Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой

Я, чтобы успокоить Зинотти, обещала ей поговорить с Мамой. А она мне сказала:

— Бедная, бедная! Только вы, русские, так можете: отдать любимого — и не возненавидеть, и не отомстить!

Она все знает. От неё ничего не скроешь.

Кстати — как она похожа на Маму! И если Мама безумная, то и в ней не мало безумия.

(Французский текст.)

3 февраля 10 г.

Вчера мне сообщили, что меня не только не любят, но даже ненавидят за то, что я ничего не понимаю в политике. Они говорят, особенно князь Андроников, что политическая каша — это я сама. Вот дурак (или сумасшедший)! Сам все затевает, роется в мусорной яме, требует, чтобы я вела его линию. Да у него нет никакой линии! Кто ему больше заплатит, тому он и служит! Они все пробираются к Маме через меня: я — мост. И эти дураки хотят перейти через мост мокрыми ногами так, чтобы не оставить следов. Идиоты! Подлецы! Хотят выбросить мне копейку с рубля, чтобы замести следы.

Врете вы, — я занимаюсь политикой. Я этого не хотела, но меня в нее втянули. И, пожалуй, теперь вы попляшете. Если я — мост, то вы — гнилые балки, вы сгниете под мостом.

7 мая.

Я им очень нравлюсь, когда разыгрываю простушку. Ну, хорошо…

(Русский текст.)

19 марта.

Гучков [123] был у отца. Говорил с возмущением:

— Это упадок! Это упадок! В вопросы искусства и литературы не должно впускать людей, чуждых искусству.

Он возмущен тем фактом, что несмотря на все старания П. А. Столыпина [124] «Анатема» [125], Леонида Андреева [126] к постановке не разрешена.

— Подумайте, — говорит он, — с одной стороны — два величайшие таланта нашего времени — Леонид Андреев и артистка Вера Комиссаржевская [127], а с другой — фанатики, невежественные церковники! Помилуйте, ведь это позор! Мы станем посмешищем Европы!

Отец обещал ему поговорить со мной, что он и сделал.

Говорила сегодня по этому поводу со старцем.

— Так, говоришь, Гучков сердится?

— Еще бы! И во всем обвиняет Гермогена [128].

— Так, так! — весело засмеялся старец, — пущай на него валят! А ему что?

Оказывается, старец говорил Папе:

— «Анатема» — бесовское представление. Не надо его… Народ смущать будут. Они должны знать, что только Григорий с дьяволом борется… — А то — в театре! Срамота! Сегодня в театре дьявол, а завтра — Спаситель! Это не годится!

И еще сказал старец, что надо, чтоб запрещение шло не от Папы, а от церкви. От епископа:

— Власть, мол, и рада бы, да церковь не пускает!

На мой вопрос старцу, нельзя ли все-таки пропустить эту пьесу, старец сказал:

— Не надо. Не смеют они про божественное. Ишь какие!.. Ежели этому уж так хотелось, про божественное, должон сам явиться, писатель-то… А то Гучкова! Он мой враг, и ничего ему не будет!

Я больше не стала говорить по этому поводу.

7 сентября 11 г.

Отец Феофан [129] пришел к Маме и сказал ей:

— Господь наделил тебя, Царица, большим умом и чистым сердцем, поэтому я пришел тебе сказать: отрекись от старца Григория, ибо он не от Бога, а от дьявола!

И Мама сказала, указывая ему на дверь:

— Уйдите, и мои глаза вас больше не увидят.

Он еще хотел говорить, но Мама сказала ему:

— Уйдите, или я забуду, что вы были моим духовником. Я бы не хотела этого забыть…

И он вышел.

Меньше одним гонителем.

1 марта 11 г.

Старец говорит:

— Был у Сазонова [130]. Это человек толковый. Но, кажется, плетет сеть для меня. Ишь каков! Думает, мужика поймать легко! Врешь, стерва! Зубы обломаю!

