Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

– Подумаешь – простыни, – бормочет обиженный прохладным приемом Мизинчик, – раз так, то и оставайся один, пойду к Колпаку. - Он принимает независимый вид и направляется к кровати, стоящей в самом темном углу комнаты, за дверью. Обитатель этого угла просыпается последним. Все дело в том, что он носит особенный, очень длинный колпак, конец которого всегда волочится по земле, и поэтому быстро пачкается. Каждый вечер, когда все уже спят, гном стирает свой колпак и сердито ворчит: “ Вот колпак, сшит не по колпаковски. Надо бы колпак переколпаковать – перевыколпаковать.” Но так ничего и не делает: не хочет менять своих привычек. Наверное, он любит свой колпак, хотя тот и доставляет ему некоторые неприятности: мало того, что цепляется за каждую кочку, мало того, что приходится не высыпаться, так еще и имя приклеилось какое-то неблагозвучное – Колпак.

Тут от плиты потянулся вкусный блинный запах. Самтыгном, пятый из братьев, готовит завтрак. Он знает толк во вкусной еде и приготовление пищи никому не доверяет. В кладовке, ключи от которой днем и ночью болтаются у него на поясе, чего только ни припасено: по стенам и под потолком висят высушенные на солнце или в тени на сквозняке пучки трав, связки грибов и корешков, гирлянды диких яблок и груш, в мешочках из крапивы хранятся лесные орехи, шишки и семена, в дубовых кадушках – соленые грибы, моченая морошка да брусника, в березовых бочонках – варенья да меды…

Колпак потянул носом воздух, причмокнул и проснулся. Он перелез через Мизинчика, который никак не мог согреться, и пошел на кухню. На краю длинного, сплетенного из ивовых прутиков стола стояло блюдо с блинами. Их было так много, что Колпаку пришлось вскарабкаться на стул, чтобы дотянуться до самого верхнего. Самтыгном рассердился:

– Я тебя звал? Ты что, не можешь дождаться, когда все сядут за стол? Смотри, какой нетерпеливый. Ну, настоящий гном.

– Сам ты гном, – парировал Колпак, проглатывая наспех прожеванный блин.

Вот и разгадан нами секрет имени пятого из братьев. Когда он бывал кем-нибудь недоволен, то всегда говорил: – Смотри какой, ну настоящий гном. – А ему отвечали: – Сам ты гном. - Так его и стали называть.

От домика, где живут гномы, расходятся в разные стороны пять узких дорожек. Где-нибудь в лесу они могут сделать резкий поворот и слиться в одну широкую тропу, потом опять разбежаться в две или три стороны, снова встретиться, расстаться – в общем, ведут они себя, как хотят, так же, как и гномы.

Вот сейчас братья закончили завтракать и вышли из дома. За спинами у них зеленые рюкзачки, набитые едой и каким-то скарбом, который может пригодиться в походе.

Например, Самтыгном взял с собой удочку, и сразу ясно, куда он направляется: на лесное озеро ловить рыбу. А что будут делать в лесу остальные? Ну-ка, последуем за ними.

Каждый гном, выйдя за калитку, поворачивает на свою тропинку, которая утром уводит в самую чащу, зато вечером указывает путь домой.

Первым отправился в путешествие, конечно, Мизинчик. Он оседлал длинную палку и, представляя себя скачущим на коне, галопом преодолел видимый отрезок пути. Высокая трава поглотила его. Зато нам хорошо слышны его громкие выкрики (хотя сам он считает, что поет):

– О-го-го, о-го-го! Отправляюсь далеко. Не грози мне дикий лес, и я крутого нрава, хоть ты вырос до небес... м-м-м, ла-ла-ла… – здесь Мизинчик задумался в поисках подходящей строчки и, наконец, прокричал: – на тебя найду управу...на тебя найду управу! На тебя найду управу! – довольный собой повторил он несколько раз. Видимо, больше у Мизинчика ничего не сочинялось, и он замолчал. Сразу стало слышно, как жужжат пчелы, кружащиеся над цветами, гудит шмель, кто-то шуршит в траве. А вот оглушительно затрещали цикады – значит, скоро осень, хотя еще и август. Мизинчик остановился, прислушался ко всем этим давно знакомым звукам и взгрустнул: стало жаль, что лето заканчивается. Однако Мизинчик совсем не умел грустить. Он вспомнил про свою палку и снова помчался вперед. В его рюкзаке что-то брякало, звенело и булькало, но он не обращал на это никакого внимания. День был теплым и солнечным, запах травы бодрил и радовал, жизнь вокруг кипела – все были заняты своими делами. Значит, ничего плохого в ближайшее время не случится – зачем же грустить.

