Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня читать книгу онлайн
Вторую часть книги о Жозефине Андре Кастело назвал «Императрица, королева, герцогиня». Этот период ее жизни начинается счастливой порой — Жозефина получает в подарок Империю. Но очень скоро окажется, что «трон делает несчастным»: Наполеон расстается с той, без которой прежде не мог прожить и дня, блистательную императрицу станут называть «бедная Жозефина!..». Такова судьба женщины, «прекрасной в радости и в печали». Счастливой была та судьба или неудавшейся — судить читателю.
Из писем Наполеона к Жозефине:
«У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе. Не было ночи, когда бы я не сжимал тебя в объятиях. Я ни разу не выпил чаю, не прокляв при этом славу и честолюбие, обрекающие меня на разлуку с дамой моей жизни. В гуще дел, во главе войск, в лагере — всюду моя обворожительная Жозефина одна царит в моем сердце, занимает мой ум, поглощает мои мысли.»
«…Тысячи, тысячи поцелуев, таких же — нежных, как моя любовь!»
«…Там, где рядом моя Жозефина, я ничего уже больше не вижу.»
Жозефина о Наполеоне:
«И все-таки, Бог свидетель, я люблю его больше жизни…»
Наполеон о Жозефине:
«Ни одну женщину я не любил так сильно.»
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Андре Кастело
Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Жозефина, никому не показавшись смешной, занимала престол, на котором дочь кесарей бесславно сменила ее.
«Больше чем королева!»
Ты станешь больше чем королевой, — сказала когда-то маленькой Розе Таше де Ла Пажри мартиникская ворожея.
Предсказание сбывается.
В пятницу 18 мая 1804 под гром орудий Сенат во главе с Камбасересом прибывает в Сен-Клу, чтобы сообщить Бонапарту декрет, облекающий его императорским достоинством.
Председательствующий Франсуа де Нешато поздравляет императора с «введением в порт корабля Республики».
— Да, Республики, государь! — повторяет он. — Это слово может оскорбить слух обычного властелина. Здесь оно уместно, ибо ему внимает тот, кто дал нам возможность радоваться ей в том смысле, в каком она способна существовать у великого народа.
Покинув нового императора, депутация отправляется к Жозефине.
— Государыня, — говорит Камбасерес, — мы только что объявили вашему августейшему супругу декрет, возводящий его в сан императора, учреждающий наследственную власть его семьи и тем самым связующий будущие поколения со счастливым нынешним.
Выдержав паузу, он продолжает:
— Сенату остается исполнить лишь самый сладостный долг и принести вашему императорскому величеству знаки почтения и выражения признательности французов. Да, государыня, молва делает достоянием гласности непрерывно творимое вами добро. Она гласит, что вы неизменно доступны для несчастных и пользуетесь доверием, которое вам оказывает глава государства, лишь для того, чтобы облегчать их страдания; что к удовольствию от благодеяния ваше величество присовокупляет ту отрадную деликатность, которая делает благодеяние еще более щедрым, а признательность за него — более сладкой.
Эти ваши достоинства предвещают, что имя императрицы Жозефины станет знаком утешения и надежды; и подобно тому, как добродетели Наполеона всегда будут служить его преемникам образцом искусства правления народами, нетленная память о вашей доброте научит ваших августейших подруг, что осушать слезы — самый верный способ царить во всех сердцах.
Затем, возвысив голос, он бросает:
— Сенат счастлив приветствовать ваше императорское величество, и тот, кто имеет честь быть его голосом, надеется, что вы соблаговолите числить его среди ваших преданнейших слуг.
Жозефина — императрица французов, а завтра — и королева Италии.
