Моя жизнь и мои успехи

Напротив дома, где жил полковник Джован¬нини, через площадь проживал маэстро Антонио Вотто. Однажды полковник позвонил ему по те¬лефону и, сообщив, что есть тенор, которого не¬обходимо послушать, прислал меня к нему. Я спел Вотто весь первый акт “Баттерфляй”, а когда окончил, тот, развернувшись на крутящемся табу¬рете перед фортепиано, только и спросил: “Ты “Девушку с Запада” знаешь?” Я ответил отрица¬тельно, и мы распрощались. Но спустя несколько дней он взял меня с собой в Роэиньяно петь “Бат¬терфляй”. Все это происходило к большому удо¬вольствию полковника, очень любившего устраи¬вать всякие концерты, в том числе домашние, с участием профессиональных певцов и приглашать на них других офицеров, увлекающихся оперой.

Впрочем, удовольствие полковника Джовакнини длилось недолго. Как-то раз, копаясь в ми¬нистерских циркулярах, я вдруг обнаружил, что имею право на демобилизацию, и бросился к пол¬ковнику, размахивая листком. Тот прочитал до¬кумент, и лицо его потемнело. Я даже подумал было, что ошибся и что циркуляр не имеет отно-шения ко мне. Но Джованнини голосом обману¬того любовника произнес: “Дорогой Марио, так, значит, ты уходишь…” Радость моя в тот момент была столь велика, что я не проникся его огор¬чением. Однако и моему ликованию вскоре при¬шел конец. Объявили всеобщий призыв. Была весна 1943 года, и союзники уже вступили в Си¬цилию.

LA BOHEME - 28.05 – 1943 - Teatro Regio di Parma

Adriana Perris, Giuseppe Valdengo, Dora De Stefani, Dario Caselli - Rainaldo Zamboni

28.05

Emma Tegani, Giuseppe Valdengo, Dora De Stefani, Dario Caselli - Rainaldo Zamboni

1943-11 June Teatro F. Marchetti, Camerino, with Ciani, Ghirardini, Lombardo,

cond. Strano

В далеком Тревизо Рина ожидала нашего первенца, когда перемирие от 8 сентября вселило в нас надежду на окончание войны. Впрочем, ил¬люзия пролетела мгновенно. На следующий день танки и броневики нацистов окружали и брали тысячами итальянских солдат в плен, и сам я чудом спасся от вывоза в концлагерь. Меня пос¬лали с каким-то поручением в отдаленный штаб, и, возвращаясь, я издали увидел, что наша казар¬ма окружена немецкими танками. В грузовиках посреди двора сидели только что захваченные в плен итальянские солдаты.

С этого момента начался самый странный, самый страшный и вместе с тем ярчайший пери¬од моей жизни. Дни напролет я крутил педали велосипеда. Пришлось обучиться всем уловкам, чтобы избегать фашистских облав и в то же вре¬мя появляться в театрах областей Венето и Лом¬бардии. Весь 1944 год, а также начало 1945-го я

пел. Италия лежала в руинах под бомбами, истер¬занная немецко-фашистской оккупацией. А я пел. Это был мой гимн жизни посреди разрухи и смерти. Я пел где придется, как придется и за что придется.

LA BOHEMA - 1943-08 [2 times] & 11 December Teatro La Fenice, Venezia, with

Favero/Fontanelli, Marini, Lombardo, cond. Del Campo

1943-29 & 31 Oct., 7 Nov. Teatro Nuovo, Milano, with Favero, Malatesta, Serpo,

cond. Podestа

MANON LESCAUT - Teatro Regio di Parma - 6,8.01 - 1944

Carla Castellani, Giuseppe Valdengo - Giuseppe Podesta.

LA BOHEME - Teatro Regio di Parma - 11.01.1944

Mafalda Favero, Giuseppe Valdengo, Dora De Stefani, Dante Sciacqui - Giuseppe Podesta

LA BOHEME - 1944-21 & 23 January Teatro Sociale, Como, with Minazzi, Stabile, Buttironi,

cond. Del Campo

1944-27 & 30 January Teatro Carcano, Milano, with Scuderi, Guelfi, Lombardo,

cond. Polzinetti

1944-19 & 20 February Teatro Comunale, Treviso, with Petrella, Marini, Baracchi,

cond. Narducci

1944-24 & 27 February Teatro Sociale, Trento, with Petrella, Marini, Baracchi,

cond. Cecchetti

1944-1 & 3 March Teatro Cumnale, Rovereto, with Petrella, Marini, Baracchi,

cond. Cecchetti

1944-6 & 7 March Teatro Nuovo, Verona, with Petrella, Marini, Barachi, cond.