– О-го-го-го, о-го-го! – с восторгом заорал Мизинчик, – мы поскачем далеко. Мы поскачем высоко. У меня надежный конь – сильный, ловкий конь-огонь.

Оставим жизнерадостного Мизинчика на его тропинке и посмотрим, чем занят сейчас Самтыгном. Вон он идет с удочкой и ведерком в руках степенным шагом, ни на что не отвлекаясь, ничего не замечая, весь сосредоточенный на предстоящей рыбалке. Он размышляет, какую рыбу лучше ловить. Пескаря? Пожалуй, маловат. Щуку? Хищница. Чего доброго еще проглотит, и глазом моргнуть не успеешь. Сома? Его из-под коряги не вытянешь. Плотвичку? Больно юрка – сорвется с крючка или из ведерка удерет. И почему в нашем озере киты не водятся, – сожалеет Самтыгном, – спокойный, большой и, бывает, сам на берег выбрасывается. Мяса на год бы хватило. Самтыгном представляет себе жаркое из кита, или китовые котлеты, или зразы по-китовски, или... Тут в животе у него заурчало, слюнки потекли, и он решил, что пора перекусить: развязал рюкзак, достал из него корзиночку, испеченную из теста и начиненную нежным мясом улиток под ореховым соусом, сел на перевернутое вверх дном ведерко и стал есть... Потом у него в руке оказалась гренка, посыпанная свежей зеленью. Потом он вытащил из рюкзака пирожок с капустой и термос с чаем из пахучих трав. Потом выловил из маленькой кастрюльки ароматный, фаршированный овощами и грибами перчик. Потом... Впрочем, пусть Самтыгном хорошенько поест. Это займет у него, должно быть, немало времени. Поэтому мы вполне можем пока его оставить и посмотреть, что делает на своей тропинке Побудка.

Он, конечно, никуда не торопится. С озабоченным видом то и дело останавливается, что-то разглядывает в траве, наклоняется, распрямляется, будто делает зарядку. Интересно, чем это он таким занят? Вот, смотрите, Побудка снова наклоняется и тихонько бормочет себе под нос:

– Ах, какая красивая. Как же ты сюда попала? Такая неосторожная.

Между стволами чернобыльника и сурепки огромный черный паук растянул свою сеть, а сам затаился в ожидании добычи. Легкомысленная голубая бабочка (что-то редко они теперь встречаются в лесу), порхая с цветка на цветок, опьяненная сладким нектаром, не заметила ловушки. Она мгновенно прилипла к клейкой паутине, и чем больше билась, стараясь выбраться из нее, тем больше запутывалась. Паук, почувствовав колебания сети, понял, что добыча рядом и уже готовился наброситься на свою жертву. Однако Побудка этого не допустил. Взяв палку, он прогнал паука.

– Ишь, обжора, – сердито погрозил он пауку палкой, – поголодай немного, это полезно. – Затем Побудка помог бабочке выпутаться из паутины, содрать с крылышек липкие нити. – Ну, теперь лети, – сказал он, – да впредь будь осторожнее.

Несмотря на то, что бабочка спасена, настроение у Побудки совсем испортилось. Было жаль паука, ведь он остался голодным. “Паук не виноват в том, что природа сделала его хищником, – рассуждал Побудка, – чтобы ему не умереть, надо есть бабочек. А они такие красивые, беззащитные. Без них лес был бы скучным. Порхают с цветка на цветок, веселятся, радуются солнечному дню, и все вокруг, глядя на них, тоже чувствуют себя счастливыми». – Побудка вздохнул, остановился, задрал вверх голову, приставил ко лбу над глазами ладонь как козырек и взглянул на небо. Сначала он увидел верхушки деревьев, почти сомкнувшиеся кронами. Потом разглядел голубизну неба, кое-где промелькивающую сквозь трепещущую на ветру зелень листвы. И вдруг в какое-то мгновение луч солнца пробил толщу густо переплетенных друг с другом ветвей и упал Побудке в глаза. Он зажмурился и засмеялся: золотистый солнечный зайчик соскользнул с ресниц на щеку, и ей стало тепло и щекотно. “Как хорошо”, – подумал Побудка и, совершенно забыв про паука, пошел дальше, куда вела его тропинка.