Заседание рейхстага обявляю открытым

Кларе приходилось работать все больше, материальное положение становилось все более трудным. В ожидании первого ребенка она, чтобы обеспечить новорожденного всем необходимым, должна была работать буквально до последнего дня. Впоследствии Клара рассказывала, что даже на последнем месяце беременности ей приходилось ежедневно подниматься в общей сложности на пятьдесят и более этажей.

Когда у нее стало двое детей, положение семьи ухудшилось. Помимо уроков, которые продолжала давать Клара, она была вынуждена ходить на дом стирать белье. Если они и раньше жили бедно, то теперь отказывали себе в самом необходимом. Кусок конины (Клара называла его: «Но-о, вперед!») на обед считался роскошью, которую они могли себе позволить лишь в тех случаях, когда Осип сдавал какую-либо крупную работу. Однако часто родители не имели для себя и куска хлеба. Клара превратилась в худую, очень бледную женщину с заострившимися чертами лица. Как у всех революционеров-эмигран-тов, часто последние и необходимейшие вещи их гардероба закладывались в ломбард. Нередко, чтобы как-то прикрыть свой до предела поношенный костюм, Клара надевала большую шаль.

Через два месяца после рождения второго сына рано утром к ним на квартиру нагрянула полиция, чтобы выселить их и конфисковать имущество. Гонорар, причитающийся им за сданный большой перевод, своевременно зге поступил, и они не смогли внести квартирную плату в срок. Когда пришла полиция, Клара купала детей. Ей разрешили их одеть, но на каждую вторую пару детского белья был наложен арест, как и на одежду самой Клары, так что ей пришлось выйти из дому в том виде, в каком

ее застала полиция — в блузке и нижпей юбке, с наброшенной на плечи шалыо. В таком виде сидела она с детьми на бульваре, пока Осип бегал к друзьям, чтобы занять денег. •

Ему удалось снять меблированную комнату, которая должна была освободиться только к вечеру. Но вечером хозяйка наотрез отказалась впустить их в дом на том основании, что «у господина семья». Осип Цеткин возразил: «Я ведь предупредил вас, что женат».— «Да,— ципичпо отвечала хозяйка,— жен вы можете иметь сколько угодно, но у вас маленькие дети, а у меня спокойный приличный дом!»

Уже темнело, родители с детьми оставались на улице, не зная, что предпринять. Здесь их случайно встретила русская революционерка, недавно прибывшая в Париж из Сибири. Она предложила им до подыскания жилья поселиться в ее комнате и на это время переехала к друзьям.

Немало было тогда других дней страха и нужды, и время, проведенное Кларой в Париже, как она часто потом повторяла, сделало особенно близкими ее сердцу заботы и страдания работниц. Но если бы тогда Клару спросили, счастлива ли она, то можно не сомневаться, что молодая мать ответила бы утвердительно. Впоследствии Клара Цеткин не раз подчеркивала, что годы, проведенные в Париже, были в ее жизни самыми богатыми впечатлениями и самыми значительными.

В самом деле, ей удалось вырваться из среды, где ее ожидали ограниченная тысячами мелких мещанских правил и предрассудков жизнь, купленное ценой отказа от любви замужество, представлявшее собой, по сути дела, рабство, сожительство, основанное на эгоизме и духовной нищете. Здесь же, несмотря на бедность, она могла пользоваться благами, которые ценила превыше всего. Клара жила с человеком, которого горячо любила, которому была предана всем сердцем. Они все делили поровну — радость и горе, и их дружба и любовь, несмотря на то что порой и возникали отдельные конфликты, становились все крепче, ибо оба стремились к одному и тому же, боролись за одни цели.

Клара могла посвятить себя глубокому изучению революционной теории, дававшей миллионам угнетенных силу сбросить сковывавшие их цепи. Людей, пропагапдировав-4 Луиза Дорнсманн ших эту теорию, всячески преследовали, так как она подрывала устои власти эксплуататоров. Клара находилась в рядах борцов, стремящихся к новой, лучшей жизни, а именно об этом она страстно мечтала еще в юности.

