Звезды для нас

Иногда Лутьюфо прикасался к ошейнику пальцами - то ли он мешал ему дышать, то ли чтобы проверить - на месте ли он?

После середины дня мешок наполнился. И Лутьюфо завязал его. Теперь бутылки надо было сдать. Странно, но сегодня он управился быстрее, ощутимо быстрее, чем обычно. И это было как неудобство или зябкое чувство не совсем нормального, похожее на ожидание, похоже на весеннее ощущение.

Около пункта приема стеклотары шлялись только двое незнакомых Лутьюфо мужиков, небритых и скромных с похмелья.

А внизу не было даже самого приемщика. Но Лутьюфо снял мешок и начал выставлять бутылки в окно приема. Он аккуратно расставил все и стал напряженно смотреть внутрь - за пустые ящики - нет ли там кого?

Было темно и холодно. Вдоль стен лениво протекали ручейки, огибая спички и окурки, на стенах висели инструкции, какие бутылки принимаются, а какие нет. В дверь, прижатую к стене старым сырым ящиком, отражался солнечный свет от стекол окон, выходивших во двор-колодец. Бледный, даже белый свет.

Лутьюфо смотрел на свет от двери. И вдруг ящик отполз, и дверь облегченно закрылась. Задребезжал засов. Лутьюфо, сидевший на корточках, вскочил, обернулся и. Перед ним сидел Белый кот. Сидел и разглядывал Лутьюфо.

- Ну вот, - сказал Белый кот, - Вот и все. Хватит.

Звякнуло в глубине за пустыми ящиками. Еще раз звякнуло, и появилась Королева. И конечно. Кто ж еще теперь. Вошла она, и стало светлей.

- Все так просто, - сказала Королева и положила руку на голову коту, - Так просто... Ты останешься здесь навсегда. Ты здесь умрешь быстро или долго, но. Ведь ты, человек или собака, без еды не сможешь. И это будет навсегда. Ты меня понимаешь, паяц, навсегда...

Она замолчала так, словно не знала, что сказать - что говорить. И что говорить? Судьба прерывалась. Лутьюфо в своем состоянии и в состоянии собаки отсюда не выбраться. Поручение Колдуньи не выполнялось. И все это слышала, все это понимала не спящая Алика.

- Идем, кот... что ли, - Королева взглянула на ошейник на горле Лутьюфо, даже прищурилась близоруко, пожала плечами и повернулась, - Пошли... - и она взмахнула ладонью у бедра.

И кот обернулся последний раз и сумрачно хмыкнул:

- Крысы тут... Да; крысы...

Их не было мгновенно, и остался Лутьюфо. И Алика. И вот из дальнего угла по потолку выдвинулась разлапистая тень. Паук - крупный, но не старый остановился и посмотрел сверху вниз на рыжего человека. Из брюха паука, желтого, ядовито-желтого, тянулась серебристая нить чистого серебра.

- Я сын Бородула, - проскрипел паук, - А ты мертвый теперь будешь.

Паук побежал по потолку, потом обратно, наискосок и вниз к стене. За ним тянулась нить и слабо позванивала.

Пожалуй, что наступило все. И как отсюда будут выбираться Лутьюфо и Алика, я не знаю.

Они этого тоже не знали. Лутьюфо стоял, смотрел на паука. А тот продолжал работать, тоже наблюдая за рыжим человеком. Двери за паутиной уже не было видно - и паук на мгновение остановился, коротко и зло приподнял лапу с небольшой металлического отблеска колючкой: приглашал кинуться к выходу, запутаться в липких нитях, закричать в непереносимом ужасе. Но Лутьюфо шагнул вглубь.

Он оказался там, где обычно стоит приемщик. Там на барьерчике оставались белые волоски. Там, где сидел кот.

Паук перебежал и, повиснув над головой рыжего человека, скрипнул, как рассмеялся. Сразу же за ящиками заворошилось оберточной бумагой. Потом высунулась острая желтая темная морда. Крыса. Из-за другого ящика появилась еще одна. Обе крысы вылезли и посмотрели на рыжего человека. И спрятались. Пока затаились.

Медленно наступал, но вскоре начался вечер, потому что Лутьюфо из человека перешел в собаку - постепенно. Незаметно, как распускается ночной цветок.

