Гевара по прозвищу Че

Че включил в состав отряда еще две ключевых фигуры послереволюционного периода. Хесус Суарес Гайоль, Блондин, впервые встретился с Че, когда лежал с обожженными ногами после поджога радиостанция, а позднее стал его заместителем в Министерстве промышленности, "одним из тех немногих, кто выказывал веру и энтузиазм". Хуан Виталио Вило Акунья был членом Центрального комитета партии. Че был знаком с ним начиная с самых первых дней в Сьерра-Маэстре, и глубоко восхищался его решительным характером и готовностью к самопожертвованию.

Вне всякого сомнения, Че должен был сопровождать и капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо (Папи, М'били), принимавший участие в операции с самого начала. Видимо, на последнем этапе подготовки к отряду должен был присоединиться и его брат Рене Мартинес Тамайо. Рене (астматик, как и Че) был лейтенантом Министерства внутренних дел и входил в число охранников Мануэля Пиньеро; он был радистом-коротковолновиком.

И, наконец, нужно упомянуть Густаво Мачина Оеда. Он принимал участие в революции как член Директората, а позднее написал Че письмо с просьбой предоставить ему возможность продолжить борьбу за пределами Кубы. Он пользовался заслуженной репутацией храбреца. После победы революции он сначала служил в вооруженных силах, а позднее стал заместителем министра промышленности.

Насколько известно, все они были отборными бойцами, людьми, обладавшими изрядным опытом партизанских действий. Почти все они, кроме Пачунго, Блондина и Густаво Мачина, были из кампесинос. Если судить по их положению в кубинской армии или Министерстве внутренних дел, трое из них -Мачин, Акунья и Пинарес - имели звание майора, высшее звание в вооруженных силах. В отряде также было девять капитанов, два первых лейтенанта и два лейтенанта. Очень возможно, что в подборе людей принимали участие сам Фидель, Рауль Кастро и Рамиро Вальдес и что этот процесс начался еще в то время, пока Че находился в Праге.

Вильегас и Коэльо, оставив Че в Праге, совершив путешествие по Германии, Африке и Бразилии, 25 июля прибыли в боливийский порт Санта-Крус. Мартинес Тамайо, руководивший начальным этапом подготовки операции, уже поджидал их там. В подготовительной работе принимали участие еще два человека. Об одном из них я могу сказать только то, что он имел кличку Эль Флако, Тощий, и очень скоро попросил освободить его от участия в операции. Второй, перуанец по имени Хулио Дагниньо Пачеко, осуществлял связь со своими соотечественниками из ФНО. Почти одновременно из Гаваны возвратились домой после обучения Коко Передо и еще три боливийца; они намеревались в сотрудничестве с Боливийской коммунистической партией готовить новую операцию в Аргентине или Перу, опорный пункт которой должен был находиться в Боливии.

Вильегас и Коэльо передали Мартинесу Тамайо самые последние инструкции Че: Таня должна была оставаться не связанной с группой, которой предстояло вести подготовку партизанской кампании. Было необходимо приобрести ферму в северной части предполагаемой зоны действий. Прибывшие назвали ,Тамайо ожидаемую дату прибытия Че на Кубу и примерную продолжительность периода обучения. Ответ Мартинеса Тамайо был обескураживающим. Вильегас вспоминал, что "исходя из того, что он рассказал, мы оказались перед необходимостью приступить к делу немедленно, поскольку ничего еще не было готово".

Вильегас писал в дневнике, что первые переговоры Мартинеса Тамайо с боливийским партийным лидером Марио Монхе оказались очень сложными, что Монхе фактически выступал против вооруженной борьбы, и что Тельерия, член Центрального комитета Боливийской коммунистической партии, отвечавший за снабжение, отнесся к работе безответственно.

Потом переговоры между кубинцами, находившимися в Боливии, и посланниками Че стали продвигаться куда быстрее, но на них не проводилось никаких более или менее откровенных обсуждений планов или поставленных целей. Причиной этого, возможно, было множество двусмысленностей и изменений, возникших в проекте за несколько последних лет.

