Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

дома, у которой оказывалось свободное время. И кухня никогда не

признавалась “личной” собственностью бабушки или матери....

Костя вынужден был не раз спокойно объяснять жене особенности

жизни в родительском доме, в бывшей ( уже бывшей!..) казачьей семье,

сохранившей, однако, некоторые традиции. Что могла сделать и изменить

в нашем доме младшая невестка, если она еще не имела опыта

самостоятельной жизни?.. Лишь, подобно Людмиле, надеяться что через

несколько лет ее семья заживет отдельно - и так, как ей захочется... Пока

же - терпеливое ожидание и неясные надежды на “свободное”,

”независимое” будущее.

Старшие братья порою ставили младшего в трудное положение: они

охотно говорили, как и чем следует помогать отцу и успокаивать маму..

Объясняли сказанное иногда слишком подробно. Но выполнять свои

“рекомендации” не всегда спешили, оставляя конкретные дела младшему..

При этом нередко забывалось, что Костя - тоже семейный человек, что

рядом с ним жена и сын, требующие постоянных внимания и заботы. Но,

видимо, такова судьба младших (брата и сестры) в традиционной семье.

Изменить (т. е. улучшить) положение Кости и его семьи, наверное, можно

было, но не быстро.. Да и кто мог знать, как нужно жить и действовать в

непростой ситуации, когда родители - пожилые люди?..

8

Жизнь нашей семьи к началу 70-х годов осложнилась.. Даже не

столько осложнилась, сколько серьезно ухудшилась. Родители, особенно

мама, почувствовали себя намного слабее (порою беспомощнее), чем в

прежние годы. Их здоровье как - то незаметно быстро “пошатнулось”(

сказал отец). Они физически ослабели... Обычные, давно знакомые дела

уже не выполнялись так быстро и аккуратно, как прежде. Вновь “заявили о

себе” давние болезни, от которых даже опытные врачи не смогли избавить

их. Да и родители настолько привыкли к ним, что перестали обращать

внимание на недуги....

У отца - слабое сердце. Оно теперь часто напоминало о себе. Но глава

нашей семьи, однажды побывав в больнице и выполнив под наблюдением

медиков ряд процедур, “твердо” решил, что теперь совершенно здоров, что

381

следует забыть о болезни, а надо работать ( “не до лекарств, - исполнять

дело надо...”) Но со временем все же стал работать более осторожно, чем

раньше: отец не отказывался от нужного дому, но теперь выполнял все

осторожно: уже “не взваливал на себя” тяжелый груз. Но ожидаемого

быстрого улучшения здоровья не наступало..

Старый возчик - грузчик нередко обижался ... на себя: он не мог

примириться с “дурацким” (по его выражению) положением: хотел

быстро и самостоятельно выполнить знакомое, не очень тяжелое и

сложное дело, но не мог и тогда был вынужден терпеливо ждать

возвращения Кости из института или надеяться на “визит” старших сынов:

они охотно помогали отцу. Наступившая слабость раздражала ревнивого

труженика, делала его жизнь непонятной и, кажется, даже ненужной ( по

его мнению): зачем жить, если нельзя заниматься “работой для дома...” И,

обманывая себя и родных, отец настойчиво искал, находил и старался

выполнить “срочное”, “важное” дело.. Может, оно и не было нужно, но в

те минуты казалось ”вечному работнику” крайне необходимым нашей

семье.. Выполненное дело успокаивало отца...И он тогда вновь радостно

смотрел на свою жизнь, уверенный в том, что “все в ней обязательно

будет хорошо...”