Strano

1944-12 & 13 April Teatro del Popolo, Torino, with Favero, Vanelli, Latinucci,

cond. Podestа

1944-24, 25 & 27 December Teatro Verdi, Padova, with Broglio Mora, Demitry,

Mazzucato, cond. Zennaro

MANON LESCAUT - Teatro Regio di Parma - 6,8.01 - 1944

Carla Castellani, Giuseppe Valdengo - Giuseppe Podesta.

TURANDOT - Teatro Regio di Parma - 25,26,30.12 - 1945

Alma De Grassi, Dolores Ottani,Romano Gardelli - Giuseppe Podesta

Раз в Падуе импресарио в качестве гоно¬рара выдал мне восемь килограммов масла. В другой раз, когда мы с Риной направлялись на ве¬лосипеде с прицепленной к нему тележкой муки в Венецию, где мы жили беженцами, нас задержал агент гестапо в штатском и, проверив докумен¬ты, решил, что Рина еврейка, поскольку фамилия ее матери - Цукерман. Я вмешался со всей реши¬мостью отчаяния и запротестовал, объясняя, что ее отец — почетный инвалид первой мировой вой¬ны. Но тем самым лишь усугубил каше положе¬ние. Меня заставили предъявить и мои докумен¬ты. Это были документы молодого мужчины, ко¬торый после 8 сентября не примкнул к республи¬ке Сало. Слава богу, в сумятице гестаповец забыл обратить на это внимание. Я прекрасно помню как у входа на мост через Лагуну, в своем свет¬ло-мышином плаще, который сливался с тума¬ном, он разворачивал меня в профиль, чтобы пос¬мотреть, не “семитский” ли нос у этого Дель Мо-нако!

Венеция была заполнена служащими римских министерств, переселенными правительством Муссолини на Север. Мы с превеликим трудом сняли комнату рядом с театром “Ла Фениче”. Я пел “Богему” в театре “Малибран” и “Бат¬терфляй” в Падуе.

LA BOHEME - 1945-9 & 11 February Teatro Malibran, Venezia, with Broglio Mora, Demitry,

Mazzucato, cond. Zennaro

Здесь произошел любопыт¬ный эпизод. Во время спектакля началась бом¬бежка. Зрители и артисты кинулись врассыпную по убежищам. Вместе со всеми выбежал на ули¬цу и я, не переодевшись, прямо в костюме Пинкертона форме американского офицера. И хотя форма лет пятьдесят как вышла из употребления, люди на улице стали указывать на меня пальцами, и кто-то крикнул, что я-американский парашю¬тист. На десантную моя форма и вовсе не походи¬ла. Стало ясно, что от объяснений лучше воздер¬жаться, и я попытался ускользнуть, но моя попыт¬ка скрыться лишь усугубила положение. Меня за¬гнали в какой-то тупик. Я стал кричать, что это — театральный костюм, но моим оправданиям никто не верил, и преследователи даже не замечали, что я изъясняюсь на чистом итальянском языке. Еще немного, и я был бы избит в кровь, а то и хуже, но вдруг молнией мелькнула спасительная мысль: я запел. Тут уж я постарался на славу, дав полную волю голосу, насколько его хватило в моем теле. Такова уж была Италия в ту эпоху. Несчаст¬ный “двор чудес”, где оперный певец исполнял свое грудное “до” под сполохами взрывов, пе¬ред улюлюкавшей толпой бесноватых обывате¬лей. Ту же Италию можно было увидеть и в Мила¬не, превращенном в груду развалин. Но Милан, как и за два года до этого, продолжал жить. Я исполнял ‘Тоску” в театре “Нуово”, где Ремиджо Паоне и Лидуино Бонарди организовали прекра¬сный оперный сезон; н познакомился с Вальте¬ром Мокки, одним из легендарных импресарио, который до войны собирал труппы, арендовал трансатлантические лайнеры и возил певцов, му¬зыкантов и театральных техников в Бразилию и Аргентину. Благодаря Мокки публике в тех далеких странах стали известны Карузо, Титта Руффо, Тосканини, Габриэле Сантини, Галеффи, Страччари, Безанцони и другие оперные колос¬сы периода между двумя войнами.

Несмотря на то что самолеты союз¬ников бомбили Маргеру и Падую, а война мед-ленно продвигалась вдоль Адриатики, в Вене¬ции продолжали наивно верить, что этот кошмар¬ный сон нас не касается. Однако железная дорога работала все хуже, и случилось так, что великий Аурелиано Пертиле не смог приехать вовремя на спектакль “Бал-маскарад” в театр “Ла Фениче”. Тогда директор театра Марио Корти распоря¬дился заменить его мною. Корти уже испробовал меня, когда я пел “Богему” на открытии сезона 1943/44 года вместе с Мафальдой Фаввро под управлением Джузеппе Дель Кампо.