Из Ла-Паса Вильегас и Коэльо через перуанца по имени Пачеко передали в ФНО сообщение, в котором говорилось, что операция "начнется в Боливии, а затем распространится на территорию Перу". Перуанец, казалось, согласился с этим и пообещал Хуану Пабло Чангу, старому знакомому Че, что перуанский национально-освободительный фронт пришлет группу из двадцати человек для обучения и участия, в боливийской партизанской кампании.

На следующий день, 30 июля, Мартинес Тамайо и Вильегас установили контакт с Мойсесом Геварой, лидером шахтеров, исключенным из БКП за прокитайские настроения. Он неоднократно просил у кубинского руководства оружия и денег для организации партизанской кампании. Эмиссары Че предложили ему присоединиться к создаваемой группе, но сообщили, что он не получит ни денег, ни оружия, поскольку все "централизовано". Моисее Гевара согласился с этими условиями.

Монхе и его партия не были информированы о связях кубинцев с группой Мойсеса Гевары. Монхе предстояло действовать под впечатлением того, что в какой-то странной кубинской схеме Боливии отводилась роль базы в глубоком тылу. Правда, на одной из встреч лидеру боливийских коммунистов задали вопрос: "А что, если появится Че?" - "Я буду сражаться рядом с ним где бы то ни было",.- последовал ответ.

Тем временем встречи продолжались. Ответ перуанского ФНО был столь же любезным, как и первая реакция его представителя Пачеко. Почему Боливия, а не Перу, как кубинцы говорили вначале? Но все же они предложили направить шесть человек для обучения и участия в боевых действиях по новому плану.

Люди Че снова и снова тормошили Монхе. Ему задавали вопрос насчет обещанных двадцати человек. "Какие двадцать человек?" - недоуменно переспросил он. Он с готовностью позабыл о своем обещании и заявил, что Центральный комитет не одобряет вооруженную борьбу, потому что тридцать две тысячи голосов, полученных коммунистами на прошлогодних выборах, они считают победой. По словам Вильегаса, "Мартинес Тамайо должен был непрерывно дышать в затылок этим людям, чтобы заставить их делать хоть что-нибудь".

Начала съезжаться кубинская команда; одновременно продолжался поиск фермы.

В течение августа встречи продолжались. Но когда же все-таки начали говорить о том, что боевые действия будут проходить в Боливии, что она станет не просто опорным пунктом для действий в других странах?

В дневнике Вильегаса приведены записи бесед с Монхе. В ходе одной из них Коко Передо выступил в защиту позиции кубинцев. Монхе в ответ предложил другой вариант плана партизанских действий - городское восстание в столице Перу, за которым должно последовать отступление в горы: "Восстание, которое явилось бы толчком и даже в случае неудачи повлияло бы на пробуждение и развитие народного сознания". Кубинцы объяснили ему, что их план предусматривал действия в масштабах всего континента и должен был осуществляться под личным руководством Че. Монхе повторил: "Я буду сражаться рядом с ним где бы то ни было", но тем не менее продолжал вилять.

А тем временем на Кубе отобранные для плана Че люди получили внезапный вызов. Дариэль Аларкон и Мануэль Эрнандес, проходившие курсы обучения партизанским действиям для оказания помощи в партизанской кампании в какой-нибудь латиноамериканской стране - они считали, что это могла быть Венесуэла или Колумбия, - получили телефонограмму от Рауля Кастро. В ней им предписывалось немедленно отправиться в аэропорт Сантьяго-де-Куба и вылететь оттуда в Гавану. При виде одинокого самолета, ожидавшего только их, Аларкон высказал предположение, что "нас собираются изящно расстрелять".

"В какое же дерьмо ты мог вляпаться, - поинтересовался Мануэль, - чтобы они захотели расстрелять нас обоих?"

В аэропорту Гаваны их ожидал начальник личной охраны Рауля. Он доставил их в Министерство вооруженных сил и проводил прямо в кабинет министра. Они оказались там первыми, но вскоре стали собираться старые товарищи: Пинарес, Пантоха, Сан-Луис и другие ветераны боев в Сьерра-Маэстре. Аларкон шутливо приветствовал их: "Так вы, парни, тоже здесь?" - "Да, мы здесь". - "Отлично. И зачем?" - "Кто знает? Но мы ни сами не остаемся здесь, ни наши здешние заботы". Никто не знал, по какой причине их собрали сюда. Че, которому нравились фарсовые ситуации, понравилась бы такая преамбула.