Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

Как-то его сосредоточенный взгляд упал на паутину, которая в изобилии скопилась за печкой, куда почему-то никогда не заглядывали дежурные по уборке гномы. Колпак собрал ее метлой и стал экспериментировать: скатывал в шарик, потом скалкой пытался раскатать, как тесто, потом из этого нарезать кусочки и вытянуть их в нити – точно так, как делают домашнюю лапшу. Но паутина слипалась, потом не разлипалась, запутывалась. Из всего этого Колпак сделал два вывода: паутина не годится и надо найти, что годится. Это должно быть что-то, из чего можно делать нити и плести их, как паук плетет паутину.

Колпак стал пробовать все, что попадалось ему под руку, разделить на длинные волокна, и довольно скоро определил, что делить можно крапиву, коноплю и лен. Путем хитроумных опытов он научился из этих растений получать добротную пряжу для разных нужд. Конопля шла на веревки, мешки, паклю для стеганых одеял, зимних утепленных курток и даже для заделывания щелей в доме, чтобы не дуло. Крапива использовалась для мешочков, в которых сохранялись продукты, из нее вязались колпаки, тужурки и рюкзаки. А вот на рубашки, штанишки, носочки, простыни шел лен – это был тонкий материал. Но, если конопли и крапивы вокруг видимо не видимо, то лен отыскивался с трудом – он любит солнечные поляны, а их в лесу не так-то много. Вот Колпак и разбил свою плантацию.

Выращивать лен – дело хлопотное. Оттого-то и выглядит тропинка Колпака, если посмотреть на нее сверху, например с верхушки столетней сосны, как цветок на длинной ножке, серединка его – это голубое льняное поле, а от него разбегаются тонкие стежки, похожие на лепестки диковинной астры. Вот один «лепесток» потянулся к ручью за водой для орошения поля, другой – к небольшому холму, на котором когда-то давно из занесенного сюда шквальным ветром желудя вырос могучий дуб. Он дал сильное потомство, и теперь здесь стоит шумливый и звучный от птичьих голосов дубовый лес. В старых деревьях, где есть дупла, поселились белки. Их помет – прекрасное удобрение. Поэтому-то Колпак и проложил сюда дорожку.

Еще один «лепесток», по которому, видно, давно не ходили, потому что он стал уже зарастать травой, ведет к глубокой яме – здесь брали глину. Зачем она понадобилась Колпаку? А, понятно. Поляна, которую он выбрал под свое поле, – самая солнечная в лесу, но почва здесь песчаная, а, значит, сухая, потому что вода слишком быстро сквозь песок уходит в глубь земли. Все нам расскажут «лепестки» – какую большую работу проделал Колпак, сколько сил и желания вложил он в свою плантацию.

Вот сюда он вывозил песок на Чистюлиной тачке – виден след от маленького колеса. Вместо него уложил плотный слой глины, чтобы вода не просачивалась вниз, и корни растений могли до нее добраться. На берегу почти высохшего болота он снял густой травяной покров, выбрал из-под него чернозем, смешал его с песком, чтобы земля не была слишком жирной, перетаскал все это на свое поле, а дерн уложил на прежнее место, и от ямы осталась только впадина, поросшая травой. А вон там, на крошечной поляне он собрал первые семена льна – здесь и теперь еще растут несколько диких, никем не сеянных голубоглазых кустиков.

Колпак, наконец, добежал до ручья, и на поле хлынула чистая, холодная вода. Пока она плыла по канавкам, прогрелась солнцем и напиталась его энергией, растения сразу ожили, выпрямились и потянулись к небу – хорошие будут волокна, длинные, крепкие и шелковистые.

Жарко стало. Пойдем-ка к озеру – искупаемся, а заодно посмотрим, как ловится рыба у Самтыгнома. Над водным зеркалом, переливающимся голубизной и отражающим в себе плывущие по небу пышные белые облака, кружится тьма тьмущая всякой мошкары. Обессиленная, она падает в воду, и тут подхватывают ее жадные рыбьи рты. Только и видишь – побежали круги, это очередная хищница проткнула носом водную гладь и схватила свою жертву.