Морды крыс появились из-за ящиков. Вылезли, протаскивая тела в щели, переваливая через низкие препятствия. Некоторые дрожали, словно от холода. Отряхивались. Вытянулся каждый волосок на хвосте собаки и сам хвост. Лутьюфо приоткрыл пасть, и челюсти влажно щелкнули. На городской свалке Лутьюфо много раз приходилось драться с крысами за еду, и крысы свалки знали его запах и вид. И теперь многие из них были здесь. Выстраивались полукругом, привставали на задние лапки, принюхивались. Приближались.

Осторожно и останавливаясь - с какой-нибудь кошкой они бы не церемонились, - но этот их враг, опытный, пока всегда их побеждавший, был слишком опасен, для того чтобы действовать против него опрометчиво.

И тут прозвучало дрожью в сумраке подвала: - Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал - так велела птица!

Возникла Алика рядом с Лутьюфо, сверкнув зеленым всплеском. Это остановило крыс, но не отодвинуло ни на полшага.

Лутьюфо присел, готовясь к прыжку, но Алика положила пальцы ему на затылок. И они услышали мужской голос:

- Девочка моя... не бойся. Есть проход за ящиками. Налево и прямо. Там люк... постарайся. Надо туда. Вспомни, ведь тебе снилось... вспомни...

Замерли крысы и паук, собака и девочка. Потянулся, истончаясь, конец ожидания прыжка.

И Лутьюфо прыгнул, опередив бросок самой большой крысы из центра полукруга. И крыса скорчилась под всеми лапами собаки, и обмякла ее спина, изогнулся сжато хвост острым углом. А Лутьюфо взмахнул мордой влево, схватил поперек туловища крысу, бросившуюся у его лапе, и отскочил влево и вперед от крысы справа, сжимая челюсти, разжимая и роняя уже мертвую крысу.

Несколько раз метнулась собака, расчищая проход для девочки. И Алика побежала, услышав, как что-то шлепнулось сзади - паук вонзился колючкой в пол, целясь в голову девочке. Хрустнула его лапа, когда тело сына Бородула повернулось, описывая круг. Вытаращив глаза и сжав челюсти от страшной боли, паук попытался все же достать край платья Алики, приподнялся, но не достав, вытянулся. Перекатился через себя, обламывая колючку, и выгнулся, пережидая приступ первой боли.

Алика и Лутьюфо бежали влево по проходу между ящиками, и пустые ящики валились с грохотом позади них, когда Алика задевала их плечом. И настигающе шелестело, неотступно и страшно.

Они добежали до тупика, где прерывистой линией квадрата пробивался слабый свет - люк. Но крышка люка не открылась, хотя девочка очень старалась. Хотя не было видно ни замка, ни задвижки.

Когда Алика снова надавила на крышку боком, когда те, кто стремились сзади, были совсем рядом, она ощутила давящий укол, сунула руку в кармашек разодранного о ящики платья и вытащила красный камешек, который дала Колдунья. Камешек блеснул и вздохнула крышка люка. Тогда девочка провела камешком, направляя его по краям люка, и крышка с хрипом и скрипом приоткрылась мягким движением. Легко Алика откинула ее дальше и увидела звезды на небе и фонарь во дворе дома.

- Лутьюфо! - крикнула она.

Собака прыгнула к небу, приземлилась, пружиня, на асфальте и, развернувшись, посмотрела на Алику.

Девочка шагнула вперед, оттолкнулась и почувствовала под ногой живое и скользкое. Она едва не упала, но успела ухватиться за металлические края выхода, и Лутьюфо, зацепив ее зубами за край платья, окончательно порвал его, но вытащил Алику. Крышка опустилась на место и вжалась в края. Оттуда зло завизжало и оборвалось.

Рыжая собака в ошейнике и девочка в колготках и грязном белом переднике шли по улицам города. Была ночь.

Алика наклонилась к уху Лутьюфо, придерживая разорванные кружева на переднике, и сказала:

- Иди туда, ты знаешь куда, принеси то, я знаю что.

Уши Лутьюфо вздрогнули, и он прыгнул вперед и побежал. Алика побежала за ним, и камешек в ее ладони стал влажным - так быстро они бежали.

Время завершило и этот круг.

Дом стоял на набережной Фонтанки и не отражался в воде реки. Перекрещенные рамами окна всех трех этажей были темными. Дверей в подъезде не было, и в глубине мерцал отраженный свет.

Лутьюфо и Алика стояли перед входом.

- Здесь, - спросила она.