Армянские сказки

потому не пришел. Когда он услышал, что ты

зовешь его, то весь покраснел от стыда, словно

роза, и уж красив он был!

— Говори, говори, продолжай... Я не все

расслышала. Ах, как, должно быть, упала я

в его глазах, как гадко станет он обо мне

думать...

От душевных терзаний Нунуфар занемогла

и слегла в постель. Испуганный царь созвал

лекарей. Они долго совещались и, наконец,

объвили, что не могут понять ни

причины болезни, ни найти средств к ее

исцелению.

Царь впал в отчаяние; Нунуфар была его

единственной дочерью и наследницей царства.

Приуныли придворные, загрустили горожане, и

только Арегнаэан оставалась равнодушной. Ей

и в голову не приходило, что она была

причиной болезни царевны.

Для забавы к Нунуфар приставили царского

шута, а в сиделки ей дали жену визиря.

Жена визиря была вдова; был у ней

взрослый сын, и ей давно уже казалось, что он

достоин сделаться царским зятем более, нежели

кто-нибудь другой. Поэтому она день и ночь

ухаживала за Нунуфар и всячески старалась

заслужить ее любовь.

— Госпожа моя, а что ты мне дашь, если я

тебя исцелю?—сказал однажды вечером шут,

обращаясь к царевне.

— Говори сию минуту, дурак, если знаешь

какое-нибудь средство,— вмешалась жена

визиря.

— Скажи-ка, царевна, если от двух отнять

одно, а потом опять прибавить одно, — будет ли

снова два?

— Ну, конечно. Съешь из двух яблок одно,

а вот я попрошу жену визиря дать тебе еще

одно, и опять будет два.

— Вот так штука! А я-то думал, что

съеденное — съедено, потерянное — потеряно,

полюбившееся— не заменить! Почему же эта

женщина осталась вдовой? У нее умер муж, так

пусть бы приставила к себе нового человека —

и опять стала бы не одна, а двое. Готов ей

служить, если она захочет!

— Ты обо мне, дурак, не заботься! — сердито

сказала жена визиря. — Говори лучше, какое

средство ты придумал для царевны?

Но шут подпрыгнул, ударил себя в лоб и

скороговоркой пропел:

Ах, глупа у шута голова!

Кто же станет на шута сердиться?

Чтоб одно снова стало два, —

Подойдет не всякая единица.

То, что есть, — то всегда и есть.

Чего лет — никогда не станет.

К сердцу сердце чужое не причесть,

Цифрой сердце никто не обманет!

Есть в палатах белый, как снег,

Румяный, как роза, храбрый красавец...

Пусть к Нунуфар прибавят «Арег»,—

Станет два, и от боли избавится!

Пропев эти слова, шут подпрыгнул несколько

раз и выбежал из комнаты. Жена визиря

прикусила язык и впала в раздумье. «Теперь я все

поняла, —> думала она. — Дурак расстроил мои

планы. Ну, хорошо же. Упеку я твоего Арега

в такое место, откуда он и не воротится!»

На другое утро она встала раньше всех и

пошла к царю.

— Государь, — сказала она, — я пришла тебе

сообщить радостную весть. Приснилась мне

наша царица и сказала, что единственное

средство для спасения Нунуфар — это живая вода.

— Жи-ва-я вода, — протянул царь. — Но кто

может достать живую воду?

— Государь, царица сказала, что достать ее

сможет только Арег.

Царь тотчас же позвал Арега и велел ему

отправиться за живой водой.

— Поезжай, сынок, — достанешь этой воды,

отдам за тебя Нунуфар, а с нею и все мое

имущество.

— И без такого обещания исполню,

государь, твою волю, — ответил Арег. — Да только

где искать эту живую воду?

— Кто может знать, где ее искать, сынок?

Добрые духи открывают это лишь своим

избранникам. Поворотись лицом на восток, объез-

жай все страны и государства, кого

повстречаешь — расспрашивай, и коли воды не

найдешь, так, по крайней мере, многое увидишь и

многому научишься. Казна моя для тебя

открыта, возьми золота и драгоценных камней,

сколько тебе понадобится.