Цеткины жили в колопии русских эмигрантов, к которой принадлежал Осип. Многие из этих людей не были еще достаточно политически сознательны, примыкали к народпикам, многие в последующем оказались политически неустойчивыми. Тем не менее именно здесь посчастливилось Кларе узнать, что такое безграничная готовность русских революционеров к самопожертвованию, их неизменная и нерушимая солидарность, именно у них научилась она свои личные интересы подчинять интересам всего революционного движения. Уже в глубокой старости, подводя итоги своего пути, она уверенно заявила, что формированию в себе основ революционной морали она обязана русским революционерам.

По своей натуре Клара была оптимистом, и жизненные трудности не могли лишить ее ни мужества, ни природной жизнерадостности. После рождения детей выкраивать время для свободного досуга стало все сложнее. Она старалась, по крайней мере в первые годы замужества, хотя бы ненадолго выбираться вместе с мужем на вечеринки, которые устраивал немецкий социал-демократический союз, и там увлеченно танцевала. Если случалось оказаться в кругу русских друзей, Клара, как некогда в Лейпциге, выпивала несчетное количество стаканов чаю и могла в жарком споре провести почти всю ночь напролет. В депь взятия Бастилии, 14 июля, и во время других отмечаемых во Франции празднеств ее можно было видеть на улице среди танцующих и поющих парижан, ликующей, шагающей рука об руку с французскими, немецкими, русскими друзьями.

Она с упоением читала художественную литературу — Бальзака, Золя, Мопассана, произведения великих русских писателей, особенно Льва Толстого, которого почитала всю жизнь. С большим интересом Krtapa знакомилась с достопримечательностями Парижа и сокровищами его музеев. Она не раз бывала в Лувре, восхищалась культурой античного мира, ее очаровали творения великих художников итальянского Ренессанса — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля, Тициана. Подолгу Клара Цеткин любовалась собором Парижской богоматери. Не могла она пройти и мимо знаменитых парижских магазинов антикварных вещей, с интересом рассматривала картины и живопись на фарфоре, иконы, резьбу по дереву, старинную мебель, вазы венецианского стекла, украшения и старый фарфор.

Если Клара оказывалась неподалеку от кладбища на Монмартре, она обязательно заходила туда, на могилу своего земляка и любимого поэта Генриха Гейне. В глубоком раздумье стояла она перед его могилой. Клара думала о нем, оказавшемся в изгнании и тем не менее — победившим. Про себя она читала его стихи, которые так любила:

Мы новую песнь, мы лучшую песнь Теперь, друзья, начинаем;

Мы в небо землю превратим,

Земля нам будет раем.

При жизни счастье нам подавай!

Довольно слез и муки!

И пусть ленивое брюхо кормить Не будут прилежные руки.

А хлеба хватит нам для всех —

Устроим пир на славу!

Есть розы и мирты, любовь, красота И сладкий горошек в приправу '.

Участие в рабочем движении

Пребывание Клары Цеткин в Париже совпало с периодом, когда французское рабочее движение стало заметно оживляться. Возвратились домой оставшиеся в живых коммунары, рабочие Парижа вновь подняли голову. На промышленных предприятиях и в рабочих кварталах велись дискуссии. Возникли рабочие организации. Зять Маркса Поль Лафарг и его друзья приступали к созданию во Франции марксистской партии.

Во всех этих событиях живейшее участие принимали Клара и Осип Цеткин. Клара старалась не пропускать ни одного собрания французских марксистов. Лафарг и его друзья со свойственной французам страстностью пропагандировали учение Маркса, указывали на огромное значение ⁶ и необходимость создания революционной марксистской партии, развивали ее боевую программу.

Одновременно с марксистами на общественную арену выступили представители и других политических течений, в том числе анархисты. Среди них были честные рабочие, ненавидевшие капиталистический строй, но большие путаники, не имевшие необходимой теоретической подготовки. Они отрицали необходимость диктатуры пролетариата, всяких авторитетов вообще и создания партии рабочих.