Хотя «Роза Таше» подготовлена к новости, она все равно взволнована. Она даже испытывает страх и целый день не выходит из своих покоев. Перед обедом Дюрок, правитель дворца, разъяснил приглашенным, как им отныне подобает обращаться к новым вельможам. Двух прежних консулов следует титуловать монсеньерами, а шестнадцать маршалов и министров — высокопревосходительствами; братья императора Жозеф и Луи Бонапарты становятся императорскими высочествами, их жены Жюли и Гортензия — принцессами. Вот почему за трапезой новый император неоднократно и явно нарочито называл их принцессой Луи и принцессой Жозеф [1]. При этих титулах две дамы — г-жи Мюрат и Баччокки — бледнеют у всех на глазах. В самом деле, сестры Наполеона не стали никем, в то время как невестка императора и «эти Богарне» сделались всем. Элиза ограничилась надменностью в обхождении с присутствующими дамами, но хуже владевшая собой Каролина, — рассказывает очевидец, — «лихорадочно, стакан за стаканом, пила воду, чтобы успокоиться и показать, что она чем-то занята, хотя ее душили слезы». Наполеон попытался обратить все в шутку и начал поддразнивать обеих женщин. Надменность усугубилась, число стаканов воды удвоилось. На другой день после семейного обеда Каролина и Элиза разразились жалобами, слезами и упреками. Г-жа Мюрат осмелилась даже крикнуть:
— Почему меня и моих сестер осуждают коснеть в безвестности и унижении, а чужачек наделяют почестями и титулами?
Слово «чужачки», то есть императрица, Гортензия и Жюли Клари, не содержало в себе ничего обидного, но император вспылил:
— Послушать вас, так это я отнял у вас наследство покойного короля, нашего родителя!
В конце разговора, — поведает Жозефина г-же де Ремюза, — г-жа Мюрат, выйдя из себя от отчаяния и суровости слов, которые ей пришлось выслушать, упала на пол и лишилась чувств. Эта картина укротила гнев Бонапарта, он притих и, когда его сестра пришла в себя, дал ей понять, что еще ублаготворит ее.
Действительно, утром 2 9 мая обе невестки Жозефины узнали, что отныне получают право именоваться императорскими высочествами. Г-жа Летиция прочла в Риме «Монитёр», возвещавший о победе ее дочерей, и возымела надежду, что будет возведена в ранг императрицы-матери. Ее приближенные, ничего больше не ожидая, стали титуловать ее «величеством»… Наполеон пожал плечами. Все это заслуживает только смеха! Однако вслед за женщинами возникли мужчины. Разумеется, гг, Мюрат, Баччокки и Боргезе, по крайней мере некоторое время, не допускались в императорскую гостиную вместе со своими женами, но тут взбунтовался Жозеф. Он был осыпан золотом, считал себя наследником Империи, но отнюдь им не был. Не считаясь с недоброй волей родни, Наполеон оставил за собой право, при отсутствии у него детей, усыновить своего преемника. Реакция Жозефа была совершенно нелепа: наследование по боковой линии было бы оправдано лишь в том случае, если бы Карло Бонапарт, «господин родитель», сам носил императорскую корону. Из этой нелепости, как доказал Фредерик Массон, и проистекали все сумасбродства г-жи Летиции и ее детей.
Что касается Евгения, он, в ожидании большего, был произведен в генералы, что ввело его в число сановников, но он остался самым бесхитростным из всех и нисколько не охмелел от своего нового положения.
Кое-кто лишь с большим трудом приучался именовать Жозефину императрицей и употреблять, обращаясь к ней, слово «величество». В глазах генерала барона Тьебо Жозефину, безусловно, возвышали ее «редкостные достоинства», украшала «бесконечная грация», но она тем не менее оставалась для него, как и для стольких других, «бывшей любовницей Барраса, той, кто лишь ценою командования Итальянской армией стала госпожой Бонапарт и за взятку в полмиллиона франков добилась передачи поставок на эту армию ужасной компании Флаше, бесстыдное воровство которой явилось причиной безграничных страданий и голода наших войск во время осады Генуи».
Тем не менее тот же генерал Тибо скажет о Жозефине:
«Какая иная женщина соединяла в себе столько обаятельности и достоинства! Приближаясь к ней, нельзя было не восторгаться, слушая ее — не наслаждаться, расставаясь с нею — не быть очарованным ею и ее обхождением».
Свою «обаятельность» новая императрица ставит на службу заговорщикам, вдохновленным Людовиком XVIII и графом д'Артуа. В июне 1804 завершается процесс Кадудаля. Армана де Полиньяка ждет казнь.
Однажды утром к Жозефине входит г-жа де Ремюза. Дочь де Верженнов вне себя: у нее только что была с визитом герцогиня де Полиньяк, умолявшая «помочь ей повергнуться к стопам императора», чтобы вымолить помилование мужу. Ее тетка г-жа д'Андло, дочь Гельвеция [2], присоединяется к ее просьбам. С успехом вмешаться в дело может, безусловно, только новая императрица. Жозефина сперва малость струхнула: император выказывает в таких случаях «сильное неудовольствие».
