Смейся, паяц!

– Мне трудно жить. Не могу избавиться от чувства вины и обрести внутренний покой, – объяснил я ему.

– Запомните: всё, что случается с нами, происходит не по нашей вине и без нашего участия – это предопределено Свыше. – Ответил он. Потом спросил. – Как часто вы ходите на кладбище?

– Каждый месяц, каждого шестого.

– Вы нарушаете правила: надо приходить раз в год, в день её Ухода. Можно ещё и в Йомкипур (День Поминовения).

– А если мне хочется чаще?

– Приходите. Но помните: она и так с вами, а частые посещения могилы вас держат в прошлом… – Потом, после паузы, спросил. – У вас есть женщина?

– Нет. Не хочется никого приближать к себе.

– Вы опять нарушаете закон еврейского бытия: до конца своих дней, до последней минуты, мы обязаны полноценно жить и радоваться жизни. А без женщины жизнь мужчины не может быть полноценной.

Он ещё долго говорил со мной, разъяснял, поучал. Прощаясь пригласил прийти хоть на одно из его занятий:

– Познакомитесь не только с Каббалой, но и с моими учениками и ученицами. – И, улыбнувшись, добавил. – Кстати, среди них есть очень интересные женщины.

Занятия Каббалой проходили с трёх ночи до шести утра – подняться в такое время для меня было невыполнимым подвигом, поэтому на занятия я не пошёл, но беседа с Равом заставила меня ещё раз о многом задуматься.

«МОИ МЫСЛИ – МОИ СКАКУНЫ»…

И я чётко понял, для чего она приходила в мою жизнь.

Я был избалованным мальчиком из благополучной семьи, которого Бог наделил какими-то привлекательными качествами и долей таланта – я этим пользовался, прыгая козликом по жизни и, как говорила наша соседка по коммунальной квартире, «срывал цветы удовольствия»: гулянки, женщины, развлечения. Тешил честолюбие успехом своих книжек и спектаклей, полученными аплодисментами и хвалебными рецензиями, гордился высокими гонорарами… Я не делал намеренных подлостей, но и не совершал благих поступков – жил жизнью хрестоматийного эгоиста, уверенного, что всё должно вертеться вокруг меня… И тогда Господь посылает мне её, с трудным детством, обделённую родительской заботой, уже тогда не очень здоровую, вынужденную тяжело работать… Потом три года наших встреч, унижающих её… Труднейшие годы семейной жизни: аборты, дети, болезни, муж-гастролёр… И постепенно, постепенно её любовь, её терпение, её чистота и доброта незаметно меняли меня, проявляя лучшие мои качества, и поднимали мои глаза к Небу. Она своим сердцем, как точильным камнем, шлифовала мою душу, стирая своё сердце до крови. И когда проделала эту труднейшую, мучительную работу, ушла, не воспользовавшись сделанным. Минувшие годы жизни в Израиле я уже сам чувствовал, что очень изменился, но потребовался последний, самый тяжкий урок – её смерть, чтобы в моих мозгах, в моей душе, в моём сердце произошло Великое Осознание и Переосмысливание жизни.

Но почему такой жестокий урок?.. Почему?!.

Да потому что я его заслужил: ведь Бог дважды забирал её у меня и потом возвращал, надеясь, что это заставит меня остановиться и задуматься… Но я продолжал свой вечный бездумный бег и чтобы меня остановить, потребовалось тяжёлым ударом сбить меня с ног.

А как же теперь жить?.. Где стимул?.. Успех? Деньги? Аплодисменты?… Как это всё второстепенно!.. Оказывается, самое главное – это глаза женщины, в которых отражается любовь к тебе, вера в тебя, гордость и восторг… Вот, что делает мужчину сильным и непобедимым!.. Я ведь сумел чего-то достичь, только потому, что всю жизнь отражался в любящих глазах, сперва мамы, а потом Майи… Как же теперь жить без этого?.. Как?.. Господи! Почему ты первой забрал её, а не меня?.. Впрочем, не отвечай – мне и так понятно: в многолетней совместной жизни мужчины и женщины самое трудное – не уйти, а остаться. Я не представляю, как бы она пережила мой уход. Спасибо, Господи, что ты избавил её от этого тяжкого испытания и предоставил его мне: я выдержу, я постараюсь!.. Раз я остался, значит, чего-то ещё недоделал – надо продолжать жить…