III

Арегназан пустилась в дорогу на верном своем

коне, по имени Базик, которому за день

нипочем был и четырехдневный путь. Долго она

ехала, миновала много царств, много

перенесла бедствий, пока не достигла Волшебного

царства.

Однажды, жарким солнечным днем, Арегназан

остановилась на берегу озера, привязала Базика

в тени, сама уселась возле и, достав из сумки

еду, принялась утолять голод. Вдруг она

заметила, что стая голубей спустилась на берегу

неподалеку от нее; голуби скинули перья,

превратились в красивых девушек и бросились

в воду. Арегназан в первую мшгуту изумилась,

а потом захотела подшутить над ними и

поглядеть, что из этого выйдет; она незаметно

подкралась к берегу и спрятала перья одного из

голубей.

Девицы вышли из воды, накинули свои крылья

и улетели, но одна из них, не найдя крыльев

и стыдясь остаться нагою на берегу, бросилась

обратно в воду. Тогда Арегназан вышла к воде

с голубиными крыльями в руках.

Девушка-голубь по шею погрузилась в озеро и жалобно

запела:

Ах, отдай мне крылья, крылья,

Дай вспорхнуть и улететь!

Уж давно мне сны открыли

Все, что должен ты хотеть...

Ах, услышь мой огорченный,

Полный жалобою клич, —

Коль, девицей нареченный,

Хочешь мужества достичь,

Дай мне крылья, дай мне крылья,

Дай мне крылья, — и тогда

Все придет, что боги скрыли,

Все, — усы и борода...

Девушка-голубь умолкла и, склонив голову,

с нежнейшей улыбкой смотрела на Арегнаэан.

Но той так понравился напев, что она думала:

«Ах, не есть бы, не пить, а только слушать эту

песню!» И она стала просить попеть еще и еще.

Но пока голубь пела, сознание на минуту

покинуло Арегнаэан. Она почувствовала что-то

странное, хотя и очень сладкое. Наклонившись

к воде, она стала смотреть на себя: это было

точь-в-точь прежнее лицо ее, но только

обрамленное курчавой бородкой и черными

красивыми усами. И этот образ показался ей таким

прелестным, что она не могла на него

наглядеться.

«Это, видно я, — подумала она про себя.—

Теперь я, действительно, Арег».

— Прекрасный голубь, ты дала «мне то, чтс

было единственным моим желанием, —

обратилась она к девушке-голубю. — Так вот тебе твои

крылья, и еще, если можешь, достань мне

живой воды.

Девушка-голубь* накинув свои крылья,

вспорхнула и тотчас же принесла Apery в клюве сосуд

с живой водой, Арег спрятал его и весело

отправился домой, болтая с конем и сам отвечая

себе за коня.

IV

Не помня дороги, он ехал наугад, пока не

показались перед ним башни и строения

большого города. Он подъехал к городским воротам

и спросил у стражи:

-— Добрые люди, что это за город, и где

у вас останавливаются приезжие?

Но люди ничего не ответили.

Второй раз спросил Арег — и опять не было

ответа. Тогда он толкнул их: это были статуи.

Велико было его изумление, когда он увидел,

что перед ним окаменелый город. И что ни шаг,

то новая картина: тут толпа беседующих людей

с открытыми ртами; один ругал другого, да так

и окаменел; здесь свадебное пиршество со всей

обстановкой; продавец фруктов взвесил фрукты

и сыплет в корзину покупателя, и вдруг

окаменели и сам он, и весы, и фрукты, и

покупатель...

— Горожане!—крикнул Арег, надеясь

получить ответ.

Но возвратился лишь отзвук его крика.

В этом отзвуке Apery послышался чей-то

слабый стон:

— О..к...а...м...е...н...

Арег различил, откуда идет голос, и

поспешил туда. Он вошел в прекрасный дворец с

окаменевшими фонтанами и цветами; в саду он

наткнулся на каменного человека с живою

головой.