого... Кроме этого, что греха таить, на меня тоже действовал гипноз библиотеки моего друга...

Как-то Вовка рассказал мне английский анекдот — знал он их массу. Значит, дело обстояло так: мистер Гарри и миссис Смит праздновали золотую свадьбу. Подруга спрашивает миссис Смит:

— Послушай, Мэри, как вы ухитрились за пятьдесят лет ни разу не поссориться?

— О, совсем просто! Когда мы отъезжали от церкви после венчания, лошадь вдруг споткнулась. Гарри сказал: «Раз!» На полпути она снова споткнулась, и Гарри сказал: «Два!» А когда мы уже почти подъехали к дому и лошадь вновь споткнулась, Гарри сказал: «Три!», достал пистолет и пристрелил бедняжку. А потом мы начали готовиться к свадебному ужину и мне не очень поправилось, как Гарри повязал галстук. Я ему сообщила о своем мнении, и он спокойно произнес: «Раз!»

Вот с тех пор мы и не ссорились...

На мой взгляд, анекдот длинноват, но в нем все точь-в-точь, как в моей семье. Правда, Надя не произнесла роковое «Раз!», когда мы рассказали о своем решении идти в райком, но так взглянула на Вовку, что он сразу засуетился и вскоре исчез, не попрощавшись. По-английски.

Этим взглядом дело и ограничилось, так, во всяком случае, казалось мне. Надя сделала вид, что никакого разговора и не состоялось.