У мамы - высокое артериальное давление с частыми, пугающими ее

головными болями и большей (по длительности), чем у отца, непривычной

физической слабостью. Раньше, в 50 - 60- е годы, преодолевая очередной

приступ болезни, мама не позволяла себе расслабляться, перемогала

неожиданно возникшие страхи и трудности. Потомственная уралка,

вечная работница в доме, она не могла и не хотела признавать себя

больной и беспомощной. Иногда, оставаясь одна в доме, :задавала себе

простые вопросы, ответы на которые знала заранее: “А кто будет без меня

готовить обед и кормить семью? Топить печку?.. Следить за порядком в

избе?..” Мама всегда полагала, что такими делами может и должна

заниматься только она одна . Дочь и сноха должны лишь исполнять - по ее

советам и под ее наблюдением: “Ведь они совсем не умеют поддерживать

порядок и чистоту в комнатах так, как надо...” Вот и “крутилась” мама

весь день, с утра до вечера, с трудом, но все же выполняла все

необходимое дому и семье...

.... Так было раньше, на протяжении многих лет. Теперь привычная

жизнь в доме менялись: в середине дня мама должна была обязательно

отдыхать два - три часа, чтобы к вечеру чувствовать себя по - прежнему

якобы здоровой и сильной и заниматься привычными домашними делами..

Волевым усилием, преодолевая головокружение и общую слабость, она

поднималась с кушетки.

Но пунцово красные щеки, тусклые глаза, припухшие губы,

прерывистое, тяжелое дыхание - все говорило об очередном “остром”

382

приступе болезни. Мама пыталась обмануть себя:, не желая признавать

болезнь и подчиняться ей. Способ “самостоятельного” лечения - отдыха

и самообмана с “возвращением” здоровья действовал положительно, но

лишь на короткое время. Затем вновь возникало ощущение физической

усталости... .

Здоровье родителей требовало иного - постоянного внимания врачей и

серьезного лечения. Но мама и особенно отец, соглашаясь на встречи с

медиками и внимательно выслушивая их советы, почему - то не всегда

соглашались принимать нужные лекарства. Даже тогда, когда чувствовали

приближение (обострение) болезни, спокойно говорили (себе?.. дочери?..

сыновьям?..): “ Нынче не до докторов. Обойдется... Полежим , отдохнем -

и будем здоровыми...”

Родители серьезно никогда не лечились. Они “просто отдыхали” в

середине трудового дня. Такого “лекарства”, по их мнению, было

достаточно, чтобы чувствовать себя здоровым.. На вопросы детей, почему

они отказываются по - настоящему лечиться, когда начнут серьезно

“заниматься собой”, отвечали вопросом, в котором уже содержался ответ:

”Кто, кроме нас, все во дворе, в доме, на бахчах сделает?...”

Отношение отца (но не мамы) к болезням детей - подростков было

приблизительно таким же, как его взгляд на свое нездоровье: “... Хворать

не следует... Вы все - здоровые парни, и нечего говорить о каких - то там

хворях - болезнях...Кому они нужны, эти ваши бестолковые, пустые

разговоры?.. Дело надо исполнять, а не болтать языком...”

Невольно вспоминается, как я болел и “лечился” летом 43-го года.

Жил - один - на бахче. Болел малярией - “лихорадкой” ( в Уральске она

тогда превратилась в настоящую эпидемию) и с большим трудом

переносил ее холодно - жаркие приступы. Они обычно начинались в

полдень. Меня буквально всего трясло, бросало то в жар, то в холод. В

темной, прохладной лачужке мне становилось невыносимо плохо. Я

выходил “на волю”, ложился на землю под яркие, жгучие солнечные лучи.

Старый полушубок служил мне и матрасом, и одеялом. Дрожа, я то

засыпал, то терял сознание. Через час - полтора, беспомощный, мокрый от

пота, поднимался и сразу заставлял себя выполнять знакомую работу. Я

знал, что никто, кроме меня, ее не выполнит. И поэтому не надо думать о

болезни и жаловаться, но следует заниматься “серьезным делом”. Отец,

приехавший на бахчу, не станет слушать объяснения, почему я не сделал

необходимое... И мои “печальные слова” он не станет принимать всерьез...

Отец, кажется, признавал болезнью лишь “членовредительство” -