Беседы

— Надеюсь, России удастся избежать ошибок, подобных тем, что были совершены в последнее десятилетие, в том числе кадровых и геополитических. Полагаю, ее развитие примет позитивную направленность и ситуация будет складываться приблизительно так же, как после поражения в Крымской войне, когда началось постепенное укрепление государства. Пока оно идет не очень эффективно, и эта неэффективность во многом связана с тем, что в ельцинский период во власть, да и не только во власть, но и в средства массовой информации, в культуру, к сожалению, пришли люди, которых интересовало исключительно собственное благополучие, люди без сверхзадач, без сверхидей, даже без какого-то нормального чувства причастности к стране и ее истории.

— Люди «перекати-поле».

— Совершенно верно. Заработав, они уехали из России, разорвали все связи. Правда, были и те, кто возвращался.

Полагаю, проблема заключается в том, что часто решения принимаются властью на основании данных, закрытых от общества. Очень важно, какую команду приведет новый Президент. Стратегия, на мой взгляд, выбрана верно. Теперь главное, чтобы ее реализацией занимались люди, которые являются носителями конструктивных идей. Проблема ельцинского периода и начального этапа периода Путина в том, что в отличие от значительной части большевиков люди, пришедшие во власть, не были пассионариями.

— Те, кто личное благо ставит выше блага общественного, нахрапистые, энергичные эгоисты — это, по Гумилеву, субпассионарии.

— Классические субпассионарии, и они свое черное дело сделали.

— Откуда же сейчас взяться пассионариям?

— Они есть, просто система отбора выстроена так, что у пассионариев меньше всего шансов попасть во власть и в культуру. Если взять новых режиссеров, актеров, писателей, художников, то окажется, что это в большинстве своем дети и внуки творческих работников.

— Представители династий?

— Именно, но так не бывает. Династии врачей, оружейников, канатоходцев — это я понимаю.

— Т. е. династии компетенций, но не династии талантов?

— А если у сына композитора нет слуха или внук писателя не чувствует слова? Например, моя дочь абсолютно равнодушна к литературному творчеству, и мне в голову не пришло направлять ее в это русло. Если во ВГИКе учатся только чьи-то дети, значит, там не учится новый Шукшин, новый Шпаликов, новый Меньшов. Как-то Меньшов мне рассказывал, как на него смотрели «дети», — какой-то астраханский вахлак тут, понимаешь. Ну и где они сейчас?

А он — всенародно любимый режиссер и актер. Заметьте, из лексикона сегодня практически исчезло слово «талантливый» применительно к политикам, ученым, художникам в широком смысле этого слова, его заменили другие слова, например «компетентный». Раньше говорили «талантливый организатор», а сейчас — «эффективный менеджер», а это не одно и то же.

— Главное — чьих будешь?

— Я насмотрелся этих менеджеров, мы их приглашали в газету, чтобы они нам помогли. Они начитались книжек по менеджменту и несут абсолютную чушь. Почему? Потому что не чувствуют проблемы. Думают, что если прочли несколько руководств по тому, как стать богатым и успешным, могут решить любой вопрос. Ничего подобного!

С другой стороны, у меня есть ощущение правильно выбранного направления движения.

— Это скорее декларация, кое в чем поддержанная решениями.

— Пожалуй, Вы правы. Но ведь понимаете, в чем дело: у нас два главных зла. Первое — десовестизация власти под видом десоветизации. Это явление я в свое время назвал «государственной недостаточностью». Если у меня в редакции сотрудник не выполнил какое-то поручение, я с ним провожу воспитательную работу и даю следующее поручение. Если он опять ничего не делает, я его просто увольняю — и все, проблема снимается. А наши топ-менеджеры? Они же вечные! Это один из важнейших признаков государственной недостаточности: не отработан механизм вывода нерадивого работника из управленческой элиты. Вот, скажем, Познер — знаковая фигура, — разве он справляется с пропагандой государственных идей? Он занимается контрпропагандой.

— И почему же он тогда так долго держится?

— А вот это как раз и есть проявление государственной недостаточности — потому что внутренние (групповые, кастовые, национальные) связи оказываются важнее, чем государственные интересы. Мне один умный руководитель объяснил, что отличает хороших чиновников: они 10 % сил тратят на свое благополучие и 90 % — на эффективное выполнение государственных функций. А в экстремальной ситуации, например во время войны, — и все 100 %. Советские чиновники помирали в кабинетах от инфаркта и от недоедания, но сейчас об этом стараются не вспоминать, потому что сравнение не в пользу нынешней элиты, которая 90 % усилий прилагает к обеспечению своего благополучия. Есть регионы, допустим Москва, где чиновники боятся потерять работу, но это только благодаря пассионарным особенностям руководителя. Я несколько раз присутствовал на заседаниях Московского правительства и видел, как люди просто сжимаются — понимают, что сейчас они вылетят отовсюду и никто за них не заступится.

— И действительно вылетают за плохую работу?

— Вылетают. Будучи членом президентского Совета по культуре, я как-то выступал на заседании этого совета и говорил о том, что у нас в сфере культуры фактически идет разрушение Федерации.

В республиках — в Дагестане, Якутии, Татарстане — традиционно существует особое уважение к слову национальных деятелей культуры, прежде всего писателей, которые являются хранителями языка как национального кода. А мы что делаем? Мы их 20 лет не переводим, не издаем, не приглашаем на важные мероприятия. На книжные ярмарки и конференции ездят люди из московской, в лучшем случае питерской тусовки и наши эмигранты. Почему российскую литературу должен представлять эмигрант, который предпочел России другую страну, а не писатель, который пишет, скажем, на языке коми? Раньше существовало издательство «Художественная литература», которое занималось переводами с языков народов СССР. Теперь ничего подобного нет. Тогда мне показалось, что я достучался до власти: Путин тут же дал поручение главе Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям возродить издательство. Но вот прошел уже почти год, а результата никакого. Вот, пожалуйста: все государственные проблемы — как в капле воды. Это ведь не домну запустить, это не новый самолет спроектировать, а всего-навсего в здании «Художественной литературы», где сейчас сидит черт знает кто, снова открыть издательство. Даже мне поручи — и хоть я не профессиональный организатор, за три месяца справлюсь с этим делом.

— И о чем это говорит?

— О болезни, которая, как я уже сказал, называется «государственная недостаточность».

— Она сродни сердечной недостаточности или умственной? А может, это что-то вроде инсульта или рака?

— Исходя из результатов последних исследований, считается, что душа помещается в сердце, потому что люди, которым пересадили сердце, как выясняется, перенимают пристрастия, привычки, черты характера своего донора. Поэтому будем считать, что это душевная недостаточность, в том числе и недостаток силы духа. Я не знаю, как это преодолевается, но думаю, что здесь был бы полезен соратнический метод, когда сильный духом руководитель набирает мощных пассионариев и вместе с ними решает государственные задачи. Таким руководителем был Петр, предпочитавший умного и способного к обучению холопа ленивому боярскому сыну. Такова была парадигма, в соответствии с которой строилось его окружение.

— Давайте вернемся чуть назад, скажем, в 1970-е гг. Деревенщики — Абрамов, Шукшин, Белов — многое предвидели. Как бы Вы сейчас оценили гражданский вклад литературы 1970-1980-х гг.?

— Предвидели не только они, но и мы, поколение, шедшее вслед за ними. Когда я писал повесть «ЧП районного масштаба», я думал, что пишу о загнивающем комсомоле, а оказалось, что это о внутриутробном развитии новых хозяев жизни.