Четыре часа сидит на берегу Самтыгном, наблюдая за подвижным, чувствительным поплавком. Он давно съел все свои запасы и мечтает об обеде, а рыба все не ловится. Уже несколько раз прибегал Чистюля, чтобы проверить, хорошо ли работает лебедка, при помощи которой Самтыгном вытаскивает рыбин из воды: для гнома сом, например, что для человека кит. Но рыба все не ловится. А чего ей глотать насаженного на крючок полудохлого червяка, если в воде плавает несчетное количество совсем свежих мух и комаров. Когда Самтыгном потерял всякое терпение, поплавок осторожно дернулся, затем заметался из стороны в сторону, и леска натянулась. Самтыгном сразу оживился, вскочил на ноги и ухватился обеими руками за рукоятку лебедки, налег на нее тяжестью всего тела и повернул колесо, на которое наматывалась тончайшая леска, сделанная из жил издохшего от старости кабана и почти до костей изъеденного муравьями.

Рыбина вынужденно поплыла к берегу, но как только поняла, что ее затягивают на мелководье, собрала все свои силы, оттолкнулась хвостом от песчаного дна, взбаламутив воду, и рванула на глубину. Самтыгном не удержал колеса, которое стало быстро набирать скорость вращения, но рукоятку не отпустил, а вместе с нею сделал крутой поворот и камнем из рогатки полетел в воду. Рыбина, натянув до отказа леску, не догадывалась сорваться с крючка, но успокоилась или выбилась из сил и ходила по кругу почти у поверхности воды, рассекая ее спинным плавником и делая мелкие быстрые волны. Самтыгном барахтался на глубине, хотя с его росточком ему и у берега показалось бы не мелко.

Он громко взывал о помощи, но вряд ли бы его кто-нибудь услышал, если бы в это время тропа Побудки не пересеклась с дорожкой Самтыгнома, и он не оказался поблизости. Медлительный Побудка тут проявил удивительную для него прыть: столкнул в воду толстую палку, лег на нее животом, руками и ногами стал загребать, как это делают лягушки, и быстро приблизился к Самтыгному. Тот от испуга сначала хватал Побудку за руки и чуть не стащил его со спасательного средства. Но потом догадался уцепиться за палку, и Побудка отбуксировал его к берегу. Тут они вместе поднажали на рычаг лебедки, колеса завертелись, леска стала накручиваться на катушку, и рыбина повисла в воздухе. Она так устала, что больше не сопротивлялась.

Оба гнома, мокрые, выбившиеся из сил и возбужденные, упали на траву и стали стаскивать с себя одежду, чтобы просушить ее на солнце. Разглядывая себя голенького, Самтыгном удовлетворенно заметил:

– Хорошо, что я такой упитанный, поэтому не утонул.

– Говорил тебе, сколько раз говорил, – сердито закричал на него Побудка, – учись плавать, раз любишь рыбалку, на воде надо быть ко всему готовым. Говорил?

– Ну, говорил,– неохотно признался Самтыгном. – Но я и так бы не потонул – жир не тонет. А у меня его вон сколько, – он прихватил двумя пальцами складку на животе, считая ее толщину вполне убедительным оправданием своей лени.

– Откуда ты это взял? – свирепо посмотрев на него, снова не удержался от громкого возгласа Побудка. Он был очень расстроен и возмущен легкомыслием Самтыгнома.

– Из борща, – простодушно признался несостоявшийся утопленник, – в борще сало плавает сверху.

– Но ты же не одно сало, у тебя же есть еще и кости, – уже успокоившись, рассудительно заметил Побудка. – Утопленники бывают и очень толстыми, так что где бы ты теперь был, если бы я не оказался поблизости? Говори, будешь учиться плавать?

– Ну, буду, буду…только не теперь.

– Какой же ты все-таки разгильдяй, – незлобиво произнес Побудка и о чем-то глубоко задумался. И мысли у него, видно, были не очень веселые. А Самтыгном ничуть не расстроился, только у него от купания разыгрался аппетит, и он полез в свой рюкзак проверить, не осталось ли там чего-нибудь съестного. Не осталось.

– Послушай, Побудка, – с надеждой в голосе произнес он, – нет ли у тебя там, – тут он ткнул пальцем в рюкзак своего спасителя, – нет ли чего поесть.

- Посмотри сам, – разрешил Побудка. Самтыгном развязал узел и стал извлекать из рюкзака все, что попадалось ему под руку. Несъедобное он засовывал обратно, а съедобное раскладывал на траве. Порядок поглощения пищи у него был такой: сначала съедалось то, что не очень вкусное, потом то, что повкуснее, а самое аппетитное оставалось напоследок, чтобы уже нечем было заесть приятное ощущение. Поэтому Самтыгном начал трапезу с банального бутерброда с зеленью, а обожаемую им корзиночку, начиненную овощами и ароматным мясом улитки, отодвинул подальше, но глаз с нее не спускал, предвкушая невиданное удовольствие.