Кадетская история (СИ)

Любой экзамен страшен, а выпускной — тем более. Все учено, переучено, а в сердце беспокойство — вдруг попадется трудный билет, и получишь тройку?… Всем хотелось получить как можно лучшую оценку, и потому придумывали различные хитрости.

На экзамен по литературе первыми заходили отличники. В руке каждого была ручка:

— Товарищ преподаватель! Суворовец Крошкин для сдачи экзамена по литературе прибыл!

— Берите билет! — доброжелательно улыбается преподаватель.

— Есть! — и тут же незаметно чиркает по указательному пальцу ручкой. После чего незамедлительно берет билет, крепко нажимая пальцем на бумажку, чтобы отпечаталась полоска.

— Билет номер шесть! — погромче, чтобы слышал товарищ, который должен будет вытащить тот же билет. И тот начинает срочно повторять по учебникам вопросы билета.

Второму кадету труднее, ему надо сделать две полоски. Третий делает жирную полоску, четвертый — жирную точку. Все знаки оговорены заранее, потому преподаватель удивляется, что раз за разом самым отстающим попадаются те же билеты, что были до этого, и как уверенно отвечают на них те, кто так плохо учился. Наверное, очень хорошо готовились! Молодцы!

Экзамен по истории принимается в учебном классе третьего взвода, который отделен от класса четвертого взвода дощатой перегородкой с небольшими щелями между досок. Эта перегородка завешивается учебными картами, которыми разрешается пользоваться при подготовке. На все билеты заранее написаны на стандартных листках ответы. На таких же, какие даются на экзамене.

— Товарищ преподаватель, суворовец Ветошкин для сдачи экзамена по истории прибыл!

— Берите билет.

— Билет номер девятнадцать! — громко докладывает суворовец, чтобы было слышно за дверью.

— Садитесь, — показывает на стол преподаватель.

Ветошкин садится и начинает писать на листке всякую ахинею. Немного пописав, с озабоченным видом заглядывая в свою ахинею, спрашивает у преподавателя:

— Разрешите карты посмотреть?

— Посмотрите…

Он подходит к картам и начинает озабоченно ковыряться в них. Не та… Тоже не та… Оп — па, появляется между досок уголок подготовленного заранее ответа на вопросы, просунутого между досок наблюдающими за товарищами кадетами. Спасибо, пацаны. Он садится за стол и готовится к ответу.

Преподаватели не могли нарадоваться подготовленности воспитанников…

Готовиться к выпуску начали задолго. По великому блату доставали пятиугольные погоны, давным-давно снятые со всех видов довольствия. Потому, что были они, изготовлены для носки на кителях старого образца, путем пристегивания на пуговицу. И было их очень удобно после получения заветного краба, носить с внутренней стороны кителя, продев через дырку под пуговицу на закрутку краба. На погон наносили краской буквы — Ус СВУ.

Под размер погона вырезали картонку, которой придавали красивый вид путем раскрашивания, нанесения полей, и в алфавитном порядке вписывали весь родной взвод. Фамилия, инициалы, а через черточку — военное училище, в которое уезжает товарищ. Потом все это заклеивалось под целлофан и бережно припрятывалось до выпуска.

Пришедшему фотографу заказали фотографии, обязательно одну — ротой, вторую — взводом.

Форма постирана, наглажена, подшита. Чтобы стрелки на брюках лучше держались, изнутри по ткани проведено влажным куском мыла. Наиболее модные в фуражки под кокарду подставляли ручки от алюминиевых ложек, пытаясь придать фуражке вид сшитой под заказ. Форма подогнана по фигуре, и кадеты с удовлетворением оглядывают друг друга. Такими мы запомнимся друг другу навсегда… Такими мы придем в военные училища… Такими нас увидят другие кадеты…

— Мужики! — оглядывает других кадет иркутянин Ганза, — Запомните! Если кто проездом или случайно окажется в Иркутске, или приедет служить, у вас всех есть мой адрес. Любая проблема, любая просьба — будет выполнена. Вы просто скажите, я — Уссурийский кадет, учился вместе с Андреем, мои родители все для вас сделают!

— Кто будет во Владивостоке — милости прошу ко мне, — подхватывает Колобков.

— Мои вас примут в Дальнереченске!

— Клянусь, в Находке мой дом — ваш дом!

Все клянутся, что где бы они встретились, куда бы ни занесла судьба — всегда оказывать друг другу поддержку и помощь…

Три роты суворовцев стоят на плацу. Триста человек. Триста будущих курсантов. Мы знаем, что мы — кадеты! Триста будущих офицеров. Мы положим все силы, чтобы прославить свою кадетку! Будут среди нас генералы, ученые, поэты, — но все они будут жить ради Родины! И самое первое звание патриота России нами заработано, и звучит оно гордо и несгибаемо — Кадет! Да будем мы первыми среди равных, потому что с детских лет надели погоны, отринув все блага и соблазны гражданской жизни ради нашей великой России! И вручаем наши жизни и судьбы — тебе, Родина!

— Суворовец Карамышев!

— Я!

— Ко мне!

— Есть! — печатая шаг, приближается к начальнику училища генерал-майору Пироженко.

— Поздравляю с окончанием Уссурийского суворовского военного училища! — вручает генерал аттестат и желтый, сверкающий знак с барельефом Александра Васильевича Суворова.

Вот он, долгожданный краб, символ принадлежности к кадетскому братству! По нему меня будут признавать побратимы-кадеты, и он будет накладывать на всю мою жизнь дополнительный груз ответственности! За все кадетское братство! И за Уссурийскую кадетку в отдельности! Мы разлетимся по военным училищам всей страны, и принесем с собой все то, чему нас учили здесь, что воспитали в нас. Мы знаем, что нас там ждут, нас примут и помогут наши старшие кадеты, наши «старички», «дедушки» и «прадедушки». И за каждую ошибку нам придется отвечать перед всем кадетским братством, которое ошибок не прощает.

Мы стоим последний раз в строю, и с нами прощаются ротные офицеры. А мы прощаемся с офицерами, которые на два года заменили нам родителей. Прощайте, простите нас за все! Мы были сорвиголовами, многие ваши слова воспринимали «в штыки», но это ваша заслуга, что вы сделали из нас кадет! Подсознательно мы брали с вас пример, и на всю оставшуюся жизнь вы останетесь для нас примером и образцом настоящего офицера. Да, вам было трудно с нами, вы тратили на нас свои нервы, силы, жизнь, за что низкий вам земной поклон! Клянемся, что мы оправдаем ваши усилия, и вам не придется за нас краснеть! Мы с честью пронесем сквозь всю жизнь кадетский флаг!

И тоска в сердце. И плачет душа. Свидимся ли? Кто первый поляжет на поле боя? Что ждет впереди? Что уготовит нам судьба? И расходимся, сжимая зубы. Мы кадеты, а кадеты не плачут, как бы ни было трудно и горько…

И расходимся под звуки нашего вальса, где уже называем себя офицерами:

1981 год.