Ельцин

В своем обзоре финансового кризиса в «Президентском марафоне» Ельцин пересмотрел терапевтический эффект шокотерапии, проведенной 6–7 лет назад. «Политический кризис, — писал он, — явление временное и в чем-то даже полезное. Я даже по себе знаю: организм ждет кризиса, чтобы преодолеть болезнь, обновиться, вернуться в свое хорошее, обычное состояние» [1542]. Но преодоление великой паники 1998 года не вернуло удачу Борису Ельцину. Напротив, он все сильнее чувствовал себя загнанным в угол и все чаще задумывался над тем, как найти выход из сложившегося затруднительного положения.

Одной из причин этого было то, что экономический успех казался очень непрочным и пока что не улучшил благосостояние средней российской семьи. Доход на душу населения и потребление достигли докризисного уровня лишь в 2001 году, когда Ельцин был уже в отставке.

Более насущной проблемой было состояние здоровья президента и его способность — реальная и оцениваемая со стороны — исполнять свои обязанности. После того как события августа — сентября 1998 года слегка потускнели в его памяти, Ельцину удавалось поддерживать душевное равновесие главным образом благодаря облегчению оттого, что ситуация оказалась не столь тяжела, как могла бы быть, и Примаков решительно взялся за дело. А вот физическое состояние президента заметно ухудшилось. Через месяц после назначения Примакова случайные появления Ельцина в Кремле воспринимались российскими средствами массовой информации как повод для «экстренного сообщения». В начале октября, во время визита в Казахстан и Узбекистан, с ним случались приступы кашля, он несколько раз терял равновесие и раньше времени вернулся в Москву [1543]. В конце октября он на три недели лег в санаторий «Барвиха». Говорили о переутомлении, однако 23 ноября Ельцина с диагнозом «двусторонняя пневмония» перевели в ЦКБ, где он провел две недели. 17 января 1999 года у него открылась язва желудка. Из санатория Ельцин вышел в начале февраля, чтобы вылететь на похороны короля Иордании Хусейна, где представителем России должен был быть Примаков. Врачи категорически возражали против этой поездки. «Да никто меня не понимает!» — сказал Ельцин помощникам, отдавая приказ о вылете президентского самолета в 6 часов утра [1544]. В Аммане он пробыл всего шесть часов.

В конце февраля язва открылась снова. Ельцин еще три недели провел в больнице и санатории. Обозреватель «Известий» Максим Соколов образно описал контраст происходящего с Ельциным эпохи его расцвета: «Материал, из которого природа сделала Ельцина, — это „дерево, из которого режутся короли“, и беда, как Ельцина, так и всей России, что девять лет переходных тягот сумели смолотить это дерево в труху» [1545]. Присутствовавшие на встрече «Большой восьмерки», проходившей в июне 1999 года в Кельне, куда Ельцин прибыл лишь в последний день, говорили, что он «выглядел, как разбитая статуя, которая может рухнуть в любой момент» [1546]. После довольно спокойного лета он на несколько дней попал в больницу в октябре 1999 года с гриппом и ларингитом, затем совершил визит в Стамбул (то был его последний государственный визит) и свалился с воспалением легких, проведя в больнице ноябрь и начало декабря.

Ухудшение состояния физического здоровья президента провоцировало неоднократные требования его отставки, звучавшие и в парламенте, и в средствах массовой информации. Некоторые заходили настолько далеко, что даже обращались к Наине Ельциной и членам семьи с просьбой вмешаться и прекратить «публичное зрелище… угасания личности» на рабочем посту — такой непрошеный совет глубоко ранил Ельциных [1547].

Кроме того, после августа 1998 года появились многочисленные симптомы ухудшения политического здоровья Ельцина — самого серьезного падения за все время его пребывания в роли национального лидера. Начатые в 1996–1997 годах инициативы в области политического пиара и планирования были тихо свернуты. После кризиса 1998 года прекратились пятничные встречи группы мозгового штурма. Субботние радиообращения были отменены, чтобы не приходилось каждый раз сообщать о «катастрофе недели» [1548]. Согласно ежемесячному рейтингу влиятельности политиков, определяемому «Независимой газетой», в октябре суперпрезидент Ельцин занял третье место, пропустив вперед премьера Примакова и мэра Лужкова, и на нем и оставался до февраля 1999 года, когда он сумел подняться на второе место (первое по-прежнему занимал Примаков) [1549]. В начале 1999 года разразился коррупционный скандал, связанный со швейцарской строительной компанией «Мабетекс». Швейцарские прокуроры обвинили руководство фирмы в том, что оно платило откаты Павлу Бородину и другим высокопоставленным чиновникам, чтобы получить главный контракт на реконструкцию кремлевского здания № 1 во время первого президентского срока Ельцина. Генеральный прокурор Юрий Скуратов, уже давно отдалившийся от ельцинской администрации, начал внутреннее расследование. Утверждалось, что владелец компании «Мабетекс», косовский албанец Беджет Паколли, перевел 1 млн долларов в венгерский банк на счет президента Ельцина, снабдил его и его дочерей кредитными карточками и оплачивал их дорогие покупки. Вину или невиновность обвиняемых доказать было сложно в силу секретности, окружающей такие транзакции, но обвинениям в адрес Ельциных не хватало достоверности. Доказательства так и не были предъявлены, однако дело оказалось настолько серьезным, что в сентябре 1999 года Ельцин даже упомянул о нем в телефонном разговоре с президентом Клинтоном [1550].

Слабость президента проявлялась в самых разных сферах. Губернаторы регионов одними из первых стали призывать Ельцина отказаться от власти во время и после кризиса 1998 года, и одновременно с этим в регионах возник всплеск несогласия с законами и политикой, проводимой федеральным центром. Чечня, раздираемая войной с 1994 по 1996 год, по-прежнему оставалась незаживающей раной. Аслан Масхадов оказался не способен справиться с бандитами, террористами и исламскими фундаменталистами; отношения с Москвой с каждым месяцем становились все более противоборствующими [1551]. Внешняя политика также вызывала чувство бессилия: Ельцину не удалось остановить военные действия НАТО против Сербии, развернутые в ответ на подавление повстанческих сил и гражданского населения в Косове. Бомбардировки Сербии начались 24 марта 1999 года, после чего Россия заморозила отношения с альянсом.

Испытываемые Ельциным затруднения сказывались и на его кадровых перестановках. Теперь он больше, чем в неспокойные времена в прошлом, был готов выбирать себе коллег из числа тех, кто мог бы повысить его популярность среди слоев общества, считавших его никуда не годным. По предложению Юмашева, вместо него самого на место руководителя кремлевской администрации 7 декабря 1998 года Ельцин назначил бывшего офицера КГБ Николая Бордюжу. Бордюжа сохранил и пост секретаря Совета безопасности, занимаемый им с сентября. Впоследствии Ельцин писал, что у него были сомнения относительно этого назначения, лишь частично развеянные уверениями в том, что вначале Бордюжа будет принимать все большие решения, советуясь с Юмашевым. Но он преодолел свои сомнения, надеясь, что шаг покажет, что он по-прежнему при делах: «Президентская власть нуждалась в силовой составляющей, хотя бы на уровне внешней демонстрации». Пусть оппозиция кричит, сколько захочется. «Труднее это сделать, когда рядом с президентом возникает фигура генерал-полковника, который одновременно совмещает две важнейшие государственные должности — и главы администрации, и секретаря Совета безопасности». Ельцин уподобил это решение рокировке — шахматному ходу, когда король покидает центральное поле, прикрываясь ладьей [1552].