К Сазонову приехал Илиодорушка [131] (предан. душа).

Старец был с ним ласков. Поцеловался с ним.

А я знаю, чувствую, что Илиодор ждет момента предать старца.

23 мая 11 г.

Мама получила письмо от в. к. Павла Александровича, прелестную пастель с фотографии Маленького. [132] Удивительно красивый снимок. Мама говорит.

— Как тяжело, что ни одного знака внимания ни от кого не можешь принять просто. То есть с сознанием, что это преподносят тебе за тебя самое, потому что любят тебя. Все это выслуживание, все это неискренно.

Мама часто говорит сквозь слезы:

— Кроме тебя и старца, Во всей большой России нет ни одного человека, который был бы мне лично искренно предан. Нет такого!

Бедная Мама, она действительно очень одинока.

А Папа? Разве из его семьи хоть один человек относится к нему искренне? Конечно, нет. Гневная? Но для нее он не сын, а царь, да еще рядом с ненавистной царицей. Тут уж нет места чистой любви. Брат? Нет, там и вообще нет и не может быть любви. А это так странно. Так как они оба — и Папа и Мама — так нуждаются в близком, родном человеке. В этом секрет их любви к старцу.

5 июня.

У Сазонова был проф. Мигулин [133], этот жид Манус [134], и еще какие-то английские купчики-голубчики.

Они подъезжают к Папе, а так как самим ходу нет, то думают проложить дорожку через старца.

— Вот, — говорит старец, — погляди, какую-то записку дали. Они, вот, хотят какие-то болота осушить у Каспия… Степи, говорят, там дарма пропадают… Ну и хлебный банк устроить надо… [135] А какие, они осушители? Они только гадить умеют!.. А то — осушить! Пакостники они, вот что! А что им нужны деньги, так это верно. Ну, и скажу Папе, пущай даст им денег… Деньги ведь и нам, Аннушка, нужны! Вот, хочу ныне опять к Илиодору съездить. Он хоть и подлец, а за ним народ бегает… Вот я соберу народ-то и обделять буду. Люблю, когда за мной народ бежит! Когда народ восхваляет, у меня сила увеличивается!

А когда он говорит про народ и про подарки для народа, то чувствуешь, что это искренно. И что это его большой душе действительно нужно. Ему нужно, чтоб за ним шли тысячи тысяч. Какая большая сила в этом человеке! Его враги упрекают его в том, что он «мужик», а того не понимают, что только среди мужиков, только среди них еще могут рождаться такие необыкновенные. А не среди аристократии, вымирающей, дохлой, протухлой аристократии. «Мужик» — ну и пусть мужик. А сами кланяются ему в пояс, целуют руки, называют пророком (и ему не верят). И на каждом шагу пакостят. Для меня, для Мамы, для нас всех — он не только пророк, а наш спаситель. Наш бог. Мы идем за ним смело. И ничего нам не нужно от него. А они? Тоже, аристократы называются! Пресмыкаются… У, гады!

3 мая.

Подъехали ко мне. Проф. Мигулин говорит:

— Старец обещал, но ведь он человек не от земли… Поэтому считали нужным вас, Анна Александровна, со всем ознакомить. Имеется проект образовать компанию на паях по орошению Закаспийских степей.

Оттуда, как говорит профессор, потекут богатства. И еще попутно предлагается сорганизовать банк…

Все это подробно изложено в докладной записке на имя Папы.

Я взяла докладную записку. Сказала, что подумаю. Хочу заставить этих господ разговориться. Им нужны деньги. А за деньги надо платить деньгами. Он, ученый, профессор, говорит, что старец, не от земли, а потому может и не уяснил себе, что нужно это теплой компании. Он, правда, не понял — надо ли осушить или оросить степи, но зато верно понял, что этим пакостникам дела нет ни до осушки, ни до орошения, им бы только казна. Это он верно понял. Это поняла и я.