С каждым днём, с каждым месяцем, во мне росла и крепла потребность писать, писать. В памяти выплывали слова Саши Демидова: «Это будет ваша не пятнадцатая книга, а первая»… И я понял, что больше откладывать нельзя: пока сито моей памяти не превратилось в дуршлаг, я должен, я обязан выплеснуть из своей души всё то, что накопилось за всю мою жизнь. И я написал эту книгу, которую вы сейчас держите в руках. Что получилось – не знаю: одни говорят: роман, другие: повесть, третьи: мемуары, четвёртые: историческая хроника… Мне всё равно, как это назовут. Я писал, не думая о жанре. Как? Это судить вам. О чём? Тут каждый зачерпнёт то, что его взволнует. А я для себя попытаюсь сам сформулировать ответ на вопрос: «О чём это повествование»:

О жизни, которая – машина без тормозов. В детстве она везёт нас на первой скорости, поэтому детство тянется так долго. В отрочестве включается вторая скорость, в юности – третья. В зрелости скорость увеличивается до четвёртой, а в старости – мы уже мчим на пятой передаче, летим, несёмся, вперёд к обрыву… Пытаться тормозить – бессмысленно: тормозов нет. Поэтому надо просто наслаждаться этой скоростью, и радоваться ей. Радоваться каждому дарованному дню жизни, ценить великое счастье быть вдвоём и не уставать повторять друг другу добрые слова…

Недавно я услышал мудрый афоризм, к сожалению, не знаю автора: «Плохо не то, что мы живём один раз, а то, что один раз и плохо».

Ребята, давайте жить хорошо – уж очень она короткая эта наша долгая жизнь!

ЭПИЛОГ

Перечитал всё и огорчился: какое-то невесёлое окончание. А, я уверен, читатели ждут от меня чего-нибудь смешного, оптимистичного… Хорошо: надо, так надо. Добавлю шутку из моего журнала «Балаган».

«Московский друг звонит тель-авивскому другу:

– Ты доволен своей жизнью?

– Доволен.

– И тебе хорошо? – Как мне хорошо, так мне и надо!»

Вот, уже повеселей, правда?.. А завершу я своё повествование, роман, хронику, мемуары (ненужное зачеркнуть) стихотворением, прочитанным мною на своём юбилее. Оно было адресовано моим друзьям, которые шли со мною по жизни. А раз вы, дорогие мои читатели, прибрели эту книжку и вошли в мою жизнь, значит, вы тоже мои друзья и эти стихи адресованы и вам. Я только прошу прощения за одно, как сейчас говорят, «неформальное» слово, которое есть в этих стихах – они не планировались к публикации:

«Мои года – моё богатство»…

О, Кикабидзе, милый лжец,

Забыл болезни и лекарства

И то, что близится пиздец.

Я утром очертил окружность,

В неё вместилась жизнь моя,

Моё бессмыслие и сущность

И все ошибки бытия.

Мои года – моя машканта [1] ,

Господь моим гарантом был,

Подвёл я своего гаранта —

Я долг ещё не оплатил.

Я брал огромные кредиты,

Я был азартным игроком,

Я Богу врал: «Ну, погоди ты!

Потом, потом, потом, потом!..»

Она сужается, окружность,

И стягивает времена,

Моя полезная ненужность

Сейчас особенно видна.

Скакал, пижонил, фанфаронил,

И вот – маячит эпилог…

Как много в жизни проворонил!

Как многих в жизни не сберёг!

Мои года – мои вериги,

Мои грехи, моя вина:

Где не написанные книги?

Где не спасённая жена?..

И вдруг захочешь разрыдаться,

И вдруг захочется завыть —

Моя профессия – смеяться,

Моя обязанность – смешить!

Мои года – мои итоги,

Осталось, может, полверсты,

У мудрости я на пороге,

У выхода из суеты.

Моё спасенье – это дети,